1
Герасима разбудили шаркающие шаги. Бабка Пелагея встала спозаранку, уже протопила печурку, и по избе плыл запах блинов.
Герасим вытянул шею, свесил голову с лежанки: бабка только что влила на сковородку теста, и теперь оно зашкворчало, запузырилось, загибаясь с краев золотистой корочкой.
Желудок зарычал, стал кидаться на ребра, кусаясь не хуже соседского Дружка. Пятясь, Герасим осторожно сполз с печи ища ногой приступок, заковылял на кухню. Потерся лбом о бабушкин платок, схватил с тарелки блин, обжигая губы засунул его в рот целиком, закрыл глаза от удовольствия.
– Умылся бы поперва... – с напускной строгостью ругнулась баба Поля, успев бросить на тарелку ложку сметаны из крынки.
– Гы-ы, – умиротворенно замычал Герасим, макая второй блин в душистую сметану. Подхватив сорвавшуюся с корочки белую каплю языком, оглядел блин со всех сторон и отправил его в рот.
– Нагнись, окаянный, – заворчала бабушка. Сняв с гвоздика рушник, вытерла внуку сметану с усов и бороды, наказала:
– Зорьку подои, да про дрова не забудь...
Гера поймал бабушкину руку, прижался к ней щекой, глядел снизу карими глазами и безмятежно улыбался.
Зорька потянулась навстречу, ткнулась мокрым носом в лицо, лизнула широким языком. Герасим обмыл вымя теплой водой, вытер рушником, сел на маленький пенек. Белые струйки весело зазвенели о дно подойника. Зорька хрумкала сеном, иногда кося выпуклым глазом на хозяина.
Перед домом, под столетней липой, высилась гора напиленных дров. Держа топор под мышкой, Герасим вышел со двора, поздоровался с проходящей мимо соседкой, бабкой Клавой. Аккуратно ставя чурбаки на широкий пень и придерживая их левой рукой, Гера долго прицеливался и сильно опускал топор на полено.
Солнце поднялось уже над домами, когда Герасим присел отдохнуть, оставив торчать топор в пеньке.
– Гера! Привет!
Громкий крик заставил Герасима испугано вздрогнуть и обернуться. От соседского дома к нему шла невысокая девчонка в юбке и короткой кофточке, из-под которой был виден голый живот. Склонив голову к плечу, Гера долго вглядывался в девчонку, мучительно пытаясь вспомнить, кто это. Смутные видения девчушки то на санках, то с сачком перед домом мелькали в голове, но никак не могли увязаться с обликом этой почти взрослой девушки.
– Гера, привет! Ты что, не узнал? Я же Лушка, соседка твоя.
Она протянула руку ладонью вниз, чтобы поздороваться. И только увидев круглый шрам на запястье, Герасим вспомнил ее. Радостно обхватив заскорузлыми пальцами прохладную ладошку, он ткнул ногтем в шрам и счастливо засмеялся, показывая крупные желтоватые зубы.
– Гы-ы! Лу-лу... – он удивленно тер пальцем шрам, склонив голову к руке, и рассматривая запястье то одним, то другим глазом.
– Вспомнил? А помнишь, как я тогда упала на разбитую бутылку, и ты нес меня на руках до остановки?
Гера засмеялся еще громче, влюблено глядя на Лулу выпуклыми глазами. Он помнил, как много лет назад, чуть не умер от боли в сердце, когда бегом нес девочку в больницу. Кровь из развороченной руки текла и текла, пугая его до обморока. Прижимая девочку к груди, он бежал сначала до остановки, потом до села, где был врач, оставив далеко позади бабу Полю и соседку, бабку Клаву. И беспрестанно лизал запястье, не давая вытекать крови.
Ему снова захотелось взять ее на руки, но от Лулу пахло каким-то новым, странным запахом, и он почему-то оробел.
– А бабушка пирогов напекла со щавелем... Подожди... – сказала Лушка.
Она осторожно вытянула руку и побежала к дому. Скособочившись, задевая правым кулаком за колено, Герасим пошел за ней.
Сидя на лавочке под окном рядом с Лушкой, Гера жевал пирожок и вслушивался в ее голос. Слова были совсем незнакомыми, поэтому он радостно смеялся в ответ на веселый тон или хмурился, если Лушка говорила серьезным голосом. Лулу была такая маленькая, что ему приходилось сильно нагибаться, чтобы посмотреть ей в лицо.
– Гера-а-сим, обедать иди... – донесся от дома голос бабки Поли.
Гера насторожился – голос бабушки был сердитым. Лушка замолчала, потом встала и ушла.
– Клавдее теперича радость... – буркнула бабка Поля, поставив на стол сковородку с картошкой. – Сколя годов в город моталась к внучке... А тут, Лушку-то вчерась, на этих... на драндулетах привезли вечером. Вот уж... свиристелка, прости меня, Господи, – бабка перекрестилась, укоризненно поджала губы.
– До полночи тарахтели, охламоны. Не привечай ты ее, а то ведь беды не оберешься, – бабка Поля смахнула крошку со стола в сухонький кулачек, снова перекрестилась.
После обеда Герасим опять колол дрова. Он брал самые большие напиленные чурбаки, долго устанавливал их на пеньке, и сильно бил колуном. Огромный чурбак разваливался на равные половинки. Герасим довольно хмыкал; ему очень нравилось колоть дрова.
В переулке раздалось громкое тарахтение и на улицу вывернули три мотоцикла. Распугивая кур, они пронеслись по тропке вдоль домов и остановились у дома бабки Клавы. Сидевший на красном мотоцикле крупный парень в черной куртке посигналил. Вслед за ним на разные голоса раздались еще два сигнала.
Окно распахнулось, и Лушка, свесившись по пояс, приветливо замахала рукой. Парни заглушили свои мотоциклы и откатили их с тропки, поставив недалеко от липы. Весело смеясь над чем-то, направились к лавочке под Лушкиным окном. Через минуту на улицу выскочила и она сама.
Герасим стоял, забыв про дрова, и с любопытством смотрел на разноцветные мотоциклы. Ему нравились эти тарахтящие машины. Если нажать на черную кнопочку на руле, то они так громко гудят... Геру это всегда приводило в восторг.
Он подошел к мотоциклам, остановился, разглядывая блестящие ручки. Найдя на руле знакомую кнопку, он надавил на нее ладонью. Сигнала не было, поэтому Герасим еще несколько раз ткнул пальцем в кнопку, склонив голову к мотоциклу и прислушиваясь.
– Эй, урод, ты что там лазишь? Отойди от мотика! – раздался громкий крик.
Герасим испуганно дернулся, неуклюже поворачиваясь на голос и задевая локтем за руль. Мотоцикл упал, воткнувшись рулем в мягкую землю. На лавочке раздался возглас, потом грохнул смех. К мотоциклу подбежал щуплый подросток, оттолкнул Герасима, который пытался за колесо поднять мотоцикл.
– Уйди, ур-р-род! – прошипел парень.
Гера послушно выпустил колесо из руки. Мотоцикл снова упал на руль, под ручкой что-то хрустнуло.
Натужившись, парень за руль приподнял мотоцикл, поставил на подножку, осмотрел руль, что-то подергал. Гера, опустив руки, виновато стоял рядом.
Подросток обтер травой руль, отбросил пучок в сторону, и неожиданно изогнувшись, ударил ногой в грудь Герасима.
Он судорожно вскинул руки, пытаясь закрыть лицо и живот. Пальцы левой руки стукнулись о ногу парня и сомкнулись чуть выше щиколотки.
Парень потерял равновесие и упал, ударившись головой о землю. Он задергался, пытаясь другой ногой сбить руку Герасима. Гера задрал руку повыше, поднимая парня в воздух. Тот выворачивался, цепляясь за землю и вырывая пучки травы.
На лавке снова раздался смех. Громче всех смеялась Лулу. Ободренный ее смехом, Герасим тоже улыбнулся, скаля крупные желтые зубы:
– Гы-ы-ы... Лу-лу...
Повернувшись спиной к домам, он пошел к зарослям репейников и крапивы, росших неподалеку. Бомбовую воронку деревенские приспособили под мусорную яму, а широкие листья лопухов надежно скрывали под собой консервные банки, рваные сапоги, ржавые велосипеды – короче, все, что уже точно никогда не пригодится в хозяйстве.
Раскачав парня, Гера разжал пальцы. Подминая репейники и крапиву, подросток упал ногами вперед в яму, тут же вскочил, бросился в сторону.
Гера отвернулся от него, заковылял обратно. Возле дровяной кучи его ждал второй парень, тот, что приехал на красном мотоцикле. Он был одет в черную кожаную куртку, на которой блестели клепки и цепочки.
Гера остановился, выжидательно глядя на незнакомца. Его мотоцикла он не трогал, никакой вины за собой не чувствовал, поэтому просто смотрел на губы парня, ожидая, что тот скажет, по привычке согнувшись и упираясь правым кулаком в колено.
Парень ни с того ни с сего набычился, вскинул полусогнутые руки перед собой и ударил Герасима в лицо правым кулаком.
Острая боль пронзила голову, мгновенно выдавила слезы из глаз, заставила выпрямиться во весь рост. В голове что-то тонко звякнуло, а в груди зародился глухой рык. Сквозь пелену в глазах он увидел, как снова мелькнул кулак. Второго удара в скулу Герасим даже не ощутил.
Выбросив вперед левую руку, он схватил парня за грудки, рывком подтянул к себе. Парень неожиданно оказался ниже его почти на голову. Обхватив шею парня сгибом правой руки, Герасим прижал его голову к своей груди. Тот попытался вывернуться, наугад замолотил по корпусу кулаками. Герасим сжал руку сильнее, вглядываясь в побагровевшее лицо. Вдруг на щеке парня показалась кровь, еще одно большое пятно... еще...
Герасим наклонил голову, внюхиваясь в кровь. В носу сильно защипало, и на лицо парня хлынул алый ручей. От его вида и запаха у Геры зашумело в голове, и мир начал блекнуть. Он еще сильнее согнул руку, раскрыл рот и замычал.
Вокруг кто-то кричал, его били по спине, по голове, пытались разжать руки. Он этого не чувствовал, пытаясь судорожно удержаться пальцами за ускользающую искорку сознания. И вдруг на пылающую огнем голову хлынул поток спасительной прохлады. Ноги у него подкосились, и он упал на землю.
С трудом открыв глаза, он мутным взором огляделся: парень в куртке сидел неподалеку и раскачивался, держась за шею. Его рвало. Рядом стояли двое других парней и Лушка, поодаль шептались бабка Клава с поленом в руке и сосед, однорукий дядька Роман. Найдя глазами бабку Полю, Герасим на четвереньках подполз к ней, уткнулся мокрой головой ей в передник и заплакал. Выпустив из руки ведро, бабушка присела рядом, причитая:
– Герушка, внучек...
Дядька Роман шагнул к парням, махнул культей:
– Укатывайтесь... И моли бога, пащенок, что Герка вовремя сомлел. Он быку шею свернет и не заметит, не то, что тебе.
Дома было скучно. Бабушка прихворнула и лежала на кровати, отвернувшись к стене. Гера осторожно, чтобы не разбудить, укрыл ее поверх одеяла шалью и вышел во двор.
Голова уже почти не болела, поэтому он наносил домой воды и снова принялся колоть дрова, изредка поглядывая на соседский дом. Лушки не было видно; только один раз показалась на крыльце бабка Клавдея, но, увидев Герасима, перекрестилась и, сплюнув, скрылась в доме.
Теплый весенний вечер неслышно опустился на деревню. За огородами раздался мягкий хлопок кнута – это пастух Лексей Гусев гнал стадо. Вытягиваясь из переулка, коровы, козы, овцы спешили по домам. Зорька завидела Геру, прибавила шагу, забренчал маленький колоколец на шее. Полное вымя качалось, стреляя белыми струйками по сторонам. Воздух наполнился сладковатым запахом молока. То там, то здесь звучали голоса хозяев, подзывающих своих питомцев, эхом им вторило блеяние овец и низкое мычание буренок.
Герасим завел Зорьку в хлев, поставил перед ней ведро воды, надоил полный подойник молока. Зорька милостиво выжидала, пока хозяин ухаживает за ней, водя по крутым бокам щеткой. Поставив подойник с молоком в погреб на ледник, Гера зашел в дом, прислушался. Было тихо, бабушка, наверное, еще спала.
Натянув на плечи пиджак, Герасим вышел на улицу, не спеша направился на дальний конец деревни в клуб, радостно здороваясь с каждым встречным.
Ярко светила полная луна, когда Герасим шел домой из клуба, где все время просидел на краю сцены возле одинокого старого рояля. Из больших колонок за спиной гремела музыка; Гера весело скалил зубы, пытаясь кивать в такт. Иногда магнитофон замолкал, к роялю садился ведущий и бодро стучал по клавишам. Рояль устало дребезжал струнами, поскрипывал, с неохотой издавая из-под крышки веселые звуки. Герасиму нравился этот рояль – он был похож на большую черную лягушку, раскрывшую пасть. Пасть была большая и, чтобы она не захлопнулась, ее всегда подпирали палочкой.
За спиной затарахтели моторы. Гера обернулся: в глаза мигнул и погас яркий свет фар. Герасим прикрыл лицо рукой и отступил на обочину. Шум усилился, разделился натрое, обтек с боков и со спины. Угрожающе взревев напоследок, моторы смолкли. Убрав руку от лица, Герасим пытался вглядеться, но ослепленные светом глаза смогли увидеть только тени с палками в руках. Внезапно в глазах снова вспыхнуло искрами, голова мотнулась от удара, затылок заломило от тупой боли. Раздался треск, перед лицом мелькнул обломок палки. Обернувшись, Герасим успел заметить отбегающую полусогнутую тень. Резкий удар сзади под колени уронил его на землю. На голову еще раз опустилась палка. Одновременно спину обожгла острая боль; велосипедная цепь опоясала плечи, разорвала пиджак. Носки ботинок все время норовили попасть в лицо. Гера закрыл голову руками, даже не пытаясь встать. Перед глазами постоянно вспыхивали желтые круги, ребра гнулись от ударов, грозя сломаться и проткнуть шкуру.
Удары стихли, и в воздухе осталось только хриплое дыхание и отрывистые голоса. Шум в голове мешал Герасиму понять слова. Вот что-то стали делать с его ногами.
Вразнобой взревели моторы, Герасима дернуло за ноги и поволокло по земле. Он пытался зацепиться за землю руками, но пальцы лишь чертили на дороге глубокие борозды. В последний раз мелькнули за бугром огни деревни, и только полная луна бежала вдогонку, пытаясь узнать, куда везут Герасима.
Рывки за ноги прекратились, холодная трава студила голый живот. От тихо рычащих мотоциклов раздались шаги, громко хрустнула под каблуком ветка.
Сильный удар в бок заставил его шевельнуться, и Гера почувствовал, что земля под ним осыпалась, и он полетел вниз. Через мгновение он ударился о твердую глину, перевернулся и покатился в темноту. Высоко над ним взревели моторы, и все стихло.
Закатившись в кусты, Гера прислушался: недалеко ухнул филин, пискнула мышь. С головой что-то случилось: Герасим видел теперь все совершенно отчетливо, каждую травинку, прожилки на листьях. От этого непривычного чувства слегка кружилось все вокруг, а под веками резало, будто в глаза попал песок. Иногда все двоилось, застилалось розовой пеленой, а в голове становилось пусто, как в перевернутом ведре.
Ноги не слушались; Гера медленно пополз по лесу, часто отдыхая и принюхиваясь к земле. Необъяснимое чувство толкало его подальше от обрыва, в глубь леса, куда-нибудь в укромный уголок, где его никто не сможет найти.
Он полз и полз, пока была видна луна сквозь кроны деревьев, но вот она начала прятаться, и в остатках ее призрачного света Герасим увидел в склоне оврага круглую нору, полуприкрытую низко опущенными ветками. Из отверстия веяло сухостью и безопасностью. Герасим с трудом втиснулся в отверстие сдирая плечами землю со стенок, пополз в полной темноте, пока не уткнулся головой в тупик. Под руками зашуршала сухая трава. Герасим лег, свернулся в клубок прижавшись спиной к стене, уткнул лицо в колени, глубоко вздохнул и заснул.
2
Какая-то букашка ползла по носу и немилосердно щекотала лапками. Не открывая глаз, Гера сморщился и чихнул, сочно зевнул, потянулся. Мышцы, отдохнувшие за время долгого сна, с готовностью наполнились кровью. От избытка сил Герасим перекатился на спину, дрыгнул ногами, извиваясь почесал лопатки о твердую землю. Свет, проникающий в пещеру сквозь лаз, манил свободой и на свежий воздух.
Медленно, втягивая носом запахи, Гера пополз к выходу. Положив руки на край лаза, он осторожно высунул голову и огляделся. В лесу стоял легкий туман, который во многих местах пронизывали длинные солнечные стрелы. Листья гасили солнце, превращая могущество света в игру лучей и теней. Вовсю гомонили птицы.
Длиннохвостая сорока перепрыгнула на ветку повыше, коротко стрекотнула, с любопытством разглядывая Герасима черной бусинкой глаза. Гера улыбнулся ей. Сорока шустро перескочила еще выше, испуганно сорвалась с ветки и стремглав понеслась вглубь леса. Гера рыкнул ей вдогонку, опустил глаза на свои руки. За время сна они заросли густым черным волосом, ногти вытянулись, почернели, заострились и стали похожи на когти соседского Дружка, только в два раза больше. Гера чуть напряг мышцы – ногти с легкостью вошли в твердую землю. Подняв голову, он долго смотрел сквозь листья на узкий серпик луны в синем небе, беспокойно пытаясь понять, сколько же он проспал. Но думать не хотелось, поэтому Гера вздохнул, положил подбородок на вытянутые руки и успокоился.
В животе заурчало. Гера рывком выбросил тело из норы, опустился сразу на четыре лапы. Удивившись, он быстро обернулся, успев заметить мелькнувший хвост. Гера рыкнул от удовольствия – хвост ему понравился, он был даже лучше, чем у Дружка. Чувствуя в теле необычную легкость, он прыжками помчался по дну оврага и скоро выскочил на поляну. Яркий солнечный свет стегнул по глазам, заставив зажмуриться и снова нырнуть под покров листьев, но голод погнал дальше.
От неожиданно раздавшегося впереди резкого треска Гера присел на задние лапы, прижал уши. Из кустов с ужасающим шумом тяжело взлетала большая черная птица. Инстинкт бросил Герасима вперед. Взметнувшись над землей, он настиг тетерева, сомкнул клыки на его толстой шее. Придавив лапами грузное тело птицы к земле, Гера мгновенно перегрыз шею, отскочил от струи крови, с любопытством глядя на бьющуюся в агонии птицу. Насытившись, он вернулся в нору и, свернувшись в клубок, опять заснул.
Так потянулись дни и ночи. Днем Гера охотился на поле и в лесу, а ночью спал в логове. Иногда непонятная тревога заставляла его смотреть на полнеющую луну, но он вновь опускал нос, предпочитая видеть землю, чем небо.
Однажды Гера увидел на поле деревенское стадо, до уха донеслось знакомое тренькание Зорькиного колокольчика. Ему очень захотелось глянуть на Зорьку, вновь выпить ее молока. Опустив голову к траве, свесив хвост, он медленно пошел к стаду. Но коровы забеспокоились, а серый Мишка поднял неистовый лай. Дядька Лешаня побежал навстречу, потом остановился. Сначала Гера увидел бледную вспышку, потом по шкуре что-то полоснуло, а по траве защелкало, будто кинули веером горох.
Гера отпрыгнул в сторону, бросился назад в лес. Вдогонку по полю покатилось раскатистое эхо выстрела. Больше к стаду Гера не подходил.
Луна все больше и больше округлялась, мешая Герасиму спать. Однажды он не выдержал, выметнулся из логова и под сиреневым светом побежал к людям. Расположенная в долине, деревня лежала перед ним, притихшая и странно незнакомая, кое-где желтея квадратами окон. Гера обогнул ее огородами, перемахнул через знакомую изгородь, пробежал садом к дому, прислушался.
Не было слышно привычного вздыхания Зорьки, не пахло молоком и блинами. Сама дверь во двор была заколочена крест-накрест досками. Обдирая спину, Гера втиснулся через куриный лаз внутрь двора, пробежал по дощатому полу к двери в избу, подсунул когти под низ, потянул. Внутри хаты было тихо и страшно. Пахло чужими людьми, незнакомой едой. Зеркала были завешены тряпками. Бабы Поли не было.
Выбравшись во двор, Гера обежал дом кругом. Соседский Дружок услышал, гавкнул было и смолк. Гера хотел подбежать к нему, но Дружок жалобно заскулил, забиваясь в конуру. В окне вспыхнул свет, на занавеске мелькнула тень дядьки Романа. Гере встречаться с ним не хотелось, и он отбежал к своему дому.
От крыльца к переулку тянулась дорожка из веток можжевельника, наполнившая сердце Герасима непонятной тревогой.
Опустив нос почти до самой земли, Гера быстро побежал по тропке, свернул в переулок. Собаки в деревне подняли запоздалый лай. Смолистый запах вел далеко за деревню, на взгорок, сплошь заставленный железными оградками среди белоствольных берез.
Гера на животе подполз к земляному холмику с воткнутым в него деревянным крестом. Бабушка Поля ласково смотрела на него с маленькой фотографии.
Герасим долго смотрел в лицо бабушки, чувствуя, как в груди что-то рвется. В голове тоже с треском лопнула ниточка, и Гера заплакал.
– Гы-ы-ы, – низко мычал он, воткнув пальцы в мягкую землю и царапая ее.
3
Теперь Гера выходил на охоту только вечером. Что-то уже мешало ему бегать по лесу днем. Вот и сегодня он вылез из норы, когда в лесу начало темнеть, хотя красное солнце еще не совсем утонуло в острых верхушках сосен. Но бледная круглая луна уже спешила карабкаться по небосклону.
Перебегая лесную дорогу, Гера уловил слабый запах машин. Из любопытства он побежал по следу. Запах свернул с дороги на лесную тропинку и запетлял между деревьев.
Густо напахнуло дымом костра, жареным мясом. Лес поредел, расступился, и впереди показалась большая поляна с озерком посередине. На берегу стояла палатка, ярко светились угли прогоревшего большого костра. Под деревьями стояли три мотоцикла с уже остывшими моторами. Из палатки доносилась музыка, смех.
Скрытый кустом можжевельника, Гера лежал на земле, разглядывая поляну. Вот из палатки вышел высокий парень с ружьем, сел на валежину около костра, стал тряпкой тереть ствол.
Полог палатки откинулся. В слабый свет костра вышел крупный парень с короткими волосами. Ярко вспыхнувшая ветка в костре бросила розовые блики на его голое тело. Гера насторожился: что-то знакомое показалось ему в походке парня, но слабая тревога быстро исчезла, и Гера снова положил морду на лапы.
Хохоча, из палатки выскочили еще двое. Девчонка держала в руке бутылку, худой паренек тащил за ручку сумку.
Отложив ружье в сторону, молчаливый парень стал снимать с прутьев куски жареного мяса, завалил угли охапкой сухих веток. Все расселись вокруг костра, зазвенело стекло, раздались громкие крики, смех. Гере стало неинтересно, и он собрался бежать лес, где еще вчера приметил барсучью нору с недавним запахом хозяина.
Но тут девчонка встала, со смехом отбежала от костра. Крупный парень вскочил на ноги, быстро догнал ее, схватил за руку, обнял, повел к опушке. Остановившись у поваленного дерева, он повернул девчонку к себе спиной, снял с нее кофточку. Девчонка с готовностью подняла руки, помогая ему. Гера осторожно попятился назад, они были всего в прыжке, а он не хотел, чтобы люди видели его.
Смеясь, парень стянул юбку с девчонки, снял с себя брюки, толкнул девчонку ладонями в плечи. Та с готовностью перегнулась через ствол. Парень тесно прижался к ней, задвигал бедрами. На ходу сбрасывая с себя одежду, подбежал еще один, встал рядом, что-то весело сказал. Высокий засмеялся, не переставая двигать бедрами повернул в его сторону лицо, ответил, хлопнул девчонку ладонью по голому телу. Свет костра осветил его лицо.
Гера вздрогнул всей шкурой. Очень знакомыми показались ему эти глаза. Темное чувство вздыбило шерсть на холке. Он осторожно подполз ближе, и тут в полосу света попала рука девчонки, которой она опиралась на толстую ветку. Тонкое запястье было изуродовано большим круглым шрамом.
Не спуская с него глаз, Герасим подполз к дереву, лизнул запястье. В голове тонко зазвенело, сердце заломило от боли, которая стянула все мышцы в тугой комок. Лулу не обратила на прикосновение никакого внимания, ее глаза были закрыты, распущенные волосы свесились и качались. Ему показалось, что Лулу снова умирает, и если умрет она, то умрет и он.
Он взвился с земли, черной молнией проломил ветки, ударил лапами в грудь парня, опрокидывая его на траву. Когти пробили кожу на груди, сомкнулись. На изумленном лице парня появилось выражение нечеловеческого ужаса, когда он увидел прямо над собой звериную морду с горящими злобой почти человеческими глазами. Из его горла вырвался дикий крик страха.
Выгнув шею, Гера сомкнул клыки на горле парня, мотнул башкой. С мокрым треском порвались хрящи, хрустнули шейные позвонки. Голова с открытым ртом почти оторвалась и держалась лишь на тонком лоскутке кожи.
Гера отскочил в сторону, бешеными глазами глядя, как дергает ногами голый человек на земле. Рядом раздался еще один крик. Одновременно с ним со стороны костра раздался выстрел. Перед мордой взметнулись хвоинки, земля, шерсть на холке дернуло.
Парень у костра судорожно пытался перезарядить одностволку. Увидев несущегося на него черного зверя, он выронил ружье, бросился к палатке, но запнулся о валежину и упал.
Перелетев через костер, Гера упал всеми лапами на спину парня, оскалился, глядя на тонкие пальцы, закрывающие затылок. От них кисло пахло порохом и железом. Клыки сомкнулись на затылке, проламывая кость. Жилы на шее парня вздулись от крика. Гера выпустил из пасти затылок, равнодушно перекусил их. Крик стих, лишь шипела, пузырясь, темная кровь.
По шкуре прошла дрожь. Покачиваясь от неожиданно нахлынувшей силы, помахивая хвостом, Гера не спеша подбежал к третьему парню. Лежа на животе, тот пытался боком заползти под поваленное дерево. Ноги скребли землю, нагребая кучки хвои и прошлогодних листьев.
Гера прикусил ногу повыше щиколотки, потянул на себя, вытаскивая парня из-под дерева. Тот истошно закричал, пытаясь отбиваться ногой и обеими руками держась за ветки. Гера разжал клыки; парень снова забился под дерево. Голое плечо отсвечивало мокрым красноватым светом от костра.
Гера сомкнул пасть чуть ниже плеча, радостно чувствуя, как затрещали под клыками кости. Мотая башкой, он отгрыз руку, за плечо вытащил парня из-под ствола, принюхался. Парень лежал без движения, из плеча толчками била кровь.
Вокруг было тихо. Стрельнул в костре уголек, по кронам прошумел порыв ветра. Гера огляделся. Лулу сидела спиной к стволу, прижав колени к груди, раскрыв в немом крике рот. В широко раскрытых глазах плескался отблеск костра.
Гера обрадовался, что ей никто не угрожает, что маленькая Лулу жива и здорова. Он лег на землю и на брюхе пополз к ней. Лулу сильнее вжалась спиной в дерево.
Остановившись в шаге, Гера поднял голову и улыбнулся. Но вместо привычного «гы-ы-ы» из пасти вырвалось только хриплое «ы-ы». Гера смутился – он заметил, как на виске Лулу выступили капельки пота. Костер за его спиной мигнул, и Гера увидел в глазах напротив животный страх. Она его боялась! В голове тонко зазвенела и стеклянно лопнула ниточка.
«Лу-лу!» – в отчаянии захотелось крикнуть ему, но вместо этого над поляной раздался полный тоски протяжный волчий вой:
– У-у-у...