Кянукук

       


До электрички еще добрых полтора часа. Я пытаюсь скоротать время и пробую читать, какой-то потрепанный детектив в мягкой обложке. Но, прочитав две-три страницы испытываю адовы муки - меня одолевает сонливость. Я убираю в сумку детектив, в который раз начинаю рассматривать вокзал, людей спешащих по своим делам.

Не люблю нынешние вокзалы. Никак не разберешь, что это: гибрид ярмарки и вокзала или что-то совсем другое. На вокзале шумно и многолюдно. Вот я еще помню времена, когда вокзал был вокзалом, местом, где люди ожидали своего поезда или электрички. Помню, что не было так шумно, не было этих киосков продающую всякую ерунду и непременно, крутящих оглушающую музыку магнитофона.

 Когда-то вокзалы действовали как-то умиротворяюще. Не то что сейчас. Все куда-то бегут, торопятся. Наверное, я становлюсь брюзгой. Иначе почему мне вдруг не нравятся вокзалы. Сам объяснить не могу.

Рядом со мной на лавке двое ожидающих - старик и старушка. У старика между ногами стоит на полу корзина, завязанная сверху платком. В корзинке что-то шебуршит. Бабуся придерживает ручки небольшой дорожной сумки, тоже стоящей на полу у ее ног. Она о чем-то уговаривает старика. Старик только отмахивается. От скуки прислушиваюсь к их разговору.

-А если он на полу нагадит? - ехидно спрашивает старик.
-Ну и уберу! Дело великое что ли? Ну, пусть погуляет! Истомился, поди, в корзине то!
-А потом лови его по всему вокзалу!
-Да ты что, старый! Я ж его только покличу, он со всех ног прибежит!
-Ой, старая! Виданое ли это дело?
-Ну и что, что невиданное? Собак можно водить по вокзалу, а Степана, значит, нельзя….Только в корзине, как тюремщика!

Меня стало разбирать любопытство - о чем это толкуют старики. Гадать не пришлось. Старик наклонился, развязал платок, сунул руки в корзину и вынул… петуха.

Вынул и поставил его на лапы в проходе между скамейками. Зрелище было прелюбопытное. Я обратил внимание, что все, кто видел эту сцену, смотрели на этого петуха, не как на простую домашнюю птицу, а на чудо-юдо невиданное. И у многих расцвели улыбки на лице.

Петух, между тем, не обращая ни на кого внимания, занялся приведением себя в порядок. Он встряхнулся несколько раз, так чтобы улеглись перья и оглядел помещение.

Он оглядывал его очень внимательно, поворачивая голову легкими толчками. Он направлял влево и вправо на окружающее пространство, то левый, то правый круглый свой янтарный зрак. Лишь на мгновение он задергивал его белым веком. Петух был красив, ничего не скажешь! Необыкновенной какой-то огненной, как у жар-птицы расцветки. Красавец да и только. Кавалергард, а не петух!

-Степа! Степа! - позвала его старушка. Она положила на полу около себя несколько семечек. Степа немедленно отреагировал на зов. Он величаво подошел, склюнул семечки одну за одной и посмотрел на старушку.

Ишь, ты! - сказала старушка. - Еще хошь?
Петух наклонил голову набок. Старушка насыпала ему еще семечек. Аккуратно употребив пищу, петух отвернулся от старушки. Судя по всему, он решал вопрос - чем бы ему заняться?

Только теперь я заметил, что каждое перышко его, обведено по краю черной окантовочкой. Петух казался наряженным в кованую боевую кольчугу. Гребень был настоящим боевым гребнем - низок и широк, состоящий из крепких зубцов, без всяких легкомысленных излишеств, словно боевое наголовье витязя. А клюв желтовато-белый, словно выточенный из слоновой кости.

Оглядевшись и оценив обстановку, петух спокойно, с достоинством направился по проходу к площадке, где проходили люди. Он шел неторопливо, останавливался около людей, внимательно оглядывал их и двигался дальше по проходу. Время от времени, я отрывал взгляд от петуха и смотрел на людей. Зрелище было чрезвычайно интересное. Люди смотрели на птицу и лица у всех были добрые, они улыбались…

Между тем, Степан, пройдя по проходу и удалившись от хозяев метров на семь - восемь, вышел на площадку. По-моему, он чувствовал себя так, словно находился в своем собственном курятнике. Не было в нем ни испуга, а только чувство собственного достоинства и гордости за свою внешность. Он был, и вправду, похож на русского витязя. Был могуч и статен, даже величествен.

 Выйдя из прохода, Степан вдруг приподнялся на мощных своих ногах, обутых в желтые кольчужные сапоги, захлопал крыльями и закукарекал. Звук его "Ку-ка-ре-ку!!!!" был столь мощным, что разом забил дурацкие магнитофонные вопли. И тут раздались …аплодисменты!!!!

Увлекшись созерцанием петуха, я и не заметил, какую реакцию вызвало его появление на площадке. А там уже полукругом стояла толпа, некоторые сидели на корточках и смотрели на петуха, как на диковинку. Люди, куда-то мчавшиеся с сумками, вдруг тормозили, останавливались, и через секунду, уже улыбались, глядя на прохаживающегося в кругу Степана.

Какая-то девочка, подсунула к Степану круглую картонную коробку, наподобие шляпной. Степан отнесся к этому благосклонно, потому что немедленно запрыгнул на нее. Запрыгнул и снова издал свой боевой клич! Наверное, не один артист не срывал таких аплодисментов, которые выпали в этот день на долю Степана. Ему предлагали кусочки печенья, но он даже не смотрел на них. Он вел себя, как солист на сцене.

Что-то мне это напомнило. А напомнило мне мои молодые годы, когда друзья привезли то ли из Эстонии, то ли из Латвии, подарок. Это была бутылочка знаменитого в то время эстонского ликера "Кянукук"("Кянну Кукк" (K;nnu Kukk), что переводилось, как "Петух на пне". Там и этикетка была очень похожая.

Должно быть Степан осознавал и свою стать и достоинство, потому-что сановито расправлял крылья и взмахивал ими. Видно, все-таки они несколько в корзине онемели.

В это время, объявили посадку на мою электричку. Я встал. Люди тоже вставали, забирали свои сумки и двигались по проходу. Я успел заметить, как старушка взяла своего петуха на руки села на скамейку. Народ двигался на посадку.

Уже в вагоне электрички я увидел несколько человек, которые недавно стояли в толпе и наблюдали за  петухом. Они сидели и улыбались.

Электричка двинулась, завыли под полом моторы. Я сидел и тоже улыбался. Мне было хорошо.