Александр ГЕРАСИМОВ
ПОТЕРЯ РАВНОВЕСИЯ
1
Вообще-то на местности я ориентируюсь сносно. В лес хожу с измальства и почти всегда удачно. Были бы грибы!
В то лето я снимал в Ушаках, что по московской канатной дороге, у Порфиры Сергеевны Мазиной, женщины доброй, но чрезмерно подозрительной (позже выяснилось, что хозяйка до пенсии работала в органах) полдома под дачу. Жена с детьми жила там постоянно, я же, по известному питерскому обыкновению, всю неделю обливался потом в каменном мешке, а в выходные дни играл роль дачного мужа – возил электричкой продукты и пару дней пытался как-то там отдыхать. В основном отсыпался.
Однако не все же время спать, не медведь, чай. На исходе лета решил я податься в лес, грибов подсобрать. Погода была подходящая – накануне шел теплый мелкий дождичек, журавли и другая перелетная птица засобирались на юг, от земли пахло сыростью, прелым прошлогодним листом и цветущим вереском. Выпросил я у Сергевны ивовую корзинку побольше, положил в нее заготовленные с вечера бутерброды да пару сваренных вкрутую яиц, соль в спичечном коробке, взял ножичек, натянул ветровку, хозяйкиного сына резиновые сапоги – и готово. Вот он я – грибник.
В лесу определяются по-разному. Кто как привык. Я обычно замечаю, в какое ухо солнце светит. Если туда в левое, обратно, натурально, правым боком повернешься к светилу – наверняка выйдешь куда надо. Я перешел шоссе и очутился на перерезанном по диагонали высоковольтной линией, скошенном ржаном поле, кругом которого и растет, собственно лес – мощный сосновый массив, простирающийся на многие километры. Знающему человеку – сплошное удовольствие. Вообще, лесная прогулка – штука универсальная. Бесплатный тренажерный зал. Шаг – наклон, зацепился за корень – упал, отжался. А воздух! Надышишься впрок на три года.
Грибов набралось порядочно. Первое мое правило – не зарываться. Всех не соберешь. Жадность, всем известно, фраера сгубила. Пора было домой. Чтоб понять направление я вышел на опушку. Забрался не то чтобы уж далеко, так что топать напрямую через рожь не имело смысла, тем более что солнце поднялось уже довольно высоко и жарило немилосердно. Вернувшись в лес, я завязал ненужную теперь ветровку вкруг пояса и, правой щекой чувствуя поле, неспешно стал огибать его, дорогой сшибая ореховым посохом головы борщевиков и нагибаясь за редкими грибками, что утаились от меня прежде.
2
Облаченный в черный костюм тройку он явился словно бы из-под земли. Платья менее подходящего для лесной прогулки придумать было невозможно. Вдобавок ко всему в руках неожиданный путник сжимал зонтик-тросточку, в петлице его пиджака красовалась слегка подвядшая белая гвоздика, а на голове – котелок.
«Заплутал, знаете ли, – как бы извиняясь, произнес инфернальный персонаж. Вероятно, на лице моем было написано столь явное изумление нашей внезапной встречей, что он поторопился успокоить меня естественным вопросом, – Не подскажете ли, сударь, в какой стороне находится линия электропередачи?» Слова застряли в моем горле. Подобно мерину, отгоняющему муху, я замотал головой, стараясь указать направление. «Что вы говорите?! Надо же! А мне казалось, в противоположной», – бес, раздвинув кусты, направился вглубь леса и словно бы испарился. В ту же секунду я потерял ориентацию в пространстве. Из головы исчез балансир, с помощью которого я определял направление движения. Доподлинно зная, что рожь справа от меня, в панике я ломанулся в правый бок. Метров через сто пришлось остановиться. Ожидаемого поля не было. Не было его и слева, и спереди, и назади. Так и знал, ****ь – заблудился! Пришвин с Аксаковым накрылись медным тазом. Теперь надо было как-нибудь выбираться.
Я взглянул на часы. Даже если допустить, что лес простирается на сто морских миль в радиусе, пробираясь по прямой со средней скоростью четырех километров в час, я выйду из чащи примерно через... Да, брат, приехали. Станция Березай, кому надо вылезай! Солнце как-то незаметно скрылось за набежавшими невесть откуда тучками, небо превратилось в серый тоскливый кисель и заплакало тонкими длинными пунктирами. Время от времени казалось, что за деревьями брезжит свет, но это был мираж, обман зрения потерявшегося в африканских джунглях мудака Ливингстона. Время шло, понемногу смеркалось, а выхода всё не было. Меня окружали холодные и враждебные, в полтора обхвата розовые сосны. Ветровка стала промокать, спички я потерял. Впору было повеситься. В голову забралась шальная мысль о кабанах и прочей лесной сволочи. Надо лезть на дерево, подумал я. Сказать легко – сделать трудно. Попробуйте-ка влезть на толстую мокрую сосну в резиновых сапогах, посмотрю я на вас. Вообще-то экстрим – не мой профиль. Camel Trophy там, дайвинг, сафари – это всё к Макаревичу. Я по другой части. Однако, как говорится, на безрыбье и раком станешь. После множества неудачных попыток, мне удалось, по-альпийски растопырив ноги и уперев их в рядом растущие деревья, добраться до нижних веток. Белочки смеялись. Мне было не до смеха. Дальше – больше. Я придумал забраться на верхушку дерева для рекогносцировки. Увидеть ничего не удалось, зато я услышал тихий, но явственный гул шоссе.
Остальное было делом техники. Воодушевленный услышанным я ссыпался с дерева, с удвоенной силой рванул в нужном направлении и, спустя три четверти часа, выбрался на мокрую асфальтовую дорогу. Свободу Анжеле Дэвис и Нельсону Манделе! Мафия бессмертна! Фашизм не пройдет! Зенит – чемпион!
3
Я был много счастливее моряка Крузо, увидавшего на горизонте парус корабля. Воля встретила меня пурпурно-перламутровым закатом, свежим теплым ветерком и неправдоподобной красоты пейзажем. Длинные фиолетовые тени растущих вдоль дороги берез пересекали виридоновый луг и окрашивали пасущихся красных коров тигровыми полосами.
Стадо священных животных мирно выгуливалось в лучах заходящего солнца. Коренастенький кривоногий, словно сошедший с пластовского полотна, мужичок-с-ноготок с длинным пастушьим кнутом через плечо, прищурясь на закат, скручивал самодельную цигарку.
- Здравствуйте, добрый человек. Простите, не подскажете ли мне, как добраться до Ушаков? – подчеркнуто вежливо спросил я пастуха.
- Чего ж не сказать, – с головы до ног окинул меня взглядом пейзан, – добраться – не усраться. Вон они, Ушаки, – мотнул головой мужичок, – на старом месте. Четыре версты по шашы. А ты, никак, грибник, – только сейчас я понял, что, не смотря на приключения, так и не бросил корзину.
В двух словах мне пришлось рассказать человечку свою одиссею. История очень развеселила его. «Оголодал, должно», – пастух присел на корточки, перетянул с боку на живот плоскую брезентовую планшетку (в таких во вторую мировую военные носили карты) и стал доставать из нее завернутые в газету продукты: синие, сплющенные вареные яйца, такие же плоские желтые, в хлебных крошках огурцы и давленые помидоры. Ничего вкусней ни до того, ни после я не пробовал. Поев, мужичонка встал, обтер о штаны руки и, протянув мне маленькую, сухую, черную, как у обезьянки лапку, представился: «Гамонка. Прозвание такое», – пояснил он. Познакомившись, мы присели на сухой ствол поваленной березы и закурили. Пастух, с уважением поглядывая на иностранную надпись, осторожно потягивал предложенную мной «Gianes». «Как же вы справляетесь с такой пропастью скота?» – удивился я. Гамонка молча встал, выпростал перед собой кнут и, коротко и резко щелкнув им, неожиданно звонко закричал на отставшую, было, пегую телку: «Ах, ты, распроститутка! ****ина! Места-а-а, ети’ть твою мать!!!» Бедное животное в ужасе бросилось в гущу стада. Довольный произведенным эффектом пастырь неспешно опустился на бревно рядом со мной: «Боится – значит, уважает».
День завершался. Я распрощался с коровьим богом, оставил ему сигарет и потихоньку побрел в сторону деревни. Краски на небе стали тускнеть, и скоро над моей головой открылась величественная картина звездной бездны. Слава тебе, Господи!
Брюссель, июнь 2007г.