Экзамен
Бэрл проигрывал схватку, а вместе с ней – и жизнь. С утра ничего не предвещало подобного: лицей, занятия, школа боя, разминка, тренировка. Наконец, дело дошло до спарринга. Тут-то все и началось...
Учитель нечасто проводил тренировочные бои, предпочитая следить за ходом поединка и объяснять ошибки. На этот раз он выгнал всех из малого зала в большой, оставив только Бэрла. Бэрл готовился к выпускным экзаменам и в лицее, и в школе боя. Нагрузки на тренировках все возрастали, так что он ожидал чего-нибудь подобного. Обычно экзамен состоял из теоретических вопросов о тактике поединков, отработки серии приемов и спарринге с другими экзаменующимися. Но для разных учеников экзамен мог быть построен по-другому. Пока мечи включались, учитель молчал, но только тускло светящиеся лезвия полностью выдвинулись из рукоятей, он сказал то, что Бэрл не ожидал услышать:
– Ты мой лучший ученик.
Он сделал паузу, держа меч перед собой.
– Ты вполне можешь превзойти меня, но я этого не допущу. Пока ты еще не очень силен, и я смогу убить тебя. Смертельные случаи во время поединков бывают, и никто не обратит внимания на этот.
Он сделал первое движение, и Бэрл, холодея, понял, что этот удар действительно смертелен. Он легко увернулся от него, даже не пробуя отбить, но сейчас же учитель нанес новый удар. Через несколько секунд Бэрл оказался в водовороте ударов, наносимых со всех сторон. Он отбивал удары учителя без особого труда, но перейти в наступление не успевал. Еще несколько секунд ушли у него на то, чтобы понять: выиграть ему не удастся. Он все делал правильно, но не мог биться с такой скоростью долго. А учитель – мог. Бэрл уставал все больше и больше, но не снижал скорости движений. Продержаться до того момента, как батареи мечей сядут – вот единственная возможность выжить. Их движения напоминали сложный танец, если бы не мечи в их руках. Микронной толщины нити, окруженные силовым полем, торчащие из рукоятей, могли с легкостью разрезать и тела бойцов, и стены комнаты, и любую броню.
Внезапно рукоятка меча начала предательски нагреваться в руке, сигнализируя о том, что батарея начала садиться. Это произошло слишком рано и не могло быть случайностью: его меч пока еще хранился в школе, как и у остальных учеников, и учитель сам менял батареи. Значит, он поставил Бэрлу наполовину разряженную. Лезвие начало постепенно убираться в рукоять. Меч становился короче, и отбиваться становилось все труднее. Длина лезвия была не больше двадцати сантиметров, когда учитель неожиданно сделал шаг назад и поднял меч перед собой. Лезвие его меча начало убираться в рукоять.
– Ты сдал свой экзамен, – всегда сдержанный и бесстрастный наставник улыбался так, как не улыбался еще никому за все годы, проведенные Бэрлом в школе. Бэрл осел на пол. В голове не было мыслей, он тупо смотрел, как учитель открывает дверь во внутреннюю комнату. В зал вошли его родители и младший брат. Торн бросился Бэрлу на шею: Бэрл был старше на два года, и они были очень дружны.
– Что с тобой? – взволнованно спросила его мать.
За Бэрла ответил учитель:
– Сейчас он бился по-настоящему. Он взглянул в лицо смерти, а это всегда тяжело. Но теперь я не боюсь выпускать его: он не дрогнет в настоящем бою, когда нужно будет побеждать – или гибнуть.
Только сейчас Бэрл начал приходить в себя. Он с трудом поднялся на ватных ногах, поддерживаемый братом. Отец хлопал его по плечу, мать гладила по голове, а звуки речи начали доходить до его сознания.
– Не слишком ли жесток подобный экзамен? – сурово спросил отец.
– Нет, – ответил учитель, – он выбрал опасную профессию, и ему надо быть готовым к битвам.
– Но космический инженер – это не военный!
– Увы, грань между космическим инженером и механиком боевого корабля слишком тонка. Теперь, когда отношения с Империей ухудшились как никогда, можно ожидать открытой войны.
– Наши союзники будут с нами! – задиристо выкрикнул Торн.
– Да, и мы сможем бороться с Империей на равных. Не думаю, чтобы Империя решилась на такую войну, но если это и случится – Бэрл сможет защитить себя. А теперь, Бэрл, я должен сказать тебе менее приятные вещи.
Бэрл уже пришел в себя и с интересом ждал, чего ему скажет учитель.
– Я сказал тебе, что ты мой лучший ученик и что ты превзойдешь меня. Первое – это неправда. У меня были ученики лучше, хоть и не в твоей группе. Ты можешь превзойти меня, но только если будешь проводить по несколько часов в день на тренировках. Такой экзамен я провожу лишь для немногих, но у тебя не должно быть причин излишне гордиться собой. Ты – немногим лучше других. Мастером меча тебе не бывать, хотя стать хорошим бойцом тебе несложно.
Бэрлу стало обидно. Быть мастером меча – мечта любого мальчишки. Лучшие бойцы планеты готовы были бросить вызов любым врагам, даже имперским Стражам. Говорили даже, что они лучше Стражей, пусть не по силе, но по быстроте и умению вести бой. Его обида быстро улетучилась, когда из внутренней комнаты вышел другой ученик и, с завистью глядя на Бэрла, протянул ему меч со знаком школы. Бэрл не заметил, когда учитель успел подобрать меч, выпавший у него из руки. Взглянув на указатель энергии, он увидел, что меч полностью заряжен. Бэрл усмехнулся, – про себя, как подобает истинному воину: тому парню еще предстоял экзамен, и не известно, сдаст он его, или останется учиться дальше. А Бэрл уже сегодня может ходить с мечом на поясе, демонстрируя всем, что он – воин. Усилием воли он выбросил эти мысли из головы и прислушался к разговору родителей с учителем.
– Мы были не в состоянии платить за обучение сразу двоих. Теперь пришла очередь нашего младшего сына.
– Прежде чем согласиться, мне нужно узнать, какую профессию Вы хотите избрать, молодой человек?
– Зачем это?
– Если эта профессия будет таить в себе риск – я откажусь. Для таких у меня предусмотрен только один вид экзамена, а Вы знаете о нем. Все дело в уверенности ученика в том, что бой настоящий. Для других – обычный экзамен.
– Я собираюсь стать биологом.
– Это хорошая профессия и достаточно безопасная. В этом случае – добро пожаловать.
Никакой торговли не было. Хотя плата за обучение была весьма высока, школу надо содержать. Чем лучше школа, тем лучшее оборудование и помещение она предоставляет ученикам. А эта школа была очень хорошей и находилась в этом же городе. Торн сиял от радости: и за брата, и за себя. Хотя обычно учиться бою начинают с восьми-десяти лет, начать учиться никогда не поздно. У человека может не быть времени, или денег, или желания. Но когда они появляются – любая школа, имеющая свободное место, примет его. В семье денег было не слишком много, поэтому обучить они могли только одного сына. Торн воспринимал это как должное: Бэрл всегда был для него образцом для подражания, лучшим другом и защитником. Стало быть, ему и надо было становиться воином. Но теперь – его очередь. И уж он-то тоже не ударит в грязь лицом, хотя такого боя ему не придется испытать.
Бэрл шел по улице. Впервые на боку у него был пристегнут меч в кобуре. Кобуру ему купил Торн, почти год экономив на завтраках. Выбрал он новейшую модель, позволявшую выхватить меч как можно быстрее. Кобура пристегивалась к поясу наклонно и имела герметичный футляр для запасной батареи. Она была удобнее обычных, свисавших с пояса и болтавшихся при ходьбе, но, если честно, Бэрлу было все равно, в какой кобуре держать меч. Свой меч! День был по-летнему жарким, и поэтому он шел в тени монорельса. В широкой трубе над ним бесшумно проносились полупустые вагончики, да и прохожих навстречу попадалось очень мало. Взрослые работали, лицеисты готовились к экзаменам, выпускным и переходным, матери с малышами заняли зеленые скверы. Бэрлу было немного жаль, что он не встретил никого из знакомых, кому можно было продемонстрировать меч.
Он свернул с проспекта в боковую улицу. Здесь было совсем пустынно. Бэрл чувствовал себя уверенно, как никогда. Не то чтобы он кого-то боялся – пусть уровень преступности в Дотире был выше чем, например, в Столице, на улицах было всегда спокойно. А вот кражи случались пару раз в неделю, и хулиганов частенько ловили – все-таки третий город на планете, и по значению, и по численности. Мальчишки иногда дрались с «чужими», с другой улицы или другой школы, но Бэрл уже вырос из этого возраста. Просто теперь он чувствовал себя по-настоящему взрослым.
Внезапно в сознании возник негромкий сигнал. Бэрл вытащил телефон и вздохнул: звонила Глер. Он шел к ней, стремясь удивить неожиданным появлением. Он с нетерпением ожидал ее удивление и восторг по поводу окончания школы боя, а тут на тебе, она звонит и сюрприза не получится.
– Ты придешь сегодня? – изображение Глэр висело над верхней панелью телефона. Он держал телефон перед собой, чтобы удобней видеть ее. Глэр, как всегда, была аккуратно причесана, а халатик, расписанный красными драконами, Бэрл еще не видел. Он чуть-чуть поправил крошечный микрофончик, прикрепленный рядом с уголком рта.
– Конечно, приду. Есть хорошие новости!
Глэр, не говоря ни слова, закружилась по комнате. Она звонила по большому аппарату, укрепленному на стене, и тот аккуратно удерживал ее в поле зрения своей камеры. Послав Бэрлу воздушный поцелуй, она отключилась. Бэрл убрал телефон назад в карман. До сегодняшнего дня телефон был предметом его особой гордости. Дело не только в голографическом воспроизведении – оно появилось достаточно давно, но, прежде всего, в телепатическом вызове. Вместо мелодии или вибрации, телефон посылал радиоимпульс непосредственно в мозг, в область отвечающую за слух. Консерваторы ворчали о вредности таких аппаратов, несмотря на все заверения медиков, а оптимисты говорили о том, что в недалеком будущем удастся вести разговор полностью телепатически, не мешая другим.
В конце улицы между кронами деревьев, еще покрытых почками, из которых только начали пробиваться листья, уже показалась крыша дома Глэр. Они были вместе давно, лет с двенадцати, к неописуемой зависти одноклассников и одноклассниц. Брак – дело ответственное, об этом не стоит задумываться детям, не готовым жить самостоятельно, без помощи родителей, но любить друг друга запретить им не мог никто, и Бэрл ускорил шаги. Глэр открыла дверь когда он еще подносил руку к сенсору звонка. Не говоря ни слова, она втащила его в прихожую и набросилась на него с поцелуями. Отпрянув, она замахала руками над головой:
– Я все знаю! Торн мне звонил!
Она закружилась посередине прихожей, а затем неожиданно одним движением сорвала халат и вновь повисла не шее Бэрла, целуя его во все, что попадалось под губы. Бэрлу с трудом удалось прервать этот поток поцелуев, перехватив инициативу. Наконец он поймал ее губы своими, и они застыли так на целую минуту. Отдышавшись, они радостно смотрели друг на друга. Глэр отступила на шаг и повернулась боком, давая себя рассмотреть. На ней не было ничего, и Бэрл увидел, что она еще больше похорошела и повзрослела, хотя с момента их последнего свидания прошло всего две недели. Не считать же назвать свиданием ежедневную встречу с соседкой по парте на уроках?
– Пойдем, – Глер демонстративно медленно подобрала с пола халат и потянула Бэрла за руку. В комнате Глэр у дивана стоял столик с тортом, фруктами и шипучим вином.
– Когда ты все успела? – Бэрл удивился не на шутку.
– Торн мне позвонил сразу после после уроков, сказал, что у тебя сегодня экзамен. Я знала, что ты обязательно его сдашь! Я знала, и побежала в магазин.
Она погладила рукоять меча, торчащую из кобуры. Взять его она не пыталась: даже маленькие дети знают, что брать меч в руки может лишь тот, кто умеет им пользоваться.
– Квартира наша – до вечера! До позднего-позднего вечера! Я попросила, папа и мамы пойдут в кино после работы и придут попозже!
Она повалила Бэрла на диван так, что он чуть не опрокинул столик с угощением ногой, и опять начала его целовать.
Глэр была самой младшей в большой семье. Ее старшие братья и сестры уже жили своей жизнью, и она уже вовсю возилась с племянниками и племянницами. Отец Глэр был одним из ведущих энергетиков региона и мог обеспечить большую семью. Его первая жена тоже работала в энергетике, там они и познакомились, и их совместных доходов хватило еще на двух жен, которые возились с кучей совместных ребятишек. А теперь, когда дети выросли, и все четверо работали, Глэр сильно баловали. И не только разными техническими новинками и дорогой одеждой, но и тем, что могли вот так оставить доченьке огромную квартиру и не мешать ей.
Увы, такие дни редко повторяются. Следующий и последовавшие за ним дни были наполнены подготовкой к выпускным экзаменам. Уроки были сокращены в пользу самостоятельной подготовки, и Бэрл не вылезал из читального зала, делая время от времени быстрые набеги на буфет. Глэр сидела дома, обложившись многочисленными книгами по психологии и педагогике. Большая часть из них не входила в курс лицея, но она боялась упустить что-нибудь существенное и не поступить в педагогический институт. Биологию, литературу и историю культуры, которые она выбрала для экзаменов, она и так знала отлично. Бэрлу пришлось хуже. Получив не меньше восемнадцати баллов по математике и химии, можно было не сдавать вступительные по ним в университет, но физика и имперский язык для сдачи были обязательны, и он мучился с нелепой грамматикой и многочисленными синонимами слов имперского языка.
Сравнивая древний язык Империи со всеми его анахронизмами и неправильными формами с языком Вотара, созданным чтобы быть простым и удобным, Бэрл только злился. Шесть падежей, переходные и непереходные глаголы, многочисленные правила и еще более многочисленные исключения из этих правил... Хорошо еще, что не требовался разговор на имперском: этому учили только в университетах. Многие путешествовавшие по космосу утверждали, что правильно говорить по-имперски могут только сами имперцы. Если грамматика была сложна, то произношение было еще сложнее. Кроме сложных звуков, не имеющих аналогов в искусственных языках иных миров, буквы произносились не так, как писались. Необходимо было запоминать не только написание слов, но отдельно и их произношение со всеми безударными гласными и смягчениями согласных. Вотарцы придумали свой язык как символ своей независимости от Империи, так же как и другие, но лишь через несколько поколений поняли, что он еще и красив, так что литературы было немало. Даже старые книги имперского и доимперского периода не теряли в переводе на вотарский своей прелести. Но, несмотря на почти две тысячи лет независимости и недостатки языка, имперский по-прежнему оставался единственным средством общения между людьми с разных планет. Редко кто учил другие языки, обычно имперского хватало на все случаи. За века существования Империи на имперский были переведены книги с доимперских языков, существовала огромная масса технической литературы. Так что, для будущих космических инженеров знание имперского было обязательно: возможно им придется работать в других мирах, а читать о новинках техники просто необходимо. Поэтому Бэрл продолжал мучится, лишь изредка с тоской поглядывая в сторону занавешенных окон, за которыми была весна.
Домой он приходил вечером и сразу падал от усталости. Продремав с часок, Бэрл находил в себе достаточно сил, чтобы поесть и пообщаться с родителями. Младший брат являлся ближе к полуночи, веселый и довольный, участливо смотрел на Бэрла, бормотал несколько сочувственных слов и заваливался спать. Ему-то грозил только безобидный переходный экзамен, к которому он был готов. Профессия биолога требует знания биологии, химии и математики, а для полного комплекта Торн выбрал еще и древнюю историю, которой увлекался с детства. Так что все свободное время он мог проводить в спортивном зале. Учитель школы боя задал ему набор необходимых упражнений, и он тренировался сверх меры с упорством всякого новичка, тем более, что этого он дожидался восемь лет.
От переутомления Бэрла спасали выходные, когда он чуть ли не на весь день заваливался в тот же спортивный зал. Там было помещение для боя, в которое пускали только имеющих меч. Правда, бились там не на мечах, а на тонких прутьях из твердой резины, как ребятишки на первых годах обучения. Бэрлу, впрочем, хватало и этого. Полтора десятка поединков в день вполне достаточно, чтобы придти в себя. Туда приходили разные люди, от ровесников Бэрла, до пожилых мужчин, уже имеющих внуков. В этом же зале занимались двое мастеров меча. Они бились всегда друг с другом. Бэрл заинтересованно наблюдал за ними до тех пор, пока не понял, что ему никогда не достичь такой скорости движений. Хотя он выигрывал два из трех поединков, биться с ними было бессмысленным. Это его не расстраивало: что из того, что он не может с кем-то справиться? Он готовится к войнам с врагами, а не с друзьями.
Силовой меч кое-где применялся в войнах, но только на Вотаре был настоящий культ этого оружия. Сам меч очень прост. В рукояти находится тончайшая проволока, толщиной в десять микрон и длинной в метр. Она сделана из металла с памятью. При нагревании проволока медленно разматывается и выпрямляется. Ее сразу же подхватывает лямбда-поле, не давая согнуться под собственным весом. Это поле получается тоже микронной толщины, поэтому на его поддержание хватает батареи в рукояти. В результате, меч таким тонким полем разрывает связи между молекулами, разрубая все. Остановить его можно только таким же лямбда-полем, то есть другим мечом. Когда заряд истощается, меч начинает остывать, и проволочка так же медленно сматывается. Это главный недостаток меча – невозможность быстро привести его в боевое положение и медленная замена батареи, которой хватает всего на несколько минут. Поле имеет особенность: энергия уходящая на его поддержание зависит от площади поверхности. Меч может питаться от батареи, щит на участке корабельного корпуса требует почти всей мощности реактора, а на то, чтобы защитить корабль целиком, потребуется вся энергия индустриальной планеты. Когда в древности появились мечи, ученые долго разрабатывали щит, способный защищать человека, но скоро поняли, что такое энергопотребление вытекает из самой природы лямбда-поля и прекратили исследования. С тех пор мечи изредка использовали в качестве оружия ближнего боя, простого и эффективного, но сложного в обращении. И только на Вотаре, где ценили не только эффективное, но и прекрасное, разглядели красоту в бое на мечах. Меч стал отличительным признаком воина – человека, готового сражаться с врагом. Готовых воевать за Родину всегда много, но многолетняя учеба отпугивала большинство. Кроме этого, серьезные тренировки с настоящими мечами таили в себе смертельную опасность, что тоже не добавляло им привлекательности. Поэтому, мечи оказывались лишь у волевых, смелых людей. Большая часть поступавших в школы отсеивалась, обучение заканчивали лишь немногие. Сложность обучения состоит в том, что человек не чувствует движения меча. Сопротивление воздуха ничтожно, сила притяжения тоже не ощущается. Единственное, что чувствует человек – это рукоять в своей руке. Тем неожиданнее удар по лезвию другим мечом. Рукоять надо держать очень крепко и, в то же время, быстро двигать кистью. Меч держится одной рукой, оставляя другую свободной. В прошлом были приемы для мечей в обеих руках или для более длинных или коротких мечей. Но они оказались недостаточно эффективными и от них постепенно отказались. Так меч этого вида стал стандартом. Мечи, по традиции, выдавались ученикам в школах, а после обучения на них наносился символ школы. С этого момента воин имел право носить меч всегда с собой и где угодно. Бэрл и стал таким воином, а Торн стоял в начале этого пути.
Дата экзаменов в лицее была рассчитана опытными психологами. Они начались тогда, когда ученики уже сильно устали, усвоив максимум возможного, но еще не отупели от постоянных нагрузок. Каждый экзамен начинался после обеда, чтобы все успели выспаться, немного отдохнуть и полностью сконцентрироваться. Братья вышли из дома вместе. Бэрл не знал, повезло ему или нет: первым экзаменом у него был имперский. У Торна была химия, но ему было безразлично, что сдавать. В отличие от старшего брата, стремившегося получить хорошие оценки по всем предметам, Торн откровенно забросил все, что не имело отношения к биологии, зато несколько нужных предметов знал гораздо лучше, чем это требовалось программой лицея.
Они расстались в вестибюле лицея. Если переходные экзамены принимали свои же учителя, правда, те, что вели уроки у параллельных классов, то для приема выпускных приезжали университетские преподаватели из других городов. Экзамен Бэрла состоял из двух частей: теоретической и практической. В знании теории он не сомневался, но перевода очень боялся. Обычно для перевода подбирали классические тексты, а в них могли быть слова-анахронизмы, обозначавшие устаревшие понятия. Составители билетов любили подбирать отрывки с такими словами, чтобы определить, насколько ученик понимает связный текст и сумеет ли он определить значение слова из контекста.
Бэрл пришел за пятнадцать минут до начала экзамена, ни рано, ни поздно, а в самый раз. В коридоре у закрытой двери в класс стояли его одноклассники и ученики из параллельных классов. Их было немного, потому что имперский сдавали только те, кому он был необходим для вступительных экзаменов в дальнейшем. Ученики здесь были лучшие, поэтому не было лихорадочного листания учебников и вопросов друг к другу: «А как это?..». Единственным кто не мог справиться с волнением был Валт из класса Бэрла. Способностей он был средних, но надеялся стать пусть не космическим инженером, но, хотя бы, космическим монтажником. Если хорошо сдать имперский в лицее, то на вступительных в колледж его можно не сдавать. Там обязательным была только физика, да и то, спрашивали с абитуриентов не как в университете. Так что, сегодняшний экзамен был для Валта пропуском в космос, поэтому он чересчур волновался. Во рту у него пересыхало и он пил минеральную воду, поминутно смотря на часы, чтобы успеть сбегать в туалет за две минуты до начала экзамена. Бэрл волновался немногим меньше его, но виду не показывал: все-таки воин с мечом на поясе не чета обычному подростку. Усилием воли он заставил себя не считать секунды до начала. Ему было это проще чем многим другим: часов он не любил, предпочитая смотреть время на телефоне, а постоянно вытаскивать телефон неудобно.
В общем, Бэрлу повезло: ему дали несколько стихотворений доимперского поэта Киплинга. Древние слова были понятны, и Бэрл быстро перевел текст. Самым сложным для него оказалось произнести имя поэта. Имя «Редьярд Киплинг» разительно отличалось от стандартных имен вотарского языка. Все очень просто: мужское имя – четыре звука, второй гласный, женское – четыре звука, третий гласный, фамилия и географическое наименование – пять звуков, второй и четвертый гласные. Если имперские и доимперские имена всегда что-то обозначали, то имена и фамилии вотарцев были лишь отдаленно похожи на какие-то слова и не имели никакого иного смысла. Все удобные и красивые комбинации звуков давно были перебраны, поэтому всегда можно было найти кого-то, кто носил такое же имя. Бэрла и Торна назвали в честь прадедушек, а Глэр – в честь двоюродной сестры отца.
Пойдя сдавать первым, Бэрл ответил даже лучше, чем предполагал: двадцать баллов, высшая оценка. Это позволяло надеяться на то, что на вступительных к нему не будут слишком придираться. Никаких посторонних разговоров или вопросов на экзамене не допускалось, но Бэрл уловил явно благожелательное к себе отношение. Вторым, с обреченным, но решительным видом к столу экзаменаторов шагнул Валт. Бэрл решил его дождаться. В коридоре он рухнул на скамейку у стены: напряжение последних дней спало. Валт вышел минут через десять, то есть, не слишком быстро. Вид у него был какой-то очумевший и растерянный.
– Девятнадцать... – выдохнул он на немой вопрос Бэрла.
– На чем завалили? – деловито осведомился Бэрл.
– Да ни на чем! Девятнадцать! Мне-то надо было всего семнадцать...
Он вытянул из под ног Бэрла свою бутыль, уже на две трети пустую, и приложился к ней. Оторвавшись от нее, молча протянул ее Бэрлу. Тот с удовольствием сделал огромный глоток.
– И все-таки, почему не двадцать? На чем срезался?
– Спросили, что значит «процентщица», и почему имело смысл убивать именно ее, а не кого-нибудь другого.
– Ну и ты...
– Не ответил ничего. Думал, сейчас поставят пятнадцать – и привет. А они пошушукались, и девятнадцать поставили. Ладно, я – домой, отсыпаться. До встречи на орбите, если конечно поступишь, – ехидно добавил он и ушел, поставив бутылку с остатками воды на пол: может, кому другому понадобится. Бэрл набрал номер Глэр, выслушал в ответ «Угу», поглядел в ее глаза, в которых плавали книжные строчки, и отключился, чтобы не мешать: первый экзамен у Глэр назначен на завтра.
Дома никого не было, на телефоне горела записка от Торна «Ушел в спортзал», поэтому Бэрл с чистой совестью лег спать, оставив записку о результатах родителям. Бывает, приходится сдавать экзамены два дня подряд, но такое невезение случается нечасто. А у Бэрла было два дня до математики. Проснулся он на следующий день только ближе к обеду. Его ожидал сюрприз: электронная книга. Конечно, бумажная книга удобней, красивей, да и держать ее в руках приятней, но студенту лучше иметь электронную книгу, в памяти которой можно разместить целую библиотеку. Книга была очень хорошей, со встроенным распознаванием рукописного текста, так что теперь он мог быстро заносить туда будущие лекции. Пощелкав клавишами управления, он с радостью обнаружил там несколько разделов физики, математики и химии, а также большую библиотеку художественных текстов на имперском. Для начала это было очень хорошо. Правда, теперь ему надо было учиться быстро читать с экрана, а это дело весьма утомительное.
Наигравшись с книгой, Бэрл поплелся на кухню, поискать что-нибудь съестное. Затем он также медленно потащился в лицей: сегодня экзамен был у Глэр. Придя туда, он с удовольствием узнал, что Глэр скоро выйдет. Она предпочитала сдавать в серединке, не первой и не последней. Хотя экзамен по литературе был для нее не сложен, она предпочитала действовать как обычно. Когда она вышла из класса, первым, что она увидела перед собой было лицо Бэрла. Он, не говоря ни слова, обнял ее и с чувством поцеловал, прежде чем она успела что-то сделать.
– Ты что? На нас же смотрят! – возмутилась она громким шепотом, высвободившись через минуту.
– Пусть завидуют! – гордо ответил Бэрл и попробовал повторить. Увы, его аккуратно, но решительно оттолкнули на длину вытянутой руки.
– Неприлично! – решительно сказала Глэр и взяла его под руку. – Я бы отпраздновала с тобой твой успех, но...
– Знаю, – великодушно заявил Бэрл, – у тебя основы психологии последними.
– Вот именно. Проводишь меня до дому – и все! Надо заниматься.
Бэрл пожал плечами. По его мнению, она и так знала гораздо больше, чем требовалось для поступления в университет. Но Глэр вечно не хватало уверенности, и перед экзаменами она всякий раз впадала в панику. Поэтому Бэрл довел ее до дому, поцеловал (на этот раз она ответила как положено) и пошел назад, к монорельсу, прокатиться до Центрального парка. В его состоянии в спортзал идти было бессмысленно. В это время монорельс работает почти вхолостую. Кроме Бэрла в вагончике было только два человека. Вагончик стремительно пролетел через весь город до парка. Часто дольше было ждать нужного, чем ехать.
В парке было еще тихо. Вот, после последних экзаменов, он будет наводнен вчерашними лицеистами, празднующими вступление во взрослую жизнь. Короткая весна уже заканчивалась и деревья были по-летнему зелены. Деревья на Вотар были завезены в начале колонизации, когда планета называлась Клио. Им пришлось приспосабливаться к коротким весне и осени и длинным, дольше половины стандартного года лету и зиме. Человек принес собой свои нормы измерения времени, и никто не удивлялся словам: «в прошлом году день рождения у меня был осенью». Планетарный год интересовал только с целью правильного выбора одежды по погоде. Но если человек мог не обращать время на «неправильную» смену сезонов, то земной растительности пришлось непросто. С помощью древних несовершенных генетических операций сначала удалось адаптироваться березам, потом кленам. Еще десяток лет упорной работы привел к появлению новых подвидов, не похожих на земные образцы, и других растений. Местная трава оказалась неспособной бороться с пришлой, и сохранилась только в зоопарках, где по ней ползали крупные насекомые, тоже исчезнувшие везде. Даже в сотнях крупных озер водная фауна была быстро вытеснена привезенными видами. После нескольких веков заселения планета уже ничем не напоминала прежний буро-зеленый шар, где затянутые ряской озера не отличались из космоса от степей, покрытых низкой пожухлой травой.
Бэрл сидел у самого берега пруда, прямо на траве. От солнца его закрывали крупные листья ретолов с темной морщинистой корой, испещренной белыми полосами. Сзади послышались тихие шаги, и он лениво повернул голову. Рядом с ним сел его одноклассник Валг.
– Гулял здесь, вижу – затылок. Думаю, Бэрл или нет? Подошел поближе, вижу – ты. Как экзамен?
– Двадцать.
– А мне первый сдавать только послезавтра.
Бэрл кивнул. Валг хотел заняться электроникой, экзамен по математике ему надо было сдавать вместе с Бэрлом. Основным хобби у него была внешняя политика. о которой он знал все, что можно было узнать в новостях.
– Слышал, Империя ввела эмбарго на товары Лардана?
– А с чего бы это они? Они же всегда выступают за свободную торговлю? – лениво спросил Бэрл. Говорить о межпланетных интригах ему совершенно не хотелось.
– Лардан выслал нескольких имперских дипломатов. Они пообещали «асимметричный ответ» еще когда скандал только начинался.
Бэрлу стало интересно. Последнее время он вообще перестал слушать новости.
– А что за скандал?
– Шпионский. Их обвинили в шпионаже.
– А доказательства были?
– Если бы были, империя эмбарго бы не ввела, – глубокомысленно изрек Валг, – они на этот счет щепетильны.
– Ну, а теперь что? Лардан нам союзник, теперь наши тоже что-то будут предпринимать?
Валг развел руками.
– А я что, президент что-ли? Я даже не советник по иностранным делам. Но, похоже, дело медленно идет к войне...
Бэрл вытащил свой меч и подкинул его на ладони.
– Империю давно пора поставить на место, так?
– Так, но они очень сильны.
– Ничего, союзников у нас хватает, – беспечно ответил Бэрл, которому разговор уже наскучил, и закрыл глаза. Валг вздохнул и лег на траву рядом с ним.
– Вот так, вечно топорщимся, топорщимся, а к войне надо готовиться заранее. Если уж воевать, то армию надо увеличивать. Одними мечами с Империей не навоюешь...
В тот далекий день Бэрл пропустил это мимо ушей.