Большой двухэтажный дом выглядит издали ухоженным и уютным. Я спешу на работу к Шуламит - хозяйке этого дома. Она потребовала, чтобы помощница приходила к ней к семи утра без опозданий.
Во дворе трудятся два арабских парня - подстригают кустарники и траву на газоне. Мы киваем другу другу - работать будем на одну хозяйку.
Дверь распахивается мгновенно, как только притрагиваюсь к звонку. Шуламит дежурно улыбается, демонстрируя радость, но глаза остаются холодными и колючими. Женщине на вид немного за семьдесят, но я знаю, что ей уже 83 года.
Знакомимся. Хозяйка живет одна, а ее муж в коме лежит в больнице, куда она ездит ежедневно, поэтому и попросила приходить к ней пораньше. Дети живут в нашем городе, но навещают мать нечасто. Шуламит родилась в Берлине в богатой семье, и до сих пор заметен лоск в ее манере двигаться, держаться прямо и говорить немного и с достоинством.
Шуламит варит овсянку на молоке, говорит, что так завтракает всю жизнь. Я слушаю ответы на свои вопросы и не пойму причину явно скрываемой нервозности моей подопечной. Честно говоря, на мой взгляд, в помощнице у нее нужды нет - женщина здорова для своих лет, но тем лучше для меня - можно будет работать без напряжения.
В дверь позвонили. Шуламит выпрямляет и так стройный стан и величественно идет открывать. В проеме стоит один из арабов с кофейником в руке и просит разрешения налить воды. Шуламит говорит, что не возражает, только у нее кран на кухне очень старый, и его надо открывать очень осторожно, надавливая в одном месте и одновременно отпуская в другом. Араб беспечно отвечает, что справится и рывком открывает кран. Хрясь! Давно прогнившая часть допотопного крана отваливается, вода хлещет в раковину, и величественная Шуламит кричит на араба как моя полуграмотная соседка-марокканка на своих расшалившихся внуков. Парень смущенно извиняется и оправдывается, что кран надо было заменить еще до его рождения, и он недалек от истины. Но хозяйка уже пришла в себя и, как хороший прокурор, расставляет точки над "и".
- Я предупредила, что кран старый? Сказала, КАК его надо открывать? Кран был целым, пока ты к нему не притронулся? Значит, ты должен мне купить и ПОСТАВИТЬ за свой счет новый кран по цене 250 шекелей (60 долларов).
Араб пробормотал, что краны есть и по 40 шекелей, но хозяйка сразу пресекла его попытки отвертеться:
- Я покупаю только хорошие и надежные вещи, чтобы они служили десятилетия.
Парень вытащил 200 шекелей, которые хозяйка взяла только после получения расписки еще на 50 шекелей.
Я была немым зрителем этого хорошо поставленного спектакля, понимая, что, не будь араба, то роль "поломщика" ценного крана была уготована мне - такая хозяйка своего не упустит.
Повернувшись ко мне, хозяйка сердито спросила, почему я стою без дела, когда рабочий день уже в разгаре. И правда - я уже полчаса наблюдаю перебранку и жду указаний! А они просты - уборка виллы. Мне не хочется в первый день показаться невежливой, поэтому я не говорю, что помощники престарелых - не уборщицы, тем более, в больших домах. Для уборок обычно нанимают людей, которые за ставку выше моей в два раза в течение трех-пяти часов производят капитальную уборку помещений.
Через полчаса получаю новое задание сходить в супермаркет за свежими овощами. По приходу получаю выговор, что долго ходила. Это я-то долго? Да я медленно ходить не умею! Но не спорить же...
На другой день все повторяется, только араб заглядывает на минутку, чтобы молча отдать деньги. Даже мне не по себе - нехорошо наживаться на бедняге, а Шуламит довольна. В хорошем настроении рассказывает коротко, что любит читать на немецком языке, считая его родным, как и иврит, вспоминает, как фашисты жгли книги Гейне. Я слушаю ее и вспоминаю отрывок стихотворения "Лорелея" на немецком языке. Шуламит поправляет меня в двух местах, немного рассказывает о своем отношении к немецкой поэзии, а потом спохватывается, глядя на часы:
- Вы потеряли 15 минут! Быстро за дело!
Ох уж этот тон! Но пока терплю - может, идет притирка-приглядка? Даю себе слово подождать недельку, а потом уже поговорить с подопечной.
После работы захожу к своим родителям и делюсь впечатлениями от работы у новой подопечной. Звонит мобильник, и моя Шуламит так отчаянно тарахтит в трубку, что весь иврит вылетает из моей головы. Прошу сказать помедленнее и успокоиться, так как за рыданиями я ничего не слышу. Оказывается, сломался замок в двери, а ей надо через три часа уходить в больницу к мужу. Я советую позвонить в мастерскую или детям - они что-нибудь придумают.
Нет, это исключено! Дети работают на ответственных местах - им не до маминых замков, а из мастерской могут прийти не сразу.
- Придумай, что мне делать! - отчаянно голосит Шуламит.
- Я попрошу своего отца, он заменит Вам замок.
Ее голос сразу стал твердым и подозрительным:
- У твоего отца есть диплом механика?
- Российские мужчины и без дипломов в доме могут делать все.
На смену замка понадобилось около двух часов, так как дверь была старой, замок в ней держался на заклепках, поэтому после того, как он был выброшен, мой папа латал дверь куском фанеры и вставлял новый замок, за которым я сбегала в специальный магазин.
После работы Шуламит пригласила выпить по чашке кофе, но мы отказались, потому что моя мама болела, и ее одну мы не оставляли надолго.
В конце недели, отработав свое время, иду переодеваться. Изумленная Шуламит спрашивает, почему я сняла рабочую одежду, выразительно глядя на свои часы. Думая, что ее часики немного отстают, отвечаю, что мое рабочее время истекло.
- Ну нет! Разве Вы не помните, что потеряли пятнадцать минут, когда говорили со мной о поэтах Германии? Я не собираюсь дарить Вам свое время - Вы его должны отработать! Переодевайтесь!
Вот это наглость! Просто оторопь взяла!
- Шуламит, я говорила С ВАМИ, а не с подругой по телефону. Это входит в мои обязанности - общение с подопечными. Я не Ваша служанка, чтобы терпеть долго хамский тон. Вы посчитали ВАШИ 15 минут, но не учли потерянное МНОЮ время на ремонт Вашего замка, не оценили быструю организацию бесплатного ремонта Вашей двери.
Шуламит немного порозовела - вспомнила свои слезы отчаяния, но позиции не сдала:
- Все же Вы непрерывно должны работать, а не стоять: можно было говорить и протирать холодильник, например.
- А этим займется кто-нибудь другой - я так работать не умею.
Своей начальнице я сказала, что отказываюсь работать у подопечной, ожидая недовольства и выговора в неуживчивости, но она рассмеялась:
- Шуламит поменяла три компании в городе, от двух человек у нас она отказалась сама, теперь ты отказываешься от нее. Еще двух пошлем по очереди, и Шуламит уйдет в новую компанию. Кстати, она уже позвонила и просила убедить тебя вернуться к ней.
Вечером Шуламит позвонила мне домой с настоятельной просьбой прийти к ней поискать ключ от почты, который пропал после моего ухода. Я строго сказала, что ключей не видела, искать ничего не стану, чтобы после моего ухода не пропало еще что-нибудь. На следующий день Шуламит звонила не переставая, то обвиняя меня в бездушии, то успокаивая, что ключи лежали на месте, то снова просила прийти помочь их найти, забыв, что говорила иное.
Моя старенькая соседка - тоже Шуламит, приехавшая из Румынии лет пятьдесят назад, узнав, что я работала с бывшей берлинкой, сказала мне:
- Я почти 40 лет отработала в киббуце, и самыми несчастными днями считаю дежурства в столовой вместе с выходцами из Германии. Мы все в эти дни были на взводе, потому что повешенный после мытья не на тот гвоздь дуршлаг или половник выводил "германок" из себя. Если мы ставили после уборки лавки или стулья немного косо или не до блеска натирали металлическую посуду, то визг стоял на весь киббуц. Мы же были молоды и безалаберны - могли еще назло сделать все не так. А русские и белорусские евреи мне нравились.
Хочешь, я спою тебе "Катюшу" на русском языке?