«...на границе Приднестровской Молдавской Республики
и Республики Молдова нет международного конфликта.
39 процентов населения Приднестровья - молдаване,
26 - украинцы, 24 - русские. Эти люди всегда жили между собой в мире.
Здесь они родились, выросли, здесь могилы их предков.
Здесь имеет место геноцид, развернутый против собственного народа...
... Я официально докладываю, что здесь, на территории Приднестровья,
нет ни посткоммунистического, ни прокоммунистического,
ни некоммунистического, никакого другого режима.
Здесь просто живут люди, которых систематически
иезуитски и зверски уничтожают таким способом,
что эсэсовцы образца 50-летней давности просто сопляки…
На эту благодатную землю легла тень фашизма.
Я считаю, что бывшая огромная страна должна об этом знать.
И должна вспомнить чего ей стоило 47 лет назад сломать фашизму хребет.
И должна вспомнить о том, чем оборачиваются уступки фашизму.
И должна принять все меры к тому, чтобы фашисты заняли свое место
на позорном столбе».
(А.И. Лебедь, генерал-лейтенант
На пресс-конференции в Тирасполе,
будучи командующим
14-й Российской общевойсковой армией.
Июль 1992 года)
Часть 1. Исход.
В куски
Разлетелась та корона,
Нет державы, нету трона.
Жизнь, Россия и законы –
все к чертям!
И мы,
Словно загнанные в норы,
Словно пойманные воры,
Только кровь одна с позором
Пополам.
И нам
Ни черта не разобраться –
С кем порвать, а с кем остаться,
Кто за нас, кого бояться,
Где пути, куда податься –
Не понять.
Где дух?
Где честь?
Где стыд?
Где свои, а где чужие,
Как до этого дожили,
Неужели на Россию нам плевать?
Позор
Всем, кому покой дороже,
Всем, кого сомненья гложет,
Может он, или не может
Убивать.
Сигнал!
И по-волчьи и по-бычьи,
И как коршун на добычу –
Только воронов покличем
Пировать.
Эй, вы!
Где былая ваша твердость,
Где былая ваша гордость?
Отдыхать сегодня – подлость!
Пистолет сжимает твердая рука.
Конец,
Всему конец.
Все разбилось, поломалось,
Нам осталась только малость –
Только выстрелить в висок,
иль во врага.
(В.С. Высоцкий)
Ад. Это, наверное, было похоже на сущий ад…
Огромная пестрая толпа беженцев вперемешку с машинами, шатаясь, как с похмелья в раскаленном июньском мареве, растянулась по хребту широкого автомобильного моста, связывавшем некогда два берега видавшего виды седого Днестра. Казалось, неиссякаемая колонна людских судеб, аки барельефная вязь стонущих грешников, следовавших на Праведный и Скорый, панически и поспешно покидала правый берег.
Словно тартар, окутанный черными и сизыми дымными поволоками и гарью - брег, на котором судорожно и мучительно задыхался и истекал кровью утопающий в опаленной пожарами и посеченной пулями июньской зелени город. Брег, в который некогда могучим форпостом вросла старая приземистая Бендерская крепость. Ее посеревшие замшелые башни, окутанные бугристыми мускулами зеленеющих валов и глубокими, не заполняемыми водой рвами, кои отражали еще задолго до суворовских времен неистовые приступы завоевателей, словно скорбели своими покосившимися глазницами от вида разыгравшейся трагедии.
Огромная река людских страданий и нечеловеческого горя, текла своим руслом. Текла мимо цитадели, текла диким перпендикуляром, относительно векового фарватера древнего Тираса, так мирно сверкающего в эти летние дни солнечными бликами. Текла, источалась, увлекала в своем потоке, жестко и жестоко смешав в смутном горестном коктейле и легковушки, и автобусы с белыми повязками на зеркалах заднего обзора, и человеческие судьбы, и тягостные стоны, и плач, и наспех схваченные пожитки, и нехитрый скарб, и ноющих от зноя и жажды детей.
Этот поток был многонационален, разноязычен, старики и молодежь, мужчины и женщины, дети и любимые животные. Этот поток объединяло общее горе, обрушившееся так внезапно к вечеру 19 июня 1992 года, всколыхнув в памяти стариков события более чем полувековой давности, события тех дней июня 1941-го…
Из хроники реальных событий, происходивших в эти кровавые дни:
«19 июня в 19 часов, с Каушанского и Кишиневского направления внезапно ворвались в Бендеры колонны молдавско-румынских захватчиков, оснащенные бронетехникой и артиллерией.
Так называемая операция «Троянский конь» вступала в активную фазу. Замысел операции, по приказу молдавского руководства проводимой в обстановке жесточайшей секретности заключался в том, чтобы под прикрытием и при содействии румынских и молдавских представителей четырехсторонней комиссии наблюдателей в городе постепенно сосредоточить полицейских, переодетых в гражданскую одежду, сотрудников МНБ (министерства национальной безопасности), военнослужащих Национальной армии Молдовы, членов диверсионно-террористических групп.
К часу икс эта деятельность уже была завершена. К середине июня, прибывшие в конце апреля из Румынии снайперы, под видом родственников поселились на квартирах у активистов НФМ (Народного Фронта Молдовы) и вместе с ними оборудовали себе места и позиции для будущих боев, обеспечив пути отхода, связь и т.д.
Следует отметить, что информация в эти часы, да и во все последующие дни, на КП Бендерского участка фронта поступала не только от командиров и бойцов, но и от десятков и сотен гражданских людей, патриотов Приднестровской Молдавской Республики и своего города по всем телефонам исполкома, которые были переключены на командный пункт.
К 18 июня армейская бригада, под командованием изменившего присяге бывшего советского офицера Карасева в соответствии с директивой министра обороны Молдовы почти в полном составе сосредоточилась на Бульбоакском полигоне для наступления на Бендеры. Кроме этой бригады в районы сосредоточения вышли еще две бригады полицейских и волонтеров под командованием полковника Мамалыги и вторая армейская бригада (командир - полковник А. Когут) смешанного состава (призывники, резервисты и волонтеры), сосредоточившаяся юго-восточнее Новых Анен в районе села Гырбовец, которой предстояло наступать на Бендеры с запада и северо-запада.
В ночь с 19 на 20 июня первая мощная группировка противника, выдвинувшаяся с Кишиневского направления и Варницы, вышла к автомобильному и железнодорожному мостам у крепости…»
***
Раннее утро не торопилось обнажить людям весь ужас обрушившегося на них горя. Щадя отвыкшие от войны нервы людей, утро, очевидно, прятало в белесом тумане порыжевший от крови маслянисто-закопченный асфальт, врываясь в их слух лишь хрустом стекла и веток под ногами. А само - утро беззвучно рыдало темными росяными слезами-потоками. Лишь постепенно тревожное утро обнажало тот ужас, который несет с собою война. Но, как ни старалось оно это сделать тактично, пред взором уходящих от войны из города, представала страшная картина.
Развороченные дома со слепыми черными глазницами проемов вместо окон и разрушенными балконами, бетонные заборы сплошь в дырах от снарядов, обугленные и искалеченные взрывами снарядов опоры и деревья.
Выщербленное пулями и осколками тело святой обители Преображенского Собора, зияло черным проемом, вместо рухнувшей от прямого попадания снаряда стеной.
Словно в кошмарном сне улицы, заваленные мертвыми. Очевидно, сошедшая с ума женщина, в диком танце меж трупами напевала песенку "Три танкиста, три весёлых друга..." - минувшей ночью погиб её сын.
Сгоревшая, подбитая, перевернутая и разорванная в клочья техника - грузовики отброшенные взрывами, раскуроченные зенитки, которые так и не успели отцепить от машин. У одного из поворотов сгрудились бетэры. Аки раздувшиеся неподвижные огромные моржи, лежащие на брюхе, словно натолкнулись на невидимую и непроходимую преграду и замерли на лысых с обгоревшими шинами ступицах. Там – почерневшие от копоти МТЛБ, на броне которых застыла латыница…
И в этом кошмаре невероятным казалось обилие и великолепие кое-где чудом уцелевших роз…
Приложив нечеловеческие усилия, буквально ценою жизни многих приднестровцев 20-го удалось разблокировать мост. Ночь и утро безумного кошмара, несколько попыток прорваться через узкое горлышко - мост к осажденным в городе очагам сопротивления приднестровцев, к зданию городского исполкома, легли диким отпечатком кровавой бойни, свидетельством вероломства одних и отчаянного героизма других.
Порыжевший от огня БТР с дырой в лобовой броне уткнулся в канаву. Рядом – неловко завалившись набок, с разорванным траком гусеницы и вздувшимся "брюхом" - МТЛБ, такой же рыжий и закопченный.
Сгоревший "Икарус", поваленные опоры троллейбусной линии на мосту, развороченная баррикада у парапета моста, выпотрошенные взрывом мешки с песком искусственных укреплений, дико звенящий шорох гильз под ногами и под колесами, многотонная груда искореженной и обугленной брони танка. Сорванная взрывом башня - перевернута, лежит тут же. Чуть дальше – еще один танк. Стоит, развернувшись в сторону села Паркан, понуро опустив ствол пушки к земле.
"...Он приполз - задымленный и страшный,
Погасив броней удар под дых,
Как ползет солдат из рукопашной,
Чтобы умереть среди своих...
Танк, смертельно раненный в атаке,
Полз к своим, как видно, неспроста -
Ведь не зря скребли, как пальцы, траки
По асфальту взятого моста...", - позже напишет Николай Смирнов в "Балладе о мертвом танке»
***
Через болгарское село Парканы, колонны двигалась в Тирасполь, откуда автобусами и железнодорожными эшелонами производилась эвакуация испуганных и измученных людей в Украину, Россию, к родственникам и знакомым, или просто, подальше от этой преисподней. Раненные размещались в больницах и госпиталях, павшие, которых доставляли рефрижераторами – поспешно предавались земле…
Несмотря на предвечернее время, зной не унимался. Зной измучил идущих и едущих, иссушал, накатывая удушливой волной на обветренные и загорелые лица.
Навстречу этому горестному потоку беженцев и раненых со стороны Тирасполя следовали другие колонны. Хмурые и озабоченные лица мужчин разных возрастов, облаченные в разношерстные одеяния ополченцев, хабэ мобилизованных и добровольцев, сетчатый камуфляж на тельниках, или черных куртках с желтыми треугольными шевронами на рукавах неистовых казаков – черноморцев и пришлых на помощь братов с Дону, Кубани и далекой Сибири.
- Не плачьте, женщины дорогие, мы их вышвырнем как помойных котов! – бодро крикнул беженцам низенький казачок в безрукавном тельнике и «лифчике» с многочисленными кармашками для боеприпасов, очевидно, обратив внимание на понравившуюся ему светленькую девушку и решивший «козырнуть» перед ней в таком виде. Широкие камуфляжные штаны явно были ему не по размеру, а «калаш» с подствольником, что висел на молодцевато выпяченной груди, казался огромным «буром» в руках сипая времен индийских кампаний Британской короны. На ладонях, коими он с гордостью держался за приклад и цевье автомата, как у бывалого рейнджера красовались беспалые кожанки.
- На тебя сморчка – одна надёжа! – Полушутя ответила ему женщина средних лет, идущая рядом с девушкой, очевидно вспомнив подобную ситуацию в фильме Матвеева «Судьба». Озабоченные лица беженцев и бойцов военизированных формирований вдруг просветлели и в тягостной атмосфере движения человеческих потоков раздался искренний и заразительный смех.
- Сама ты… Шмакадявка! – запнувшись от неожиданного конфуза, в сердцах бросил он женщине, так позорно осадившей его боевой пыл.
- Как она тебя, Мелкий, а-а?! – крикнул кто-то из его товарищей казаков, - Будет те новая теперь кликуха - Сморчок… Мелкий, - и разразились в след здоровым дружным мужским «ржанием».
- Нэхай збэрэжэ вас Господь, сыночки, - остановившись отдохнуть, слегка перекрестила идущих пожилая простоволосая женщина, вытирая платочком пот с чела и навернувшиеся слезы.
- Виорика! Виорика! Еу сынт аича! Вин май, репеде! – кричала темноволосая девчонка своей отставшей подружке, помахивая платочком куда-то в глубину колонны беженцев.
- Пи- и–ить, хочу пи-и-ить! – ныл на руках у запыхавшейся молодой женщины малыш в шортиках и бейсболке с большим козырьком.
- Потерпи Олежа, потерпи сыночку, - умоляла женщина, мягким грудным голосом, поставив на асфальт чемодан и заполненные вещами пластиковые пакеты, чтобы дать отдых натруженным рукам.
Отстав от двигавшегося в Бендеры подразделения защитников, к измученным зноем женщине и малышу подошел невысокого роста, но крепко скроенный мужчина в камуфляже. Отстегнув от солдатского ремня флягу в выгоревшем чехле защитного цвета, он протянул ее ребенку. Жадно прильнув к непривычному горлышку емкости, обливаясь и причмокивая язычком, малыш вцепился ручонками в руку солдата, словно боялся, что у него отнимут эту посудину с теплой влагой.
- Ну, казак, не торопись… Никто у тебя ее не отнимет, - произнес тихонько боец, придерживая тяжелую для малыша флягу.
- Ой, спасибо огромное вам! – благодарно произнесла женщина, поправляя растрепанные волосы, - Нашу бутылку мы где-то уронили, когда выходили на мост, - виновато продолжила женщина.
- Да вы и сами-то… попейте, - словно успокаивающе молвил солдат, протянув женщине воду. Немного отхлебнув, женщина сказала:
- Вот и папка наш, где-то в городе… Утром девятнадцатого как ушел в Гвардию на службу, так мы и не видели и не слышали… Свидимся ли? Где он там? – задумчиво и тревожно продолжила она.
Словно встрепенувшись и окунувшись в реальность, поспешно взяла на руки драгоценную ношу - сына и вещи и, прощаясь, произнесла:
- Храни вас Господь… А как звать то вас?
- Алексей…
- Отведи от вас беду, Алеша!- уже шагая, кинула на прощанье.
«Еще одна судьба, еще одна человеческая трагедия… Разорванная семья, брошен очаг, где счастливо и мирно столько лет проживала молодая семья – квартира ли, дом ли, не все ли равно…
Брошены на растерзания мародерам, или бездушным непрошенным завоевателям, что в лучшем случае, просто испражнившись, нагадят… А то, и разбив мебель, и покуражившись в чужом жилище, прихватят с собой годами сколоченное добро…» - подумал Алексей. Глядя на малыша, вспомнил своего сынишку, который был немного постарше. И заныло, и защемило у него самого где-то возле сердца…
- Воздух! Воздух! Внимание, воздух! – пронеслось над многострадальными беженцами. Выполняя боевой заход, над опаленным городом пронеслась пара атакующих боевых самолетов. Закричали, заметавшись в панике женщины и дети, в бессилии заматерились мужчины, тщетными одиночными выстрелами и очередями огрызнулись вооруженные люди. Очевидно, что объектом атаки воздушных стервятников был не только город, но и пульсирующая артерия – мост. Мост, через который в дикой ярости была отброшена от правого побережья бронированная армада опоновцев и румынских завоевателей, мост меж жизнью и смертью.
Алексей бросился к женщине, инстинктивно пытаясь закрыть своей грудью мать с малышом, отчаянно умоляя ее не метаться, а лечь на асфальт. Присев на корточки с плачущим малышом и, укрыв его всем своим телом, она, казалось, услышала настойчивые призывы нависшего над ними Алексея.
Обдав страшной грохочущей волной все живое и неживое, низко пролетевшие Миг-29 сбросили смертоносные грузы и пошли на разворот. Одна из косо падающих бомб стремительно вонзилась в левый берег в районе Паркан. В след за вспышкой глухо накатившая волна ухнула тяжелым майским громом и унеслась, отражаясь в многоэтажках опаленного города. Очевидно, подготовке горе-пилотов боевых самолетов оставалось отдать должное за «точное» бомбометание, а может в минуту сброса смертельного груза в их действия вмешался Сам Господь…
(Следуют продолжения: Часть2 "Противостояние" и Часть 3 "Судный День")