Пролог.
В Люблино редко наведываются гости. Очень редко. А уж если и наведываются, то непременно какие-нибудь цыгане, торгующие цветными, расшитыми платками, или нищие, вечно скитающиеся по деревням и выпрашивающие милостыню. И всё. Конечно, не считая меня, каждый год, приезжающего на лето к бабушке.
В такой глуши нет ни работы, ни средств к существованию. Этой деревни вообще не должно было быть. Но так уж получилось, что в начале лета сорок первого заброшенная, никому не известная деревушка, под названием Люблино, стала местом эвакуации, достаточно далёким от основных военных действий, а потому и более безопасным. Тридцать человек, привезённых сюда из Москвы, заново отстроили дома, заново обработали поля и заново начали жить... тихо, мирно вдали от хаоса, царящего по всей стране. Так пролетели два года. Но однажды ночью война добралась и до Люблино... нет, не добралась... стремительно влетела, вбежала, взрывая бомбами тишину, вспарывая танками землю, разрывая пулями воздух... Много крови и слёз пролилось тогда... Долгие семнадцать суток длилась осада. Для тех, кто воевал и для тех за кого воевали, эти четыреста восемь часов превратились в вечность... в вечность измеряемую количеством попаданий в сердце, в плачущую, кричащую от боли и страха вечность. Тридцать человек, никогда не видящих в глаза даже гранаты и небольшое подкрепление, прибывшее через три дня после начала бойни против армии опытных, хорошо вооружённых солдат... Бабушка говорит, что война похожа на летний ураган, неожиданно врывающийся, разрушая всё на своём пути, а после, всегда наступает затишье... холодное, мёртвое затишье...
Так произошло и на сей раз... Последняя оборванная жизнь, последняя пуля в спину. Ураган прошёл. Стоны, прорывающие внезапно наступившую тишину, смешались с криками радости... На грязных, заляпанных кровью лицах, сияли улыбки... растерянные, безумные улыбки людей, у каждого из которых на совести по нескольку загубленных жизней. Там были женщины и дети, которым пришлось взять в руки оружие, которые не были научены убивать... Но в битве, перед смертью все равны. Война, унося души, не спрашивает, кто ты и сколько тебе лет... А позже, когда они пришли в себя, когда полностью осознали, что произошло, они стали плакать и молиться так, как не плакали и не молились прежде.
Прошёл ни один десяток лет, но в Люблино до сих пор живут, точнее, доживают свой век те, кто были там, в сорок третьем. После окончания войны та горстка людей, которые уцелели, так и остались здесь. А уж потом, кто умер, кто спился. Разные у людей судьбы, разные дороги. Вот и осталось жилых домов всего ничего. А о новосёлах и говорить то нечего... Кто ж поедет из города в такую глушь?
Так мне говорила бабушка. Она вообще часто вспоминала войну, а я всегда слушал, потому что знал, (хоть она никогда не подавала вида) как для неё это важно... Только мне она рассказала, что ей до сих пор часто снится тот бой, и что именно после него она по-настоящему поверила в Бога, спасшего её и мою маму, которой на тот момент было пять лет. Бабушка человек сдержанный, она не привыкла выставлять свои чувства напоказ (ну, конечно кроме радости, которая охватывала её каждый раз, когда я приезжал), но однажды, придя домой чуть раньше обычного, я увидел, как она пересматривает старые фотографии и мнёт в руках мокрый от слёз платочек. Тогда я, ничего не говоря, подошёл и обнял её так тепло и крепко, как только мог. С тех пор я ни разу не видел, что бы бабушка плакала.
* * *
Вообще, я всё же могу понять бабушку, которая не пожелала покидать Люблино, несмотря на то, что с ним были связаны отнюдь не самые приятные воспоминания. В конце концов, для неё два года, проведённые здесь были началом новой жизни и концом старой «до военной» эпохи. Их эвакуировали из Москвы сразу же, как поступил сигнал о начале войны. Естественно, ни о каком сборе и речи быть не могло, взяли только всё самое необходимое (в основном документы). А когда приехали в эту заброшенную, с покосившимися от старости и одиночества, домами деревню, без вещей и с полугодовым запасом еды, то поняли, что нужно отстраивать всё как можно скорее. Заставив себя забыть об оставленных квартирах, о мужьях и об отцах, ушедших на фронт, да вообще обо всём том, что стало теперь прошлым, они работали день и ночь, не покладая рук. И, спустя несколько месяцев, им уже не приходилось спать на досках и мокнуть под дождём. Так вот тяжело и безрадостно, сами того не желая, тридцать человек разом вступили в новую жизнь.
* * *
Но стоит оглядеться вокруг, то сразу понимаешь, почему многие так и остались жить здесь после войны. Могу поклясться чем угодно, что эта деревня самое прекрасное место на Земле. Только посмотрите на эти бескрайние, золотые от солнца луга. На этот глубокий, иссиня-черный, гордо возвышающийся над равнинами лес, от которого прямо таки веет мощью и силой. Он словно армия великих древних королей, восставших из мёртвых, чтобы дать свой последний бой. Каждый раз, когда ветер, пробегает по верхушкам деревьев, каждый раз, когда лес начинает протяжно и грустно шуметь, невыносимая, непонятная тоска охватывает душу... Вдыхая этот кристально-чистый воздух, от которого даже голова начинает кружиться, смотря на ослепительно-синее, глубокое, как океанское дно, небо... начинаешь понимать, насколько огромен этот мир и насколько малы люди, живущие в нём...
А какие в Люблино ночи! Тёмные, таинственные, колдовские ночи! Вы только представьте... Бездонное, всевидящее, как око Творца, небо с мириадами звёзд. Они не имеют ничего общего с городскими – мутными и едва мерцающими бисеринками... Огромные, размером с апельсин, будто стоит только протянуть руку, и дотронешься до заветного света. Холодный, безмолвный космос, такой далёкий и не постижимый... а звёзды... все они, словно гости, приглашённые на бал и танцующие свой вальс длиною в сотни световых лет, все они - разлитое случайно одним из Богов молоко. И наша Земля часть этого пути. И наша Земля втянута в эту безумную пляску светил.
Ох, как я любил, будучи мальчишкой, сидеть на крыльце, закутавшись в тёплое одеяло, оставшись наедине с далёким космосом, и смотреть, смотреть, смотреть... всю ночь, пока рассвет не вспорет острыми лучами небо. Знаете, звёзды лучше всего созерцать в одиночестве, когда никто не помешает случайным вздохом или каким-нибудь, неуместно заданным вопросом, когда можно спокойно подумать о времени, о бесконечности, о Вселенной и вообще, о мире в целом... Тогда никто не скажет тебе, что не стоит забивать голову подобными вещами и говорить о том, чего не знаешь. Но сильнее всего я был одержим одним лишь вопросом, мучающим человечество на протяжении всего существования. Есть ли жизнь на других планетах? В других мирах? Может, они прямо здесь, рядом с нами, а мы не замечаем? Неужели наша Земля единственная планета, способная дышать, мыслить, говорить, чувствовать? Именно в такие моменты я всегда ощущал себя одиноким, среди двух миллиардов людей... мне, почему-то вдруг становилось невероятно холодно и хотелось поскорее уйти в дом, чтобы не видеть больше звёзд, не смотреть на их печальный свет.
Неужели мы одни? Неужели больше никого нет?...
* * *
Можете представить себе, каково было наше удивление, когда, проснувшись однажды утром, мы обнаружили две газели и ярко-красную «мазду», припаркованных возле одного из домов? Я, изголодавшийся по новым событиям, прилип к стеклу и смотрел не отрываясь, что же будет дальше. А дальше было вот что: открыв дверь, из машины вышел высокий молодой человек. Он с минуту постоял на улице, посмотрел на небо, что-то крикнул остальным пассажирам и, прикрыв глаза рукой, ушёл в дом. Следом за ним из автомобиля вышли девушка и, видимо её дочь, девочка лет двенадцати. Осмотревшись по сторонам, они поспешили за мужчиной.
Через несколько минут вокруг дома начали суетиться какие-то люди. Они выносили, перетаскивали, собирали и разбирали вещи.
- Не иначе как переезжают, - бабушка мельком глянула в окно и продолжила гладить.
- Странно всё это...
- Почему же? Место здесь хорошее, спокойное... Как знать, может люди устали от городского шума, вот и приехали.
- С ребёнком... тут же нет школ... – прошептал я.
- А ты, давай-ка, оторвись от окна и иди за стол, сырники стынут.
Механически пережёвывая завтрак, я, не переставая, думал об этих людях... Меня снедало любопытство ещё большее, чем перед новогодней ночью. Кто они? Почему приехали сюда, за столько километров от цивилизации? Я приподнялся и заглянул в окно. Все машины, включая яркую «мазду» разъехались. Неужели они и вправду останутся в Люблино навсегда... Здорово было бы! Не придётся целое лето изнывать от скуки, слушая бесконечные сплетни соседок, от чьих зорких глаз невозможно укрыться. Будет с кем запустить воздушного змея или половить ящериц... хотя, девчонки вроде боятся ящериц... А, я махнул рукой, неважно, новые друзья это всегда чудесно! И тут меня охватило невероятное радостное волнение, будто в животе запорхали тысячи бабочек.
* * *
Ярким фениксом вспыхнуло умирающее солнце. Блики огня запутались в листве старого дуба, превратив его в пылающий факел... Чудесное это явление-закат. Чудесное и волнующее... Каждый вечер звезда, согревающая Землю на протяжении миллионов лет, покидает нас... Было время, когда я боялся, что однажды солнце не вернётся... Просто когда-нибудь, проснувшись утром, мы обнаружим девственно чистое, холодное небо, без единого лучика... Наверное, люди бы безумно испугались... а может... Стук в дверь вывел меня из задумчивости.
- Бабушка! Бабушка! Это, по-моему, к тебе!
- Слышу я, слышу! Это, наверное, Ниловна... сейчас я вот только...
-Ладно, сам открою,- сказал я, вставая с дивана.
* * *
На пороге стояли высокий молодой мужчина, девушка и, видимо их дочь, девочка лет двенадцати. Они улыбались. Все троя. Улыбки их были широкие, открытые, искренние... Прекрасные! Самые замечательные улыбки, которые я когда-либо видел! В руках женщина держала тарелку с пирогом.
- З... здравствуйте,- отчего-то у меня пропало всякое желание двигаться. Я просто стоял и смотрел. Всё моё существо было буквально поглощено этими людьми. Но, к счастью, вмешалась бабушка.
- О, вот и наши новые соседи! Проходите-проходите, не стесняйтесь. И с подарками, Боже правый, не стоило, я ведь даже не успела прибраться!- бабушка говорила так всякий раз, когда к нам кто-нибудь приходил, хотя в доме всегда была идеальная, стерильная чистота.
- Ох, я даже не представилась. Зовут меня Антонина Васильевна, ну, для вас просто Тоня, а это мой внук...
- Саша,- я протянул руку, - мужчина пожал её.
- Меня зовут Игорь, моя жена – Лена, а это – наша девочка...
- Александра, - сказала она, кокетливо опустив глаза.
Когда набор фраз, специально предназначенных для подобных случаев, иссяк, бабушка усадила всех за стол. Мы пили чай, о чём-то весело разговаривали, шутили, смеялись... Игорь оказался учёным-астрономом, что провело меня в неописуемый восторг, и я буквально засыпал его вопросами. Он, с улыбкой, не сходившей ни на секунду с его лица, и, казалось, с огромным удовольствием отвечал на них. На протяжении всего вечера я, украдкой смотрел на Александру, она же не произнесла ни слова и делала вид, будто не замечает моего интереса. Хотя, пару раз наши взгляды всё же встретились, однако, она тут же отвела свой, делая вид, что разглядывает узор на скатерти.
Когда наша тёплая, непринуждённая беседа подошла к концу, чай был выпит, а последняя крошка пирога доедена, луна уже сияла над домом, освещая мягким светом поля. Мы вышли на крыльцо и обменялись прощальными рукопожатиями.
- Ну, вы заходите в любое время, мы будем очень рады. – Игорь потрепал меня по волосам, - И ты, парень, заходи, поболтаем о космосе, посмотрим на звёзды, я привёз отличный телескоп.
- Половим ящериц... – прошептала Александра, подняв на меня глаза. Ясные, ослепительно-зелёные, хрустальные глаза...
Гости ушли, а я всё стоял, растерянно глядя им вслед. Что-то произошло в тот вечер. Но что? Я не знал... да и вообще не мог ничего толком понять, лишь ощущал, какое-то неуловимое, витающее в воздухе чувство, будто я упустил нечто очень важное и значимое. Так что же это? Что? Но звёзды на сей счёт молчали, пронзая лучами ледяную бездну и безразлично глядя на меня сверху.
* * *
Вот так вот, нежданно-негаданно, как лёгкий прохладный ветерок в душную комнату, они ворвались, влетели в нашу жизнь. Дядя Игорь, Елена и их дочь Александра. Не Саша, не Сашенька, а всегда строго и гордо – Александра. Александра... я был готов повторять её имя бесконечно! Как же с ней было чудно, интересно, прекрасно! Мы отлично проводили время. Запускали змея, смотрели на звёзды, гуляли по лесу, ловили ящериц. Дни летели на удивление быстро, словно на крыльях... на лёгких прозрачных, сотканных из улыбок и счастья крыльях. Она смеялась, веселилась вместе со мной, но её глаза всегда оставались такими же грустными и блестящими, словно от слёз. А ещё... Александра часто вспоминала дом. Но она даже словом не обмолвилась, где находится это место, только рассказывала как там удивительно и красиво...
* * *
- Красиво здесь...
- Да, самое прекрасное место на Земле! - я, прищурившись, подставил лицо солнцу.
- Земля... только света здесь слишком много... и небо совсем другое... Там, откуда я приехала даже у воды вкус иной, деревьев гораздо меньше и трава не такая высокая. Зато у нас много гор. Такие огромные, песчаные горы, - она прикрыла глаза,- их тысячи и все они разные... такие красивые...
- А что это за место? Ты никогда не говорила, откуда приехала...
Она покачала головой.
- Так откуда? – мне, отчего то было невероятно важно знать это.
- Мы скоро вернёмся обратно, - она, казалось, не слышала меня, - очень скоро, папа обещал. Он обещает нам с мамой это каждый день восемь лет подряд, но на сей раз это правда... Самая, что ни на есть правда.
* * *
Тот день выдался на удивление жарким. Нещадно палило солнце, толстыми лучами прожигая густой, вязкий, словно плавленый свинец, воздух. Дышать было тяжело и неприятно, как будто в лёгкие налили горячей смолы. Соседи, обычно работающие на своих участках целыми днями, попрятались по домам от внезапно нахлынувшего зноя. Прохладнее не стало даже к вечеру, разве что солнце ушло...
А ещё я в тот день не виделся с Александрой. Ни разу. Только вглядывался в их окна, словно гипнотизируя их, в надежде разглядеть её, но тщетно, дом, будто вымер. Мною овладело непонятное, едва осязаемое, но, неумолимо нарастающее чувство тревоги.
- Ишь ты, как разволновался! Да придёт твоя Александра, никуда не денется, что ты как заколдованный, целый день у окна...
Но я продолжал смотреть, пока не стало совсем темно. За это время тревога из призрачной успела превратиться в настоящую и буквально сводила меня с ума. Поэтому, когда бабушка ушла пасти коз (она всегда делала это ночью), я, накинув лёгкую куртку, выбежал из дома и помчался со всех ног к Александре.
* * *
Кулаки уже онемели от боли, но никто не открывал. Темно и пусто. Ни света в окнах, ни голосов, как будто и не жил здесь никто. Наверно, я бы так и стоял перед дверью вечность, невидящими глазами уставившись на ручку, как вдруг увидел вдалеке, на поле, мерцающее голубоватое сияние. Мозг ещё не успел сообразить, а ноги уже несли меня туда. По мере приближения, свет начал принимать очертания... воронки, закрученной, спиралевидной воронки, висящей в воздухе. Она вращалась с поистине огромной, космической скоростью, поднимая вокруг себя, сшибающий с ног ветер.
Я уже ни чему не удивлялся. Даже трём неестественно худым и длинным фигурам, стоящим под этой воронкой, в чьих обликах не осталось ничего человеческого. Они скорее напоминали тонкие струйки воды, стекающие по стеклу после ливня. Услышав мои шаги и прерывистое дыхание, они обернулись. На бледных, почти прозрачных лицах сияли улыбки, грустные и радостные одновременно... или это блики синего огня? Нет, я уверен, они улыбались счастливо. Теперь уже все троя. Точно. Отвернувшись, и подняв головы вверх, они протянули свои тоненькие, длинные ручки к воронке, словно промокшие побледневшие цветы к долгожданному солнцу. Я смотрел с замиранием сердца, не в силах отвести глаз от этого поистине великого и торжественного зрелища. А потом они исчезли. Навсегда.
Александра... Александра. Александра! Не Саша, не Сашенька, а всегда строго и гордо...
Эпилог.
«Там, откуда я приехала небо совсем не такое и деревьев гораздо меньше. Зато у нас много гор. Такие огромные, песчаные горы... их тысячи. Какие же они красивые!» Всё правильно... Домой, домой, домой... Я ещё долго стоял, и смотрел на звёзды, в надежде увидеть хоть что-нибудь. Но, увы, космос надёжно хранит свои тайны...