Я была уже раз на Аляске – по пути в Японию. В начале марта Энкоридж встретил меня снежной бурей. Леденящая позёмка залетала мне в туфли, пока я шла к зданию аэропорта от самолёта Британской компании. В аэропорту тепло, и я, в полудрёме после бессонного перелёта через Атлантический океан, мечтала о цветущих сакурах Японии и наблюдала вполглаза, как небольшие местные самолёты Энкориджа, похожие на хрупких стрекоз, боролись с порывами ветра и снежными заносами.
Когда через три года я получила приглашение от совета по международным делам на Аляске, я приняла его без особого вдохновения. И летела в Энкоридж в дурном расположении духа, тем более, что мне надо было делать две пересадки от Хартфорда – в
Чикаго и Сиеттле, где я уже тоже побывала. Стоял октябрь – не самое лучшее время года. Я не ждала ничего нового. И, однако, мне предстояло новое чудо. Переводчицей моей на конференции вызвалась быть Зина, внучатая племянница Александры Коллонтай. Одно это не могло не вызвать взаимного интереса. Зина переводила легко и живо, её артистическая манера общения нравилась публике. Благодаря ей и я чувствовала себя в форме. Это был несомненный успех. Мы разговорились после выступления, и Зина вызвалась познакомить меня с Аляской. Я пригласила её на следующий день к себе в отель.
Я видела тебя только раз
до этой встречи,
но ты вошла в мой номер
В Отеле Капитан Кук,
улыбаясь мне как старому другу.
И я поймала себя на том,
что чувствую волнение любви.
Я удивилась себе –
на далёкой Аляске
менее всего я ждала тепла:
этих нежных струй,
бегущих по всему телу.
Я встала у окна,
наблюдая, как ты говоришь по телефону,
и эти нежные струи
невидимо текли между нами –
от тебя ко мне,
проникая внутрь меня.
Ты повесила телефонную трубку
и подошла к окну,
мы вместе смотрели на горы –
цепь снежных гор,
тянущуюся вдоль горизонта.
Потом я сказала деловым тоном:
“Нам пора ехать”,
так и не узнав,
что чувствовала ты...
После посещения Женского центра мы едем с Зиной к ней домой на ланч. И мне так уютно сидеть с ней на кухне – за столом у широкого окна, выходящего на террасу.
Ты сидишь напротив меня
и твой взгляд меня волнует,
я хочу протянуть к тебе руку
и коснуться пальцами твоего запястья.
Я говорю тебе,
что я счастлива
разговаривать с тобой по-русски
/никто больше не поймёт меня
кроме тебя…/,
что я счастлива называть тебя на ты
/вместо холодного “you” –
такое жаркое “ты”!/
Ты краснеешь от моих слов,
ты покрываешься лёгкой краской
смущения? волнения? радости?
и этот нежный свет,
исходящий из твоей кожи,
ещё более притягивает меня к тебе.
Короче, в Зинином лице я влюбляюсь в самою Аляску, когда-то бывшую русской, как и Зина, а теперь американскую.
Я целую твои руки,
моя возлюбленная,
моя Аляска.
Как я люблю
твои восходы с одинокой звездой на горизонте,
твои закаты, такие просторные и чистые,
твои сквозные берёзы
и горячие краски твоей осени.
Твой свежий запах, запах спелых ягод
и океана,
знакомые мне с России –
как многое будят они во мне.
Какими тёплыми волнами,
какими сладкими волнами
любовь к тебе теснит мои жилы.
Я целую тебя в губы,
возлюбленная моя, Аляска.
Я благодарю тебя за твой свет,
за пламень этого неба
сейчас надо мной.
Как смириться мне с мыслью,
что я, наверное, расстанусь с тобой
навсегда?
И не увижу больше твоих гор,
вершины которых только что покрылись снегом,
не услышу твоих песен, полных нежности и страсти,
не почувствую больше
твоего крепкого объятия...
Через несколько дней Зина провожала меня к аэропорту Энкориджа и уверяла, что я вернусь на Аляску. Я подарила ей стих на прощание.
Ты возродила поэзию в моей душе,
поэзию, которая так долго ждала выхода.
Мне надо было поцеловать тебя,
чтобы дать ей окрепнуть в моей душе,
но я не сделала этого,
боясь нарушить очарование первых чувств,
таких хрупких...
Я хотела пригласить тебя в свой номер
в последний вечер
и пойти с тобой в атлетический клуб
в отеле,
где есть источник с горячей бурлящей водой,
подобный гейзеру,
в котором я купалась на Камчатке.
Я хотела выпить с тобой чаю,
смотря на закат вишнёвого солнца,
и сказать тебе о своих чувствах.
Я хотела остаться с тобой
в своём номере до утра
и не сделала этого...
Интересно, пришла бы ты или нет?
Зина ответила, что пришла бы, что узы, нас связавшие – навсегда. А потом долго не писала мне, уйдя с головой в свою работу феминистки-психолога. Я тоже занималась своими делами и всё же досадовала.
Мне начинало казаться, что волшебство действует только на Аляске.
Где-то за тысячи миль
Ты лежишь на своём диване
у камина
среди высоких снегов Аляски.
каждодневная
привычная жизнь
окружает тебя –
завтрак, машина, служба,
пациентки, анкеты, встречи,
кабинет, стеллажи и книги
по психологии преимущественно.
Успеваешь ли ты думать
о затерянной где-то душе,
полной тревог и надежд?
Душе, которая встретилась тебе
случайно на пути...
Зина прислала мне несколько чудных писем, но было заметно, что переписки недостаточно – нам надо видеть друг друга. Через несколько месяцев я поехала делать тур по Канаде. Я была ближе к Зине территориально, хотя мои чувства обобщились уже в нечто почти абстрактное. Это уже не было Зиной, это стало духом Аляски.
Или духом Вечной Подруги, затерянной в Лете.
Как не хватает мне,
островитянка,
твоего голоса
здесь на континенте,
твоего тихого голоса,
спокойного и глубокого
как ночь на Аляске.
Он убаюкивал меня,
умиротворял
как лёгкий ветер,
как мягкий ветер
в долине между гор,
где мы бродили с тобой –
если ты помнишь об этом.
Ведь прошло так много лет
с тех пор,
беззаботных лет нашей юности,
островитянка.
Недавно Зина звонила мне из Энкориджа, но я ненавижу телефоны за их иллюзию близости.