Эта аббревиатура означает "Сухумский Физико-технический институт", в котором я проработал без малого сорок лет. Фактически это вся моя жизнь, не только профессиональная, но и личная. Могу определённо сказать, что она была счастливой. Конечно, были неприятности и неудачи, но я никак не могу сказать, что жизнь не удалась. Она была интересной - вот самое главное. Интересной была работа, интересными были туристские походы по горам и пещерам, отдых на берегу моря с семьёй и в приятной компании друзей. Я не жалею, что этого уже нельзя повторить. Хватит одного раза.
Рассказывая об СФТИ, надо было бы начать с истории его создания, но я не знаю многих деталей, хотя работал в том числе со старыми его сотрудниками. Институт был "режимный", секретный, и говорить о нём лишнее даже между собой не было принято. А между тем история интересная.
Как известно, работы над созданием атомной бомбы в СССР и США начались почти одновременно ещё во время войны, в 1942 году. Бежавшие в США из Европы физики обеспокоили руководителей страны сведениями, что в гитлеровской Германии ведутся тайные работы над созданием атомного оружия. Советские физики пришли к такому же выводу сами, анализируя информацию из зарубежных физических журналов, и тоже довели его до сведения правительства. Работы по "атомному проекту" проводились в СССР под личным контролем Л.П.Берия и под научным руководством И.В.Курчатова. После разгрома гитлеровской Германии в 1945 году американская разведка начала буквально охотиться за немецкими специалистами, так или иначе связанными с атомной физикой. Не дремала и советская разведка. В результате к работам в советском "атомном проекте" подключилась группа немецких физиков, среди которых были учёные мирового уровня.
В 1947 году Советское правительство решило, что немецких специалистов, занимавшихся вопросами обогащения урана, следует отделить от советских, приступивших непосредственно к созданию атомной бомбы. Нашли для немцев в буквальном смысле слова тёплое местечко - около Сухуми, на берегу моря. Наверное это место было выбрано по предложению Берия, который родился и провёл детство в селе Мерхеули, в нескольких километрах от Сухуми. Было создано две производственных площадки: одна на базе довоенного санатория ВЦСПС "Синоп" почти на окраине Сухуми, а вторая на базе бывшего имения помещика Н.Н.Смецкого в посёлке Агудзера, в 15 км от Сухуми. Работами на первой площадке руководил выдающийся учёный в области электроники Манфред фон Арденне, на второй - Нобелевский лауреат профессор Густав Герц. По первым буквам их фамилий эти площадки ещё долго называли "отдел "А" и "отдел "Г".
Первоначально в институте работало примерно равное количество немецких и советских специалистов разных уровней, от учёных и инженеров до квалифицированных рабочих. Но в 1955 году немцы стали возвращаться на родину, и их заменяли советскими специалистами, в основном молодыми выпускниками вузов. Начатые немцами работы в институте продолжались, хотя их тематика постепенно менялась, а сам институт переживал бурный рост. Так что когда я в 1958 году поступил на работу в СФТИ, из немцев там остался только химик профессор Барони, австриец, который не захотел уезжать из СССР.
Меня приняли на работу в радиотехнический отдел, который находился на площадке "Г" в Агудзере. Хотя в отделе уже не было ни одного немца, весь рабочий уклад ещё носил следы их пребывания. В частности, во всём чувствовался ещё не утраченный немецкий порядок. В однотумбовом канцелярском столе, который мне достался для работы, один из выдвижных ящиков был оборудован под картотеку. На всех ячейках были наклеены аккуратные бумажные этикетки с чёткими готическими надписями на немецком.
Когда я подавал в отдел кадров СФТИ заявление и документы, в них не было никакого подтверждения того, что я радиоспециалист. Поэтому со мной побеседовал начальник радиотехнического отдела А.П.Пятницкий. Я рассчитывал максимум на должность радиомонтажника, но он принял меня сразу на должность старшего лаборанта! Больше того, мой завлаб К.А.Яковлев сходу поручил мне работу, которую в лаборатории обычно выполняли инженеры. Правда, я не был таким уж новичком в радиотехнике. У меня был приличный радиолюбительский опыт, я серьёзно изучал теорию и аппаратуру в высшем военно-морском училище и учился заочно в институте. Когда я перешёл на третий курс института, меня перевели в инженеры с соответствующим повышением оклада, а когда закончил институт - сделали руководителем группы, временами доходившей до двадцати человек. Так что мне грех жаловаться на неудачную карьеру, хотя я о ней никогда не думал.
Моей специальностью была радиоэлектронная схемотехника, то есть я разрабатывал электрические схемы радиоэлектронных приборов, в основном в области измерительной техники и автоматики. Испытывал лабораторные электрические макеты этих приборов, писал техническое задание на разработку конструкции прибора, курировал его конструирование и изготовление. Испытывал по мною же написанным программам уже готовые приборы, сдавал их заказчику и какое-то время участвовал в их опытной эксплуатации. То есть, образно говоря, жил этим прибором от первых ещё неясных идей по его реализации до него весомого, работающего, тёплого, пахнущего лаком и тем сложным живым запахом, каким пахнет любая электроника. Я и в самом деле любил их и относился к ним как к живым существам. Жаль было с ними расставаться, но в конце работы над одним прибором меня уже подпирала другая, начальство торопило и нудило: "Ну что ты его вылизываешь, хватит! Лучшее - враг хорошего!"
Трагедия инженера-разработчика радиоэлектронных приборов состоит в том, что каждые несколько лет он умирает как специалист. За это время почти полностью обновляется так называемая элементная база радиоэлектроники. Если вы заглянете внутрь своего компьютера, телевизора или другого радиоэлектронного устройства, вы увидите светлокоричневые текстолитовые платы, густо покрытые разноцветными транзисторами, резисторами, конденсаторами и микросхемами. Это и есть радиоэлементы. Внутри них происходят сложные и тонкие процессы, которые инженер-электронщик знает гораздо лучше, чем работу своего сердца или печёнки. Но если человеческое сердце и печень остаются неизменными на протяжении тысячелетий, и чем старше добросовестный врач, тем он опытней, то у инженера-электронщика всё наоборот. Технологический прогресс в области электроники происходит так быстро, что разработчику приходится практически непрерывно учиться. Отстал, не догнал - переходи на административную или хозяйственную работу, ты уже инженер только по названию. Более молодые и шустрые, только что закончившие институт, знают больше тебя и соображают быстрее.
За свою профессиональную жизнь я пережил четыре крупных этапа развития элементной базы. Начал с вакуумных радиоламп, затем их заменили полупроводниковые триоды (транзисторы), они вскоре соединились в цифровые и аналоговые интегральные микросхемы малой и средней степени интеграции. Здесь я ещё держался "на уровне". Но когда в цифровой технике появились микросхемы высокой степени интеграции, в том числе микропроцессоры, я по ряду причин оказался в стороне от этой элементной базы, и не освоил разработку устройств на их основе. К этому времени мой возраст подходил к пенсионному. Я бы ещё поработал, но спасибо политикам, которым хотелось всё поломать и на обломках хоть и хреновой, но худо-бедно работающей общественной системы устроить удобный для себя бардак. Развалился Советский Союз, прекратилось финансирование института, и он стал тихо умирать. Затем и вовсе разразилась абхазо-грузинская война. Разрушили и разграбили всё, до чего достали руки.
Крупные научные коллективы, как и люди, проходят через все этапы жизни: рождение, рост, расцвет всех сил и талантов, затем старение и медленное умирание. Некоторое исключение может быть составляют исследовательские институты, созданные при университетах - они всё время подпитываются молодыми кадрами аспирантов университета. Свидетельством старческого бесплодия научного коллектива является изобилие в нём заслуженных личностей - академиков и профессоров. Когда обычную черновую работу вроде статистической обработки данных эксперимента выполняют седобородые доктора и кандидаты наук - всё, институт умер!
Но это естественная смерть, а СФТИ умер насильственной смертью. Сначала его удушили, прекратив финансирование основных направлений работ, а потом ещё полуживого растерзали, растащив производственную базу и разворовав запасы наиболее ценных материалов. Люди кто помоложе уехали в Россию, на Украину, а кто смог - то и подальше. Оставшиеся мои ровесники и сотрудники постарше приспособились потихоньку вымирать возле привычного места работы. Чуть ли не каждый месяц я получаю оттуда печальные новости.