Уходя, он наклонился ко мне. Выше он стал, что ли? Чмокнул в щёчку.
- Я приеду, и вместе мы что-нибудь придумаем. Я обязательно приеду. Ты мне веришь?
Я кивнула. На самом деле уверенности у меня не было совсем. Хотелось верить. Посмотрим. А чем, он собственно, мне поможет? Разве что возьмёт на себя финансовое обеспечение. Хотя бы те деньги, которые он оставил, я могу смело использовать. Он в курсе, значит, моя совесть чиста. Приедет и что-нибудь придумает. По крайней мере, у меня хотя бы на первые дни деньги есть. И я с ходу могу заняться всякими йогами. Чем чёрт не шутит? Дверь закрылась. Загудел лифт. А я никак не могла убрать комок из горла. Села в коридоре на пуфик, опустила руки... А потом разозлилась. Легче всего впасть в депрессию, и ничего не делать. Зря, он, конечно, приезжал. Без него мне было бы проще. Ещё не хватало мне переживаний на любовном фронте. И без того забот выше крыши. А что бы делала я на его месте?
Вопрос неправомерный. Женщины отличаются повышенной готовностью к самопожертвованию. И старый муж у молодой любящей жены не такой уж исторический нонсенс. Мужчины не такие. А Лёшка мужчина. С нормальной мужской психикой.
Уедет он сейчас на похороны, а потом побоится возвращаться. Вдруг попадёт ещё на одни. Потом доказывай, что тут за старуха окочурилась. И куда делась Алина Бояринова, не замочили ли вы свою возлюбленную, дорогой Алексей Владимирович? Ведь её видели в последний раз именно с вами. Весь коллектив её родной поликлиники готов присягнуть, что вы её посадили в машину и увезли в неизвестном направлении. И больше её никто не видел. Да, Лёшенька, вляпался ты со мной по полной программе. Хотя для твоего спасения всё-таки существуют два выхода. Первый, полностью устраивающий меня, это помолодеть обратно. А второй, для меня ужасный, но спасающий хотя бы Лёшку, это сдаться на милость учёных. Стать подопытным кроликом. Доказать, что я это я, можно. Сколько у нас донорская кровь вылёживается на карантине? Полгода? Ну так у меня за это время было три кроводачи. Исследовать на ДНК мою нынешнюю кровь и ту, в бутылочках. Проблем возникнуть не должно. А ещё можно исследовать частицы пота на рабочем халате, запаховые пробы одежды, фонендоскопа. В конце концов, стула, на котором я сидела или моей кружки. Надо будет на всякий случай наговорить на магнитофон свою историю, чтобы потом у родных проблем не возникло. Как все нормальные русские (читай - советские) люди, завещания в свои неполные сорок я ещё и не думала писать. Хотя, какая разница? Всё равно мои прямые наследники - это дети и мама. Лёшка не в счёт, штамп в паспорте отсутствует.
В первую очередь дети. У мамы пусть и мизерная, но всё-таки пенсия. Подачка от государства. Не дай Бог, мне придётся жить на одну пенсию. Впрочем, голова есть, надеюсь, как-нибудь да заработаю себе прибавочку. Да и дети, я думаю, помогут. Но я хочу быть до конца самостоятельной. Ах, опять забыла! Какая пенсия, мне ещё до неё дожить надо.
Деньги, где взять деньги? Ответ на этот вопрос не появлялся. И последствия не заставили себя ждать. Я пыталась уйти от депрессии, но она на меня накатила одиннадцатиметровой волной, повертела под собой и накрыла непродыхаемой толщей. Вязкая, липкая, она не отпускала меня, не давала дышать. Руки и ноги не поднимались, делать ничего не хотелось. Драгоценное время уходило, а я даже читать и смотреть телевизор не могла. Не говоря о кропотливой работе над собой.
Через несколько часов такого удручающего состояния единственная светлая мысль посетила меня. Бежать, бежать из города. Уехать, куда глаза глядят. А постольку, поскольку моим любимым местом в Ленобласти была Вуокса, глаза мои глядели на Финляндский вокзал. В дороге сказалась бессонная ночь. От Финбана до Синёво я проспала сном младенца. Сквозь сон я слышала слабый голос, спрашивающий про билетики, но просыпаться не хотелось, а будить меня не стали. Решили, видимо, что льготный билет у старухи всяко есть.
Лодку я нашла быстро. Я попробовала было уломать хозяина не идти со мной на берег. Ведь побоится отдавать лодку старухе, решит, что утоплю. Но заготовленную версию про сына, мол, переупаковывающего на берегу вещи для погрузки, пришлось на ходу переделывать. Теперь он пошёл в магазин за хлебом, так как ларёк почему-то закрыт. Стоп, должен быть не сын, а внук. Сынок у такой старухи тоже развалина.
Лодочник показал свою посудину, отдал ключ и вёсла, и, на моё счастье, пошёл заниматься своими делами.
Сына, то бишь внука, я, естественно, не дождалась. Выждав немного, я забралась в лодку и отправилась в плавание. Вёсла в руках я держала всего лишь месяц назад, но сейчас они были явно тяжелее, но не настолько, чтобы я стояла на месте. Медленно я вышла на плёс и поплыла в сторону Оленьего. А потом я и вовсе кинула вёсла и начала дрейфовать, ведь мне было неважно, куда плыть. И благодать снизошла на меня. Я растворилась в солнце. Солнечные лучи проходили меня насквозь, я видела кости своих рук. Хандра моя улетучилась моментально, голова освободилась, и ни о чём думать не хотелось. Не вняв страшилкам на тему вреда загара, я разделась полностью, благо на километр вокруг никого не было. Те лучи, которые обтекали меня, подсвечивали моё тело снизу. И кожа стала лучиться, как в молодости на пляже. И даже расправилась немного. Я лишилась всех мыслей. Я только впитывала пространство. Впитывала - значит питалась? Слова одного корня. Выходит, в меня входит Вселенная? Нет, без мыслей всё равно не получается. Но это другие мысли, не те, что занимали меня ещё полчаса назад. Солнечные лучи и ветер Вуоксы проникали в мою черепную коробку и промывали мне мозги. И я не сопротивлялась. Погрузившись в Нирвану я отрешённо лежала на решётке, положенной на дно лодки. Вокруг стояла тишина, но не застывшая каменная, а живая, с плеском воды, шелестом ветра, далёким криком чаек. Где-то далеко тарахтели моторки, но они не приближались, и плеска вёсел тоже было не слышно. Лепота!
Очнулась я от перемены погоды. Солнце закрыло тучей, а ветер пробежал по мне, выгнав мурашки. Я торопливо оделась, а потом начала осматриваться. Олений я уже проскочила. А остров не маленький. На глазах начинало штормить. А ветер наваливался от пристани. В детских книжках его рисовали щекастым мужиком, изо всех сил дующего через узкую трубочку губ. Я схватилась за вёсла. Надо быстрей на пристань. До последней электрички два часа. Ночевать на острове без палатки и одежды в мои планы не входило. Нормального хода тут минут сорок, но я уже старше, мне б за час по спокойной воде добраться. А по шторму доберусь ли вообще. И приставать к берегу значит обрекать себя на проблемы, связанные с ночёвкой. А я ведь некурящая, значит и костра мне не разжечь. В юности я как-то заночевала в лесу, не будучи к этому готовой. Выехали мы большой компанией, часть народа пешком, а часть на двух машинах. Все с собаками, и немаленькими: ньюфы и лендзиры. Посидели, попировали, переночевали, снова попировали. Стали собираться на вечерний подкидыш. Кто как приехал, тот так и уезжал. Только со мной получился вопрос, не втиснусь ли я в одну из машин вместо съеденных продуктов и выпитой водки. Пока суть да дело, пешеходная группа пошла. Тут выяснилось окончательно, что с собакой я не влезу. Я побежала догонять остальных, и ненадолго остановилась завязать шнурок. Когда выпрямилась, их уже и след простыл. Я решила срезать, в лесу я всегда хорошо ориентировалась. И сейчас я тоже взяла верное направление. Но дороги в лесу не просто так проложены. И если они делают крюк, то вам лучше пройти по дороге немного лишнего, чем встать, как я, перед болотом. Пока я примерялась, не пройду ли, пока возвращалась обратно, поезд ушёл. В смысле, подкидыш. Группа меня ждать не стала, совершенно правильно рассудив, что раз меня нет с ними, я уехала на машине. В панику они впали после приезда в город, выяснив, что меня ни с кем не было. А я была почти самая младшая. Большинство из нашей компании было взрослыми людьми.
А я, передвигаясь по дороге бегом, услышала гудок подкидыша, но в тайной надежде, что может это ещё не он, а какой-нибудь левый поезд (хотя откуда ему тут взяться левому то?), продолжала бежать. Чуда не произошло, все уехали. Мне оставалось только смотреть вдаль, но подкидыша мне уже было не разглядеть. Волосы на себе я рвать не стала. Толку то. Гораздо полезней было заняться ревизией моего заплечного мешка, гордо именуемого в «Спорттоварах» рюкзаком. Хотя я и без ревизии знала, что кроме палатки и поводка у меня там ничего не было. Ни еды, ни спичек, ни ножа с топором. А колышков то к палатке у меня не имелось. Так что и не палатка это вовсе, а просто кусок брезента. Конечно, можно было до посинения ходить по сумеречному лесу, и, шарахаясь от теней и шорохов, искать подходящие ветки, а потом подобранным камешком заколачивать их в землю. Но центральные жерди нужного размера я и до утра могла бы не найти. Само собой, я не стала заморачиваться, и просто разложила палатку по земле, зазвала к себе под бок собаку, накрыла нас обеих свободным краем брезентухи, и спокойнёхонько заснула. Какие мне тогда снились сны, я не помню. Но что кошмаров не было, это точно.
Утром меня разбудила моя ньюфиха. Добрая и ласковая собака, про которую я всегда говорила, что она любого залижет насмерть, вылезла из палатки, и на кого-то свирепо лаяла. Такой злости в её голосе ни до, ни после я никогда не слышала. Удивлённая и сонная я, приподняв краешек своей крыши, попыталась разглядеть, на кого же она там лает. Ничего не увидела, накрылась опять. Но собака всё лаяла и лаяла. Тогда я очень раздосадованная поднялась и узрела рядом с кустарником какого-то мужика. Он тоже заметил явление незнамо кого народу и стал мне что-то кричать. Из-за лая я ничего не слышала. Потом поняла, что он просит подержать собаку. Я сделала вид, что мне это очень трудно, но всё таки «изо всех сил» я стала её держать. Выяснилось, что он местный лесничий, делает внеплановый обход. И сейчас на всех дорожках солдаты и милиция. Тут вчера майора убили. Лесничий, недолго думая, увидев нечто продолговатое в брезенте, решил, что ему ещё один труп подарили. И по рации уже сообщить успел. А подойти посмотреть ему моя добрейшая ньюшка помешала. Вот что значат природные инстинкты, в лесу они просыпаются, даже если двадцать поколений добряками было. На радостях, что я живая, лесничий мне сварганил костерок и нашёл у себя за пазухой полбуханки хлеба, видно для лосей готовил. Мне он щедро отломил четвертину. Нам с ньюшкой этого хватило, чтобы заморить червячка.
Тогда со мной была собака и кусок брезента. И я была молодой здоровой кобылой, пахать на мне можно было. Здесь же, на Вуоксе, нет ни собаки, ни палатки. И даже если в свои нынешние годы я не побоюсь застудить свои старые кости, то комары меня съедят заживо. Надо грести. И я начала грести так, как ещё никогда в жизни мне не приходилось. Спина назад, руки выламываются вкруговую. Короткий отдых, пока вёсла в воде, и снова натуга спине и выламывание рук. Пока ветер не окреп, было видно, что я двигалась. А когда задуло сильней, лодка, казалось, остановилась. А потом пошёл дождь. Пошёл, это не то слово. И даже не полил. Разверзлись хляби небесные - вот это правильные слова. Там наверху опрокинули большой ковш воды. Многотонный. То, что я мгновенно стала мокрой, мелочи. А то, что в лодке стала плескаться вода, было гораздо хуже. Два сантиметра, пять, десять. Уже многовато. И лодка тяжелей, её труднее сдвинуть с места, и опасно становится, так и потонуть недолго. Ближайший островок стал для меня промежуточной целью. И я начала ещё больше выламывать свои руки в надежде дать им, намозоленным даже через тряпки, валявшиеся на моё счастье на дне лодки, несколько минут отдыха. Вычерпав воду, я решилась двигаться дальше. Если честно, мне было страшно. Впечатление такое, что меня сейчас унесёт в противоположную сторону, я и пикнуть не успею. Но двигаться то надо. Сидеть на этом малюсеньком островке, продуваемом насквозь, смерти подобно. Мокрой, на ветру, бр-р. Увольте, пассивно сидеть и замерзать мне не нравится. «А он, мятежный, ищет бури». Надо плыть дальше…
На электричку я успела. Получается, несмотря на мой нынешний возраст я пока в своём репертуаре. Куда бы мне не надо было, успеваю всегда, но в самый последний момент. Вот и сейчас, машинист, видя, как на всех парах к платформе шкандыбает бабка, чуть попридержал двери, на десять секунд, быть может, но мне этого хватило забраться по ступенькам и ввалиться в тамбур. Сил достало отодвинуть дверь в вагон и плюхнуться на первую же скамейку. Ноги меня уже не держали. Ведь я бежала от самой пристани, если это можно назвать бегом. Да ещё и за паспортом заскакивала, возвращая ключи от лодки. Нет, сердце у меня не выпрыгивало, и я даже не задыхалась. Мне повезло, мои занятия спортом в юности помогают мне даже в старости. Но ноги я еле передвигала. От мисс Амалии я бежала гораздо быстрее. Видать, укатали сивку крутые горки. Шторм, пусть ещё и не разгулявшийся во всю свою богатырскую силушку, потрепал меня основательно. Зато на душе было спокойно, и я опять провалилась в сон. Разбудили меня коробейники за пару остановок до Финбана. Несколько человек вошло на Удельной и выстроилось в очередь в начале вагона. Сначала предлагали расписание. Потом мороженое. Затем газеты-журналы. Следующим был мальчишка, полчаса распинавшийся о своём товаре, а в сумке у него было немеряно всего: зонты, дождевики, игрушки, панамки, фонарики и куча ещё какой-то дребедени. Как ни странно, люди что-то покупали. Газетчица, пройдя весь вагон, плюхнулась на сиденье рядом со мной. Выглядела она немногим моложе меня. Я удивилась вслух: - Вам тяжело, наверное, в таком возрасте по электричкам бегать?
- Да уж, не самый лёгкий хлеб. Но всё своя копеечка. А обидней всего то, что там, где молодёжь залезает на платформу или спрыгивает с неё, мне приходится телепаться до лестницы. Они успевают, а передо мной двери закрываются, - женщина тяжело вздохнула.
- А как вас на работу взяли, ничего про возраст не сказали?
Собеседница неожиданно захохотала, с соседних лавок на неё стали оборачиваться пассажиры.
- Кто меня на работу то брал? Сама взяла, купила газет и пошла торговать. И никто мне не указ.
- И что, вас ни контролёры, ни милиция не останавливает? – в очередной раз удивилась я.
- А кто со старухой связываться будет? Молодёжь без разрешений гоняют, конечно. Кому не нравится, покупают типа, лицензию. Кто-то ментам платит и никаких проблем не имеет. А я больше двадцатки ещё никогда не давала. Контролёры меня даже не пытаются трогать, ясно, что у меня бесплатный проездной. А если менты таких старых будут по отделениям таскать, то рано или поздно нарвутся на смерть от инфаркта или инсульта, нужны им такие проблемы?
У меня засвербило: - А что, может и мне так можно?
Собеседница насторожилась: - А что продавать будешь, милая? С конкурентами у нас строго. Новых нам никого не надо. Своих хватает, электрички приходится делить.
- Я правильно вас поняла, если я смогу найти товар, который не составит никому конкуренцию, то на меня никто и внимания не обратит?
- Ну, в общем, то верно. Только подумай хорошенько, выдержишь ли. Я, например, беру только один – два круга за день. Больше тяжело. И горло болит. А зимой работать и вовсе невозможно, то электричку отменят, то она опоздает. Стой и мёрзни тогда.
Отговорить ей меня не удалось. Тем более что я, кажется, знаю какой товар брать. Всего лишь надо съездить в одну оптовую книготорговую компанию. Я там частенько закупала книги по оздоровлению организма, чтобы не читать лекции своим пациентам, а просто ткнуть им в нужное место пальцем. Пусть авторитетный человек со страниц своей книги учит их, как себя вести в этой жизни, чтобы не болеть. Книг в этой фирме много, можно выбрать что-нибудь ходовое. Конкуренцию я вряд ли кому-нибудь составлю, редко я видела продавцов книг в электричках.
Первое, что я сделала, войдя в квартиру и несмотря на бешеную усталость, осмотрела домашние запасы еды. Всё, что представляло собой интерес для голодного человека, я убрала в холодильник, опоясала его цепью с висячим замком. В кладовке завалялась. Ничего, такой, натюрмортик получился. Прикольненький. Завтра, при дневном свете сфотографировать надо не забыть. Частенько мне пациентам приходится говорить о похудании, вот и наглядная агитация. Авось, кому-нибудь поможет. Ключ от замка закинула за шкаф. Закончу процедуру - отодвину. Зато мимоходом, из-за слабости натуры я открыть холодильник не смогу. Надеюсь, после голодовки у меня хватит силёнок шкаф подвинуть. А то ведь и дальше голодать придётся. В умных книжках по голоданию ясно пишут, что правильное голодание избавляет от многих болезней и продлевает жизнь. И мой врачебный опыт доказывает, что сытая жизнь сводит в могилу быстрей, чем недоедание. Ведь часто такое бывает, что люди, прошедшие концлагерь, неважно, фашистский или сталинский, доживают до девяноста с лишним. И блокадников в таком солидном возрасте у нас немало. Самое главное для меня сейчас не сработать в режиме пылесоса. «То, что вижу, то и глотаю». Эту повадку я за собой давно знаю. И есть не хочу, а глаза увидели, рука сама в рот еду закинула. Я даже и не вспомню об этом. Не замечу. Пройдёт мимо сознания. Крупу и сырые макароны я вряд ли мимоходом начну грызть, а всё остальное, включая хлеб и конфеты, должно быть убрано. Ну вот, теперь можно и со спокойной душой на боковую.
***
Вот приедет Лёшка, Лёшка всё рассудит… А может он прав, вместе решать проблему, будет проще? Когда он должен быть? День на то, чтобы добраться до деревни. День на похороны. День на деревенские поминки. Ну, может, два. Скоро будет. Но времени терять нельзя. Пока я жду его, я должна двигаться вперёд. Да и приедет ли…
***
Оказывается, продавец в электричке называется странным словом джусер. В студенческие годы я перепробовала много профессий. Вот и ещё одна добавилась. В детстве я занималась в театральной студии. Видимо, благодаря моему сценическому прошлому в роль джусера я вошла легко. Сложней всего было перекрыть голосом шум ветра в открытых окнах, да и моторные вагоны своего добавляли. Но подача голоса у меня была отработана ещё лет в восемь, а в юности на тренировках было поставлено правильное дыхание. Ещё бы вокалом позаниматься, тогда меня слышали бы при любых условиях. Одновременно со мной начинала джусерить совсем молоденькая девчонка, Алиса. Подобное притягивается к подобному. В смысле, новенький к новенькому. Мы с ней очень быстро образовали маленькую стаю. Зато как колоритно, древняя старуха и молоденькая симпатичная блондинка. Контраст ещё тот. Разрешение она себе купила, а наставника у неё не было, и покровителя, соответственно, тоже. Товар она себе выбрала самый лучший, расписания. Оказалось, что лучший товар – это очень, очень плохо. Во-первых, расписания относительно лёгкие. Во-вторых, объём они занимали небольшой. В-третьих, они всем были нужны. И в-четвёртых, с них был самый большой навар. Особенно с неофициальных. Помимо дорогих и неудобных расписаний, выпущенных РЖД, в которых для того, чтобы добраться до нужной страницы приходилось пробираться сквозь дебри рекламы (а поезд то за это время уйдёт), существовало ещё несколько версий неофициальных, самопальных, разной степени качества. Один вариант был совсем маленький, карманный. Остальные обычного формата. Но разница была между ними огромная. Два практически без ошибок, с удобным расположением информации, третий же годился только для того, чтобы выручить в трудный момент под кустиком.
Желающих продавать расписания было много. И если меня добрая женщина просветила по поводу продажного ассортимента, то Алису никто не проинформировал о том, что она может продавать. Купив официальную лицензию на торговлю в электричках Алиса решила, что продавать можно что угодно. Самым выгодным вариантом ей показались расписания. Сначала она попробовала продажу небольшого количества расписаний. За первое же утро она продала несколько сотен экземпляров. Окрылённая, она поехала вновь в оптовую компанию, открытую специально для джусеров и закупила там на все имеющиеся деньги три тысячи экземпляров. Может, она и не решилась бы столько купить, если бы её не соблазнили значительной скидкой при покупке большой партии. В первый день мы откатались без всяких проблем. У меня хорошо пошла продажа биографии Раневской, да и детективы Донцовой и Устиновой тоже продавались неплохо. И «Властелин колец не подвёл». Я выдержала не два круга, как моя консультантша, а все четыре. Я же на себя работала, а деньги мне были очень нужны. В итоге заработала я за день в несколько раз больше, чем на своём рабочем месте в поликлинике. А на следующий день у Алисы начались проблемы. Сначала в тот вагон, в котором она уже начала работать, вошли два пьяных парня, отодвинули её, и пошли предлага ть расписания самого плохого качества, те, что годились только для кустиков. Она уже объявила свою цену, пять рублей, а эти двое ничего, кроме цены и не говорили.
- Три рубля, три рубля, - шли и пихали расписания под нос пассажирам.
Алиса прошла в дальний тамбур, чтобы урезонить их не при пассажирах. Я поторопилась за ней. Но парни были настолько невменяемые, что говорить с ними было бесполезно. Пришлось пройти вперёд и отработать хотя бы последние вагоны.
На этом наши приключения не кончились.
На следующем круге к Алисе подошёл высокий парень, вроде с бодуна, и начал качать права. Дескать, он тут чуть ли не с малолетства на электричках пашет, расписания его законная тема. Кроме него, буквально только два-три человека имеют право их продавать. А тут вдруг появляется какая-то малолетка и ломает ему весь гешефт. Алиса покрутила перед его носом официальной лицензией, но на него это не произвело никакого впечатления.
- Я – Кузьма! Спроси любого, кто здесь хотя бы месяц откатался, я здесь главный, - петушился парень.
Тут я не выдержала: - Главный рэкетир, что ли?
Кузьма на секунду замялся. Тут Алиса воспряла духом и заявила: - Пока все экземпляры, что закупила, не продам, с этого товара не слезу. Выкидывать расписания я точно не буду. Ишь мафиози нашёлся. Если встретимся на одной электричке, то будем её делить.
Пока Кузьма переваривал, мы пошли на выход, ведь этот состав мы уже отработали. Вдогонку послышалось: - Смотри, как бы тебе пожалеть не пришлось!
Я не видела, как среагировала на угрозу Алиса, меня же словно подкинуло в воздухе. Я резко развернулась на переходной площадке и пошла обратно в тамбур. Глаза я сощурила: - Если. С девчонкой. Что-нибудь. Случится. Я тебя. Кастрирую. Поверь, я это умею делать.
Электричный мафиози попятился, захлопал глазами. Таким мы его и оставили. Дальше проблем с ним не возникало. Радоваться он нам не радовался, но спокойно обсуждал с нами, кто какой круг возьмёт, чтобы друг на друга не попадать.
Я постоянно вспоминала бабульку, которая меня консультировала вначале ещё не раз. Она жаловалась, что иногда с электрички на электричку не успевает, потому что до входа на станцию далеко бежать, да там ещё и на контроль время тратится, электричка за это время уходит. Ощутила я эти прелести на себе. Начало нашего круга было на Уделке. Раньше в начале платформы там были нормальные ступеньки и все желающие могли там спокойно подняться. Потом РЖД решила, что баловство это, позволять людям ходить где им вздумается, и установило три пропускных пункта на платформу. Все они смотрели в сторону метро. А ступеньки в начале платформы обрешетили и только более или менее спортивные люди могли запрыгнуть на платформу снизу, со стороны рельсов. Периодически кто-нибудь подставлял полешко, доску, ящик. Люди ставили на него ногу и залезали наверх. Неделю назад это не составило бы для меня труда, а сейчас… Представьте, как обидно терять электричку, когда следующую по договорённости должен взять какой-нибудь Алисин конкурент. Если она не попадёт на этот круг, то на следующем она встретится с Кузьмой или теми пьяными парнями. А отношения обострять не хочется. Да и страшно отпускать девчонку одну, пусть старая бабка и не очень хорошая защита, но справилась же я с охранником? И я шокировала народ, стоящий на платформе, когда также, как и все остальные до меня, пробралась по парапету, поставила одну ногу на полешко, а вторую начала закидывать на платформу. У людей реально отвисли челюсти, но после секундного замешательства двое мужчин подскочили ко мне и попытались меня втащить наверх. Я гордо отклонила их помощь, с ощутимым скрипом подтянула ногу наверх и чуть ли не на четвереньках выползла на платформу. Электричка уже подходила. Алиса смотрела на меня с неподдельным восхищением, остальные же с изумлением. Но мне некогда было рассматривать, кто и как на меня смотрит. Мне надо было работать.
- Добрый день, уважаемые пассажиры! Вашему вниманию предлагается…
Втянулась я в джусерскую жизнь быстро. На второй, третий день я уже чувствовала себя на линии старожилом. Каким-то непостижимым образом я, воспитанная в совке на том, что любая не государственная торговля – это фарца или спекуляция, я, врач с высшим образованием и с приличным медстажем, я, вся такая интеллигентная и умная, я легко стала торговкой, коробейницей. И, как ни странно, почему-то меня это не смущало. Хотя, если честно, я ведь была в маске. Никто из знакомых меня узнать не мог. Галина Дементьевна хоть и похожа на Алину Гергардовну, но возраст! Тридцать с лишним лет разницы всё-таки. А может, уже чуть меньше. Активная жизнь, вечерние занятия в тренажёрном зале. С залом я совершила настоящее сумасшествие. Решила, что на всё остальное я денег заработаю, научилась. Взяла, и купила годовой абонемент аж за восемь тысяч. Вытрясла почти всю свою заначку. При пересчёте на месячный абонемент годовой оказывался дешевле в четыре раза. Заниматься можно было сколько душе угодно и ходить на разные занятия. А умирать я не собиралась, и была уверена, что абонемент использую до конца. Приедут дети и Лёшик, будем ходить все вместе. Им тоже купим годовые. Интересно, где мой драгоценный муж задерживается, пора бы уж и приехать? Одобрит ли он мои экзерсисы?
То, что я, постарев в одночасье, оставшись без работы, без поддержки мужа, смогла научиться зарабатывать деньги, это уже было чудом. Но самое удивительное, я начала успевать гораздо больше. Я стала успевать почти всё, что наметила! Утром я делала небольшую пробежку, километра на два, не больше. Само собой, разминочку потом минут на десять. Я даже на турнике со скрипом и с подпрыгом подтягиваться стала аж цельных два раза. Потом я ехала на Удельную, делала два круга до обеденного перерыва врасписании, неслась в парк, там медитировала, потом читала. Мне горы литературы надо было переработать, поэтому каждый день я брала с собой одну – две книжки. Иной раз вес получался очень даже не маленький. Плюс товар. Конечно, я пользовалась камерой хранения, но она была только на Финбане, а туда нам заезжать обычно было неудобно. После перерыва мы делали ещё два круга и на этом заканчивали рабочий день. Алиса ехала домой, мне же предстояло занятие йогой на Бумажной. Отработав там, я неслась в фитнесс-зал, и закаляла там своё тело до двенадцати. Перед сном меня опять тянуло немного почитать, но тут больше десяти минут мой организм мне не давал. Иной раз меня вырубало настолько резко, что я не успевала протянуть руку к выключателю и спала всю ночь при свете. За счёт чего же у меня день стал настолько насыщенным? Ну на еде экономлю, это понятно. Не готовлю, не ем, я ведь до сих пор на голодовке. Алисе не говорю, а то жалеть начнёт. Вру, что сижу на особой диете. А ведь и не вру, действительно, диета. Только голодная. Значит, на еде, на всяких там чаепитиях, походах в магазин, у меня экономится никак не меньше двух – трёх часов день. Однако! Далее, по телефону я теперь практически не говорю. Раньше мне все названивали, кому не лень, а сейчас я звонки фильтрую. Почти для всех Алина Гергардовна в отъезде, поэтому трёп по телефону, консультации по телефону, новости по телефону (остался ещё незадействованным секс по телефону) экономят мне ещё не менее двух часов в день моей жизни. МОЕЙ ЖИЗНИ! Это всё правильная экономия. А есть ещё и неправильная. Ведь дети в отъезде. Я разговариваю с детьми по телефону через день, но это недолго, гораздо меньше, чем я уделяла им времени раньше. Я только сейчас осознала, насколько мало я с ними общалась! Приедут, надо будет в корне менять стиль отношений. Ведь они для меня важней всего остального! Так почему я бросаю их ради пациентов? Чтобы деньги заработать и их накормить? Или чтобы выполнить свой священный долг врача? А как же тогда священный дог матери? Мой нынешний опыт показал, что деньги можно зарабатывать по другому, и гораздо быстрее. Я не буду джусерить вечно, но если я смогла зарабатывать здесь, то смогу и где-нибудь ещё. Значит, детям я смогу уделить гораздо больше времени.
Ещё одна неправильная экономия – отсутствие Лёшика. Экономлю на общении дома, на разговорах по телефону – мобильник почему-то не отвечает, экономлю минимум по часу ночью. Такой экономии быть не должно!
Слышала я, что люди тратят огромные деньги на семинары по тайм-менеджменту. Здесь я, получается, тоже сэкономила. Ведь я сама нашла для себя целый пласт времени.
Есть у меня ещё одна радость, кроме экономии денег и времени. Процесс пошёл! Прошла неделя с моего превращения в старуху. А зеркало сейчас мне показывает не старуху, а просто пожилую женщину. Выходит, я на правильном пути! Я молодею! Это отмечают многие джусера на линии и удивляются. Мне приходится отшучиваться, дескать, восстанавливаюсь после тяжёлой болезни, потому и эффект такой заметный. А я ведь ещё не занималась косметикой. Вот до этого у меня руки ещё не дошли. Впрочем, чему удивляться? Декорации никогда не были для меня приоритетом. Мне всегда казалось, что главное в человеке – это содержимое его черепной коробки – ум, интеллект, мировоззрение, мысли. А прелесть молодости заключается, прежде всего, в здоровье, в свободе движений, в интересе к жизни. Надо ли её декорировать? Красота, на мой взгляд, является только следствием здорового образа жизни и добрых мыслей и дел. Спорить не буду, в нынешней моей ситуации было бы здорово ускорить естественный!? процесс омоложения, который явно наличествует. Но в обычной своей жизни мне всегда было жалко времени, затрачиваемого на так называемое «приведение себя в порядок», да и, что скрывать, денег тоже всегда было жалко. И сейчас мне их тоже жалко. И, похоже, сколько я их не заработаю, мне их всё равно будет мало. В первый день своего джусерства я обалдела от того, сколько у меня получилось чистой прибыли. Книги про Раневскую шли на ура. Остальные тоже неплохо. А может, люди мне, таким образом, милостыню подавали. Всё-таки древняя старуха коробейницей работает, пожалеть надо. Ну и пусть себе жалеют, я не на паперти стою, я работаю! Да, выручка у меня раза в два – три больше, чем у остальных, так мне и больше надо сейчас. За четыре дня на линии я чистыми заработала два своих месячных оклада в поликлинике. Так надо ли мне возвращаться в опостылевшие стены? Лечить людей так, как предписывают циркуляры из Минздрава, мне тоже надоело. Их не лечить надо, а учить. Сознание менять. Объяснять, рассказывать, впечатлять перспективами. Когда люди поймут, что болеть они не имеют права? Природа старалась, придумывала разные хитрости, и теперь на любое вредное воздействие среды у организма всегда найдётся механизм защиты, если, конечно, хозяин не успел этот механизм выключить. Я хочу учить людей быть здоровыми! Какие бы деньги я не зарабатывала в электричках, это не то, что мне предназначено судьбой. А помолодею, буду зарабатывать столько же, сколько и остальные. Нет, это временно. Хоть мне и понравилось. Четыре дня на линии, а впечатлений, как будто за год. Правда, есть и плохие впечатления.
Это курильщики в тамбурах!.. Я их ненавижу. Лютой ненавистью. Вот кем бы я с удовольствием работала, это штрафовальщиком курильщиков. Конечно, курить или не курить, также как, быть или не быть, личное дело каждого. Но только тогда, когда он не заставляет дышать этой гадостью других. Я и на улице страдаю, если на меня ветром отнесло дым, а когда из маленького помещения делают газовую камеру! Тамбур электрички, лифт, лестница, телефонная будка. Или влезает приличный с виду человек в переполненный троллейбус, на улице делает последнюю затяжку. Бросает под колёса с нескрываемой жалостью наполовину не докуренный хабарик, ставит ногу на подножку, двери закрываются, а он делает мощный выдох в салон. А потом стоит, и всю дорогу дышит на тебя своим зловонным ртом. Есть такой вонючий, превонючий препарат: АСД - третья фракция. Он хоть и ветеринарный, но я его люблю использовать для всех, и для людей, и для животных. В первую очередь при экземах. Но предлагаю этот вариант только тогда, когда все другие способы испробованы, или надо очень быстро добиться результата. Потому что все люди, живущие в квартире, становятся заложниками такого лечения. Я долго не могла понять, с чем же у меня ассоциируется запах аэсдэшки, а потом уразумела - с полной бочкой мочёных хабариков. А каждый покуривший человек производит на меня теперь впечатление напившегося АСД. Я не люблю террористов. Да, они отморозки, люди с ущербной психикой. Но постольку, поскольку мне лично, (и, слава Богу) встречать их не доводилось, я не могу их ненавидеть. Я не люблю политиков, но я их не ненавижу, потому что страшно далеки они от народа, и, в том числе, от меня. Я в ужасе от убийц, которые убивают ради забавы, денег, похоти. Короче, не в целях самообороны, но, опять же, я их не могу ненавидеть, потому что я их не вижу. Работай я в ментовке, у меня, наверное, было бы другое отношение. Своим детям я вообще запрещаю произносить слово «ненавижу», потому что под этим подразумевается, что ты ненавидишь какую-то часть мира. А ненависть вернётся к тебе обязательно. Но курильщики постоянно вторгаются в моё личное пространство. Они заставляют меня дышать гадостью, которой, мне кажется ни один человек, находясь в здравом уме и доброй памяти, дышать не станет. И я их ненавижу. Искренне. Откровенно. Я ненавижу курящих беременных женщин, как бы они не пытались утверждать, что какой-то врач сказал, что бросать курить во время беременности опасно для плода. Знали бы они, что испытывает младенец в животе при каждой затяжке! И какие уродства потом бывают у детей. А то, что у кого-то там родился вполне нормальный ребёнок, с руками и ногами, это не аргумент. Конечности на месте это ещё не здоровье. Когда лет в пятнадцать у ребёнка обнаружится порок сердца или в тридцать разовьётся рак, мало кто вспомнит, что его мамашка курила во время беременности. По моему глубокому убеждению, курящая беременная – это исчадие ада. И уже спокойней я отношусь к тем, кто курит у себя дома. Хотя и это не спасение. Запах просачивается сквозь перекрытия, или с нижних этажей через окно поднимается до моего этажа. Но тут концентрация не та, и меня так уже не беспокоит. Домашних курилок я прощаю. Пусть курят себе «на здоровье». И пусть их близкие отвоёвывают себе право на чистый воздух.
***
Никогда не думала, что работа на линии так богата приключениями. Не успели мы разобраться с Кузьмой, как мне пришлось спасать бабульку (а сама то кто?), свалившуюся в промежуток между платформой и вагоном. Неуверенная была бабка. Ногу поставила в тамбур, а когда двери стали закрываться, вместо того, чтобы поскорей заскочить в вагон, она резко дёрнулась назад, но ногу вытащить не успела. Её зажало. Так как дверь бабку не отпустила, горе-пассажирку притянуло обратно. Она этого не ожидала, и … повалилась вниз. Какую-то долю секунды она повисела на зажатой ноге, а потом нога выскользнула из туфли, и бабка мешком рухнула под колёса. Электричка должна была вот-вот тронуться. Мы с Алисой были на улице. До первого вагона далеко, до помощника машиниста не докричишься. Ему бабку не видно. Она уже внизу. В тамбуре, из которого бабка вывалилась, два мужика курили. Происшедшее их заинтересовало, и они аж носы расплющили о стекло, чтобы посмотреть, куда же она там свалилась. Я подскочила к ним и заорала: - Стоп-кран срывайте!
Один опомнился, дёрнул красную железяку. Что-то некрасиво зашипело. Прибежал помощник машиниста, заохал, заахал, спустился вниз, под платформу. С помощью тех парней, что стояли в тамбуре, вытащил бабку на свет божий. Испугался он здорово, но было видно, как у него отлегло от сердца, когда он узнал, что его вины в этом нет. Что бабка сама шлёпнулась. И меня поблагодарил. А то бы на их бригаде смерть бы висела. За день до этого мы ждали электричку сидя на лавочке с каким-то старичком. Я, как всегда, читала книжку. И вдруг, совершенно неожиданно, мимо нас пронёсся фирменный поезд.
- Обалдеть, - вымолвила я. Не было ведь свистка? Как он подкрался? А если бы кто на путях в этот момент был?
Старичок оживился: - Э, милейшая, эти фирменные людей каждую неделю давят. Я машинистом работал, знаю. Они идут тихо, не гремят так, как наши, зелёные. А сигналы часто забывают подавать. Вот и давят народ. Впрочем, и без них тоже порядочно давят. И на моей совести несколько человек есть. После каждого случая стресс такой, что начальство тебе радо любую путёвку дать, лишь бы ты скорее отошёл и снова начал работать.
- А что, за это разве не наказывают?
- А за что наказывать то? Люди же сами лезут. Мы ничего не нарушаем. Ну а ежели ты что-то не так сделал, то конечно, и тебе по шапке будет. А то и в тюрьму угодишь.
У меня у самого был случай. Снег выпал, припорошил всё. А два парня решили поспорить. Один утверждал, что ляжет между рельсами, и поезд пройдёт, не задев его. Знаешь, шпалы там железобетонные. А между ними выемка, и он на неё и понадеялся. Но он совершенно не подозревал, что в нашей дурацкой стране не всё тип-топ. Оказывается, может где-нибудь висеть какая-нибудь железяка, которую просто забыли снять. Короче эта проволока его зацепила и потащила. И потом на протяжении полутора километров собирали труп. Его разрезало на множество частей, он попал ещё под стрелку. Крови там было дикое количество.
- А что потом, поезд остановился?
- Да какое там остановился, просто труп кончился.
Потом была ещё примерно такая же жуть. Но это был пьяный. Свалился между поездом и платформой. Дело было вечером. Помощник машиниста не заметил, хотя по идее он должен смотреть. Мужик видно попытался выскочить из вагона, дверьми его зажало. Он стал падать между вагонами, попытался зацепиться, но мужик то был нетрезв. Засосало его под колёса, и так же долго потом собирали его по кусочкам.
Были и смешные случаи. Авоську зажимает, а человек не хочет оставаться без неё. Авоська едет, а человек набирает просто офигительную скорость. Из сумки всё падает, молоко льётся. А человек всё бежит и свою рваную сумку бросать не хочет. Ужастиков нам дед нарассказывал за десять минут ожидания столько, сколько мне за всю мою жизнь не рассказывали.
На следующий день после спасения бабульки у нас опять было приключение, и уже не такое благополучное. Алиса отошла в кустики, а я осталась ждать её на платформе. Вдруг вижу, бежит ко мне моя напарница, лицо белое, руками машет. Я поспешила ей навстречу.
- Галина Дементьевна, - захлёбываясь, прокричала Алиса. – Там нога!
- Что за нога, какая такая нога?
- Человеческая нога, синяя, - сама Алиса тоже резко стала какой-то синей.
- Идём, покажешь.
- Нет, я больше туда не пойду. Вы уж сами. Вон там она лежит, напротив дерева, между путей.
Я врач, чего мне бояться. Трупов видела за свою жизнь много, уже приобрела обычный врачебный цинизм. Пошла смотреть. Грешным делом думала, Алисе показалось, и лежит на путях что-нибудь совершенно безобидное. Но нет. Действительно была нога. Стопа. Женская. С педикюром. Женщины лет тридцати пяти, слегка полноватой. Отрезана чем-то тупым, чуть ли не пережёвана. Примерно сутки назад. Вряд ли больше, довольно свежая на вид, но и не сегодняшняя, кровь не просто запеклась, а уже корочка начала подсыхать. Вчерашнее происшествие, точно. Неужто расчленёнка? Надо искать вокруг, вдруг ещё что-то найдётся. Алису звать было бесполезно. Она перетрусила. Я стала обшаривать соседние кусты. Метрах в двух была большая лужа крови, впитавшаяся в землю. Трава была здорово перепачкана. Но никаких других частей тела не было. Все двадцать минут до электрички я ползала вокруг. Ничего. В одном месте только мне показалось, что на щебне есть кровь, но она уже была припорошена железнодорожной пылью. Что ж за преступление тут произошло? Надо звонить в милицию. Сейчас сяду в вагон, наберу по мобильнику.
Вместе с нами в подошедшую электричку садилась знакомая мороженщица. Мы не удержались, и поделились новостью.
- Так это, наверное, от вчерашней женщины осталось. Она стояла на переходе в толпе, когда электричка тронулась. То ли сама не удержалась, то ли кто-то толкнул, её зацепило и потащило. Пока ногу не перерезало, всё тащило. Орала она, ужас! А железнодорожник какой-то тупой, вместо того, чтобы помочь скорой, орал на врачиху всё время, что она с пострадавшей возилась.
Меня передёрнуло. От перехода до того места, где нога валялась, метров тридцать. И женщину тащило по щебню. Да там не только нога отрезана, там ещё и половина тела стёсана. Не позавидуешь. А в милицию всё равно позвонить надо. Не дело, что на улице человеческие ноги валяются. Пусть приедут и заберут. Как всегда, на 02 трубку брать не торопились. Если тебе что-то угрожало, и ты попытался вызвать милицию, то можешь уже не пытаться. Тебя уже давно убили и закопать успели. Как то мы с Лёшиком проезжали мимо припаркованной машины и он заметил, что двое парней тянут в машину третьего, без признаков жизни. Номера мы запомнили, но следить за ними не решились. А вдруг серьёзные преступники? Да и опаздывали мы, как всегда. Стали дозваниваться по 02. Доехали уже до места назначения, и только тогда на том конце трубки прорезался диспетчер. Мы всё сообщили, оставили свои координаты. Через несколько дней нас вызвали в убойный отдел давать показания. Машины такой не нашли! Под тем номером, что мы запомнили, а запоминали вдвоём и обоих память хорошая, числилась машина совершенно другой марки. Получается, не пьяного друга они волокли, раз предусмотрительно номера поменяли. Откликнись тогда милиция вовремя, глядишь, и преступление бы раскрыли, а может, и человека успели бы спасти. А так у кого-то пропал сын, брат, муж, и убийцы не найдены. Сейчас сценарий был тот же. Наверное, это делают для того, чтобы обращений было меньше, видимо, таким образом показатели улучшаются. Я отрабатывала второй вагон с трубкой у уха (во деловая старуха!), когда на том конце провода? откликнулись. Я кратенько сообщила о том, что у платформы Солнечное валяется отрезанная женская нога. Реакция диспетчера была потрясающей: - О-бал-деть!
Вполне вероятно, что медики, приехавшие за пострадавшей не посчитали нужным прихватить части тела. Видно они о микрохирургии не слыхали. Кто знает, нашёлся бы виртуоз, и пришил бы ей ногу обратно. А может, напрасно я на коллег бочку качу? Почему нога могла остаться валяться? Если ты думаешь о том, как спасти чью-то жизнь, а на тебя в этот момент орут, тут не то что чужую ногу забудешь, тут и своё что-нибудь оставишь.
Несколько следующих дней были спокойными. И это хорошо. А то я уже начала бояться, что на железной дороге всегда жизнь бьёт ключом. И иногда кому-то от этого больно.
Утром я проснулась и поняла, что мне, мягко говоря, не очень хорошо. И без градусника было ясно, что температура в районе сорока.
- Рановато,- подумала я, - для кризиса рановато. У Поля Брэгга кризис был на девятнадцатый день, у Лободина, если мне не изменяет память, на девятый. Кризис голодания на четвёртый день от начала голодовки – это что-то новое в науке голодания. Или у меня просто мало статистических данных? Но в любом случае, я могу за себя только порадоваться. Ведь смысл голодания как раз в таком кризисе, когда организм начинает выкидывать из себя шлаки и сжигать их в температуре. Сколько я билась со своими пациентами, объясняя им, что температуру сбивать ни в коем случае не надо.
- Если вы умудрились довести себя до болезни, и случилось так, что у вас поднялась температура, радуйтесь. Это значит, что организм сжигает ваших микробов, для которых вы устроили гостиницу, и, заодно, он сжигает яды, которые вы накопили в своём теле. Если у вас здоровое сердце и не отмечается судорожной готовности, то при малейшем намёке на повышение температуры не за аспирин или парацетамол надо хвататься, а обложиться горячими грелками, накрыться десятью одеялами и полежать так какое-то время. У кого-то получается два часа, у кого-то четыре. Кто-то очень стойкий и шесть часов может с температурой пролежать. А когда она вам надоест, идите в ванную, вылейте на себя пару вёдер холодной воды и вы будете практически здоровы. Из всех лекарств вам понадобится только лимон и редька с мёдом. Или ещё что-нибудь из этой оперы. После такого лечения болеть вы долго не будете, а если заболеете, то подумайте, зачем вам эта болезнь нужна? Какие проблемы ваше подсознание хочет с её помощью решить? Может, вы должны сдать работу, а она не готова и болезнь является оправданием, или вы всё время в семье и на работе самый сильный человек, и сейчас ваше подсознание подсказывает вам, что иногда надо и слабым побыть? Ищите, и вы найдёте причину.
Причём, я давно заметила, если люди заболели как бы случайно, то есть к болезни их подводила не вся их жизнь, а какой-то отдельный момент, то они готовы и проблему искать, и лечиться экстремальными способами, зато надёжно. А те, кто систематически извлекают из болезни выгоду, например, жалость к себе, они отвергнут любые способы лечения и потребуют выписать антибиотики посильнее и жаропонижающие поэффективней. Бывают и совсем абсурдные случаи. Человек годами терпит мучительнейшую боль. Ему говоришь: - Потерпи недельку, не делай того, а делай это.
А он отвечает: - Не могу. Боль становится невыносимой, я не могу её терпеть, я лучше так, как раньше, потихоньку полегоньку.
Ты ему: - Да как вы не понимаете, вы недельку, ну может две потерпите, и у вас пойдёт процесс заживления!
А он тебе талдычит: - Не могу.
У некоторых людей девиз жизни: - Не могу!
Странно, что он у них не висит плакатами на стенках.
Неправда, человек может всё. Просто он часто не хочет. Да, человек не Бог, чужую жизнь он изменить не сможет одной своей волей. Но свою… Кто же ещё, как не он сам её изменит? Вот и я сейчас добреду до кухни, наполню несколько бутылок горячей водой. Чем они хуже грелок? В шкафу лежат сложенные зимние одеяла, летом мы все спим под простынками. Три одеяла, конечно, не густо, но с учётом того, что на улице сейчас двадцать пять градусов жары, по питерским меркам, естественно, то сойдёт и три. Больше ничего искать не буду. Слабость у меня неимоверная. Обложилась. Накрылась. А дальше я пыталась спать. Ненадолго впадала в забытьё, потом просыпалась. Чувствовала, как мне плохо, и старалась снова заснуть. Придётся Алисе сегодня без меня поработать. Не пойду же я в таком состоянии на линию.
Выдержала я часа четыре. Вполне достаточно. Вода из-под крана даже после длительного пропускания ледяной так и не стала. Пришлось обливаться тем, что есть. Не знаю, с чем это связано, но почему-то я начинаю обливание с умывания лица. Только после этого я могу вылить на себя заготовленную порцию холода. В прорубь я, конечно, ныряю без предварительных умываний. И я бы сейчас не отказалась попариться русской парной, а потом бултыхнуться в прорубь или просто в озеро, раз сейчас лето. Эффект был бы больше. Что эта ванна, каменный мешок? То ли дело на улице. Травка зеленеет, солнышко блестит. Или, мягкий снег белеет, ветерок шумит. Там, на природе, истинное здоровье. И раз мы за свои социальные связи платим так много, надо уметь хоть иногда возвращаться к истокам. Лучше, конечно, делать это системно. Но, виновата, каюсь, даже я, человек, постоянно читающий лекции на эту тему, оторвана от природы. Другие хоть на пикники выезжают, а я всё работаю, работаю, работаю…
После обливания я себя почувствовала заново родившейся. Захотелось летать. Когда-нибудь, когда дети станут большими, я обязательно и с парашютом прыгну, и на дельтаплане полетаю. А сейчас я просто буду порхать. На линию идти уже нет смысла. Можно, конечно, застать вечерний час пик. Но там не столько продашь, сколько будешь протискиваешься среди потных тел. Можно, конечно отъехать подальше от города, но тогда много времени угробишь, просто так раскатывая. А у меня вечером занятия. Сделаю сегодня выходной, использую с выгодой своё утреннее плохое самочувствие, и посижу в библиотеке. Давно меня занимал вопрос, что делал в Петербурге граф Калиостро. Насколько я знаю, он входил в кружки египетского толка, путешествовал по Египту (и по другим странам, конечно, тоже, но меня сейчас интересует Египет). А Петербург мистически связан с Египтом и, может, этим можно объяснить то, что здесь, в обыкновенном новострое, мне попался камень с египетскими барельефами, который отнял у меня моё.