Имперец
Семейная жизнь продолжалась недолго. Отпуск быстро кончился, и появилась новая работа. К радости Бэрла, это опять был Троувер. Теперь ему предстоял монтаж второго такого же корабля. Троувер настоял, чтобы этим занимались те же люди, что и в первый раз. На этот раз Бэрл летел со своей прежней бригадой уже не как новичок, а как человек немало повидавший. Новичком был другой: Танс не полетел из-за проблем со здоровьем. Авралы не прошли для него даром, поэтому он сидел в санатории, подвергаясь различным процедурам, вместо того, чтобы лететь к новому объекту. Врачи даже не могли сказать, можно ли будет ему выходить в космос в будущем. Работа ничем не отличалась от прежней, поэтому не удивительно, что вскоре им опять дали выходной, из-за их слишком хорошей работы. Бэрл и Харв вновь отправились вниз, на планету. Предварительно Харв провел серьезную подготовительную работу, во всех красках расписав все ужасы Троувера, чтобы никто не покушался на его место в транспортнике.
На этот раз времени у них было достаточно. Транспортник высадил их ранним вечером, а возвращаться им надо было только утром. Теперь местных денег с большой буквы у них хватало, и они могли позволить себе нечто большее, чем просто поход в один из самых близко расположенных кабаков. Ориентируясь по своим записям, Харв потянул Бэрла в хороший ресторан с развлекательной программой. Плата за еду, напитки и «шоу» – этим имперским словом именовались зрелища – вносилась вперед. Экономному Бэрлу чуть не стало дурно, когда он узнал, сколько придется выложить. А метрдотель, человек принимающий заказы у посетителей, добил его, сказав на сносном имперском, что стоимость шоу может быть в несколько раз выше – если в нем примет участие какая-нибудь знаменитость.
Большой зал был затемнен. Люди сидели по двое-трое за маленькими столиками, официанты в очках ночного видения бесшумно разносили заказы. На сцене полураздетая пара танцевала сложный акробатический танец, по мнению аборигенов очень эротический. Вотарцем же он показался просто красивым.
– Харв, почему здесь плату берут вперед? Это же неудобно, вдруг я еще что-нибудь захочу?
– Захочешь – подзови официанта, заплати, и он все принесет. Плату вперед берут, чтобы быть уверенными, что ты заплатишь, а не наешься и не попытаешься уйти.
Они продолжали негромко разговаривать друг с другом, посматривая на сцену, когда к ним подошел кто-то.
– Простите, пожалуйста, что я так бесцеремонно прерываю ваше уединение, но мне показался незнакомой ваша речь. Вы нездешние?
Незнакомец, плохо различимый в полумраке, говорил на имперском очень правильно и грамотно. В отличие от уроженцев Троувера, его было очень легко понять.
– Мы монтажники с Вотара, – ответил Бэрл и не удержался от комплимента: – Вы очень хорошо говорите на имперском.
– Конечно, – ответил незнакомец, – это мой родной язык.
Бэрл и Харв разом подскочили на стульях: встреча с имперцем в ресторане, пусть даже и хорошем, вовсе не была делом обычным.
– Не хотел бы показаться невежливым, – начал Бэрл, подражая имперцу, – но нам было бы интересно узнать, как Вы очутились здесь.
Он был горд собой от того, что ему удалось так хорошо и быстро построить сложное предложение.
– Я – помощник второго секретаря посольства, – любезно ответил имперец.
– Официальный шпион, – с отвращение произнес Харв. – Шли бы Вы отсюда по своим делам.
– Давайте разложим все по полочкам... – начал имперец, отнюдь не обескураженный таким заявлением.
– По каким еще полочкам? – перебил его Харв.
– Это просто идиома. Если Вам будет угодно, я могу сказать «расставим все по своим местам» или даже «проясним все непонятные вопросы». Ваш Президент называет Империю анахронизмом и разрывает с нами дипломатические отношения, один из руководителей Лардана говорит о необходимости ядерной бомбардировки Земли с последующим превращением ее в космическую свалку, Троувер с вашей помощью строит тяжелые линкоры...
– Мы строим транспортные корабли! – перебил Бэрл.
– Кого вы хотите обмануть? Себя? – удивился имперец. – Для чего Троуверу могут понадобиться транспортники такого размера, если он не занимается добычей полезных ископаемых в других системах? Зачем на этих транспортниках стоит по четыре реактора? Ответьте хотя бы на этот вопрос!
Бэрл и Харв были захвачены врасплох.
– Ну, – подумав ответил Бэрл, – для более быстрого разгона...
Он остановился, поняв что говорит глупость: для кораблей подобного класса скорость разгона – вещь совершенно несущественная.
– Вот-вот, – кивнул имперец. – Один реактор маршевой, два держат силовые щиты, еще один – для пучкового оружия, может быть, для линейного ускорителя, точно пока не знаю. И, конечно, разом они, действительно, могут быстро разогнать корабль. Но это – не для грузовика, это все – для линкора. В таких условиях, почему вы возмущаетесь тем, что нам приходится собирать информацию, используя дипломатическую неприкосновенность? Где ваша хваленая вотарская объективность и беспристрастность?
Бэрл и Харв переглянулись и дружно вздохнули: имперец в какой-то мере был прав.
– Вы же понимаете, что мы не обладаем никакой информацией, интересующей Вас. А если бы и обладали, то ничего бы все равно не рассказали, и вытянуть из нас ничего не удастся, даже хитростью – прямолинейно заявил Харв.
– А от вас я ничего и не требую. Разрешите для начала присесть?
Бэрл, скрепя сердце, кивнул, Харв повторил кивок вслед за ним. Имперец сел и положил на стол кисти рук с сцепленными пальцами.
– Для моей деятельности мне вовсе не требуется ставить подслушивающие и подглядывающие устройства, вербовать агентов и заниматься всем тем, о чем вы можете прочитать в местных комиксах. Все гораздо проще. Я читаю газеты, слушаю новости, а потом анализирую информацию. Вы даже не знаете, сколько тайн можно раскрыть, просто сопоставляя факты друг с другом. Вот вы не задумывались, чего строите. Вам сказали «транспортник», вы и поверили. А я послушал, что о нем в новостях говорят, и пришел к выводу, что это линкор, на котором можно разместить еще и бригаду десантников. Но кроме разведки, у меня есть еще одна обязанность, может, даже более важная. Я разговариваю с людьми и пытаюсь их убедить в правильности действий Империи и чистоте ее помыслов.
– Долго же Вам придется разговаривать, прежде чем Вы каждого убедите, – съязвил Харв.
– Даже если я смогу убедить одного человека, мой труд не пропадет даром, – серьезно ответил имперец. – Если у вас есть время и желание, я мог бы сегодня начать с вас.
– Давайте. – ответил Харв. – Ночь длинная, делать нам нечего, может, что-нибудь интересное услышим.
– Например, – добавил Бэрл, – почему Империя так привязалась к нам.
– Привязалась? Вот еще один штамп вашего мышления. Вы во всем обвиняете Империю. Вот уже две тысячи лет Империя виновата у вас во всем, даже в плохой погоде.
– Можно подумать, это мы начали конфликт! – воскликнул Бэрл.
– Вы. Если точнее, то Лардан. Это если смотреть на дела. А до этого, сколько всего было сказано про нас? Какой только мерзости не выливалось на наши головы! Мы и готовы напасть на вас в любой момент, и ваша свобода нам ненавистна, и жиреем мы за счет всех остальных. Не совсем понятно только, за что вы так Империю не любите?
– Насчет любви – это отдельный вопрос. А чего начал Лардан? Высылку шпионов? – не отставал Бэрл.
– Ну да, шпионов, таких же, как я. Просто там люди потихоньку начали задумываться, правильно ли их правительство действует. Вот нас и выслали, чтобы лишнего никому не сказали.
– А отсюда вас не собираются высылать? – Харв всегда был практичен.
– Троувер всегда отличала любовь к деньгам и нежелание их терять. Угроза торговых санкций действует на их правительство безотказно. Один раз мы воспользовались этим оружием, и они немедленно сбавили свой тон. И нельзя сказать, что своим эмбарго мы поставили их на грань вымирания. Просто они разом лишились части своих доходов – и отступили. Теперь все в наших руках. Хотя очень сложно убеждать людей, которые с пеленок привыкли считать Империю своим врагом.
– А что, это не так?
– А что, разве так? Империя уже лет двести не участвует в конфликтах, а у Троувера была стычка с Вефером двенадцать лет назад из-за каких-то астероидов. Троувер проиграл, потерял почти весь флот, свернул разработки руд, но все равно, главный враг – Империя. Где ваша логика, дорогие мои?
– Просто никто не хочет забывать, что Империя делала с теми, кто ей не подчинялся, – серьезно ответил Бэрл.
– Ну да, две с половиной тысячи лет назад! Вы можете назвать эти планеты?
Бэрл и Харв ничего не ответили. Сделав небольшую паузу, имперец продолжил:
– Вот видите, вы только что-то слышали, что Империя кому-то чего-то сделала. Кто помнит о тех временах? Несколько Стражей, бывших очевидцами – вот и все.
Оба вотарца вытаращились на него:
– Помнят? – спросил Бэрл.
– Никто так долго не живет! – категорически заявил Харв.
– По роду деятельности мне приходилось сталкиваться со Стражами, – мягко ответил имперец. – Одним из них был первый Страж. Вообще, самый первый. Он помнит даже доимперские времена, и достаточно рассказывал обо всем. Если бы вы предъявляли свои претензии к трем Стражам, лично участвовавшим в подавлении восстаний на Деметре, Фетиде и Каллиопе, я бы хорошо понял вашу позицию. Но вы вините всю Империю, которая, кстати, не предприняла никаких мер, чтобы удержать свою власть на Клио, которую вы называете «Вотар».
– Мы бы никому не отдали свою свободу! – ответил Бэрл, может быть, даже слишком громко.
– Красивые слова. Но если бы на планету был сброшен десант, вам бы пришлось голыми руками сражаться со Стражами и гвардией. Я могу открыть вам маленький секрет Империи. Я открывал его множеству людей, но почему-то никто не хочет делиться им с остальными. Империя просто не захотела подавлять многочисленные восстания. Империя стара. Она была уже старой, когда вы старательно придумывали свой язык и переименовывали планету. Империя не стала подавлять восстания, вспыхнувшие в колониях, потому что зашла в тупик. Вам было позволено развиваться так, как вы сочтете нужным. Вы создали множество разных систем. Некоторые быстро исчезли, зато другие, как ваша, остались. Теперь нам с вами нечего делить. Ресурсов Солнечной Системы хватит Империи еще на тысячи лет. Империя хотела бы жить в мире и согласии с другими мирами, но этого не хотите вы!
Бэрл наконец-то нашел хорошие аргументы:
– Я вспомнил ваше требование передать вам все результаты наших исследований. Вот как вы представляете «жить в мире». Отдайте Империи все, что вы имеете и «живите в мире»!
– А я вспомнил речь нашего посла на Вотаре, в которой он разъяснял причины, побудившие нас требовать этого. Мне повторить его основные тезисы?
– Не надо, – буркнул Бэрл. – Лучше вспомните, что сказал по этому поводу наш Президент.
– А что он сказал? Я внимательно читал все его высказывания, не только эту речь. И не нашел там ничего, кроме обычной ксенофобии. Надо отдать ему должное, бывает и гораздо хуже. Психиатрам пора уже ввести новый термин «имериофобия» – беспричинная боязнь Империи. Ваше согласие означало бы невиданное ранее сотрудничество между нашими мирами. Мы стали бы близки настолько, насколько этого можно было добиться после стольких веков вражды. Объединив усилия во всех областях, мы стали бы гораздо сильнее, чем поодиночке. Культурный обмен привел бы к невиданному расцвету искусств. Наши Стражи защищали бы и вас также, как нас. Но вы сами не захотели этого.
В зале зажегся свет, и собеседники впервые увидели друг друга. Имперец увидел перед собой двух невысоких, смуглых, темноглазых, темноволосых людей – типичных жителей колоний. Вотарцы увидели человека, который буквально сошел со страниц троуверского комикса: высокого, широкоплечего, светлокожего, светловолосого, голубоглазого – имперца, как их представляли на сотнях планет.
– Мы еще не представились, – сказал имперец. – Меня зовут Никита. Это не то имя, которое значится у меня в документах, это – мое настоящее имя. Старое, хорошее, распространенное имя. Вполне имперское.
Бэрл и Харв переглянулись, мучительно соображая, можно ли назвать ему свои настоящие имена. Здравый смысл победил сначала у Харва.
– Харв, – коротко кивнул он.
– Бэрл, – нехотя назвался Бэрл.
– Вот и замечательно! – воскликнул имперец. – Лично я считаю, что назвать друг друга по имени – это сделать первый шаг на пути к взаимопониманию.
Из курса психологии Бэрл знал, что это действительно так, но не думал, что сможет найти с имперцами хоть какое-то взаимопонимание. В зале погас свет и начался новый номер. На этот раз танцовщица была одна и полностью одетая. Она не делала никаких акробатических трюков, а просто танцевала под совершенно другую музыку.
– Вернемся к Стражам, – сказал Бэрл.
Никита с видимым неудовольствием оторвался от сцены, на которой кружилась танцовщица.
– А чего к ним возвращаться? Мы от них никуда и не уходили.
– Вот именно. Весь наш разговор вертится вокруг них. А что будет с вашей Империей, когда наши мастера меча прихлопнут этих Стражей?
Даже в полумраке можно было разглядеть блеснувшие зубы Никиты, так широко он улыбнулся.
– Ваши мастера меча хороши, но сколько их понадобится на одного Стража? Вы считали?
– И одного хватит, – буркнул Харв. Иронию Никиты он счел за оскорбление.
– Ну-ну, – весело сказал Никита. – Что касается того, что будет с Империей, если вы прихлопните Стражей... Докладываю: ничего не случится. Вы знаете, какой конкурс бывает, когда Стражи объявляют о вакантном месте? Сотни людей готовы занять это почетное место.
– Ну да, фанатиков в Империи всегда хватало, – пробурчал Бэрл. – Желающие отказаться от всего человеческого у вас всегда находились.
– Ну, у вас фанатиков тоже достаточно, как и в любом мире. И жизнь Стражей вовсе не унылое, беспросветное, бессмысленное существование, как традиционно уверяет литература наших бывших колоний. Стражи живут веками и нисколько не жалеют о выбранном пути. Факт то, что место Стражей пустовать не будет. А если вдруг мы не сможем превращать людей в бессмертных, смею вас уверить, Империя не пропадет. У нас крепкая экономика, полностью обеспечивающая все наши потребности, сильная армия, стабильная общественная система...
– Стабильная тирания, – перебил Бэрл.
– Надо же, какое открытие! – с иронией воскликнул Никита. – Мы еще посвободнее вас будем. Если посчитать, сколько постов у нас выборных, а сколько – назначаемых сверху, то результат-то не в вашу пользу будет.
– А Император?
– Так и этот титул не наследственный! Разве вы не знаете, что Император не может назначить своим наследником даже дальнего родственника? Императоры сами выбирают наследников, а уж всех остальных выбирают его подданные. И Император не столько абсолютный правитель, сколько символ единства Земли и главный арбитр в спорах, в которых стороны не могут найти решения. На себя полностью он берет только оборону и внешнюю политику. В остальном он действует совместно с выборным правительством. Если уж кого обвинять в тирании – обратитесь к вашему дорогому союзнику Лардану. Вот там – тирания так тирания!
Крыть было нечем. Бэрл и сам был согласен с таким определением Лардана, но уступать имперцу было нельзя.
– Зато на Троувере со свободой все в порядке.
– Угу. Особенно со свободой считать деньги. Вот этой свободы они точно никому не отдадут! Вы, в отличие от меня, не общались ни с одним президентом корпорации. А я на эту публику насмотрелся так, что тошнит. Точь-в-точь, как во времена становления Империи! Они не видят ничего, кроме своих денег. Любому нормальному человеку хватило бы и сотой части такого состояния, чтобы ни о чем не задумываться. А они делают деньги так, будто или собираются жить вечно, или взять их с собой в могилу. Уже всех внуков своих правнуков до конца жизни обеспечили, а остановиться не могут. Только помани их выгодной сделкой – пойдут, будто без этого, ну, всем пропасть! Много вы навоюете с такими союзниками...
– Нормальные союзники! – возразил Харв. – У вас и таких нет.
– Да уж, как говорил один сказочный персонаж: «Спаси меня, боже, от друзей, а от врагов я сам как-нибудь избавлюсь».
Никита перегнулся через стол и заговорщицким шепотом произнес:
– Сейчас я вам открою одну очень страшную тайну: как только на орбите этой планеты появится имперский флот, они сразу капитулируют. Даже защищаться не попробуют. А если мы после этого пообещаем их реальным правителям, ну, хозяевам корпораций, умеренную плату, они и войну вам объявят.
Он откинулся на спинку стула, наслаждаясь эффектом, произведенным его словами.
– И все же, – не отставал Бэрл, – на что вы способны без Стражей?
– На многое, – теперь уже серьезно ответил Никита. – Империя всегда следовала древнему принципу «у нас только два союзника – армия и флот». А кроме армии и флота у нас есть еще и дипломаты. Ваша дипломатия находится в зачаточном состоянии. Все вы привыкли решать проблемы с наскока, самыми простыми методами. Ваша иррациональная ксенофобия проявляется не только по отношению к нам. Межпланетные конфликты тлеют веками, и никто не задумывается над тем, как их прекратить. Если вдруг все наши бывшие колонии объединятся против нас, то мечты ларданского политика сбудутся. Но этого не произойдет, потому что у вас слишком много противоречий, которые вы не умеете сглаживать. Почему сложился ваш тройственный союз? Троувер проиграл Веферу, Вефер – давний враг Вотара, поэтому вы заключаете союз. И никто вам не скажет, ни на Вотаре, ни на Вефере, из-за чего эта бессмысленная вражда. На Лардане была страшная эпидемия, население уменьшилось в четыре раза, ему надо было опереться на кого-то сильного. А Вотар, наверное, четвертая или пятая планета по влиянию и находится близко к Лардану, ближе всех других сильных планет.
– Они присоединились к нашему союзу потому, что благодаря нам эпидемия была подавлена! – с гордостью заявил Бэрл.
– Увы, благодарность – вещь настолько редкая в политике, что я обычно не принимаю ее в расчет, – вздохнул Никита.
– А почему мы четвертые или пятые? – по-детски обиженно спросил Харв.
– Я оцениваю ваш потенциал объективно. Эрдан и Чентарс посильнее вас будут. Вефер после последней войны тоже усилился. И кто сильнее, вы или они, я не знаю. Кстати, ваш союз сильнее всех в галактике, за исключением Империи.
– А я думаю, что он посильнее Империи будет, – возразил Харв. – Если Стражи погибнут в войне, ваша военная машина очень ослабнет.
– А кто сказал тебе, что все Стражи разом пойдут воевать? Ты думаешь, Стражи берут только силой? Нет, они не просто намного умнее обычного человека. Жизненный опыт... Никто из людей не в силах вообразить себе, что это такое – прожить тысячу лет. Память Стражей хранит множество фактов, которые можно найти разве только в старых библиотеках. А еще они умеют сопоставлять эти факты и делать прогнозы. Уровень интеллекта можно повысить, если постоянно напрягать свой разум. Вот Стражи и всегда находятся в состоянии поиска и раздумьях.
Тем временем на сцене произошли значительные изменения. На танцовщице уже не осталось ничего. Для вотарцев в этом не было ничего особо занимательного, но местная публика смотрела не отрываясь. Никита, сидевший к сцене боком, даже не повернул голову. Он просто дожидался реакции на свое последнее заявление. Спорить с ним было тяжело, потому что он к подобному спору был готов.
– Так, по-твоему, если война все-таки начнется, мы проиграем Империи? – наконец спросил Бэрл.
– Да, – просто ответил Никита. – Если бы на нашем месте был тот же Вефер, пусть даже и с союзниками, вы бы выиграли. Но Империя нечто большее, чем просто планета с несколькими базами и поселениями в нескольких мирах. За тысячи лет Империя повидала многих таких как вы. Сейчас она находится почти в том же положении, что и на заре ее существования, когда Земля была разодрана на клочки враждующих друг с другом государств. Империя была тогда одна против всех, но выстояла. Выстояла она не из-за Стражей. Сколько их тогда было: сначала один, потом еще двое, потом опять остался один... Да и понятия такого еще не было «Страж». Для нас и тогда, и сейчас, Империя – часть нас самих. Когда нам приходится сражаться, мы не подсчитываем шансы, не выискиваем слабые места у противника. Мы просто деремся, деремся насмерть, всегда, за все века существования Империи, и даже раньше, когда наши предки носили эту Империю в душе.
– Мы тоже патриоты! – возразил Харв.
– Я этого не отрицаю. Просто вы любите свою родину за то, что она – самая лучшая. А мы любим свою просто за то, что она есть.
– Не совсем понятно, – не отставал Харв. – Ведь мы же все происходим с одной планеты с Земли. Почему же ты считаешь землян отличающимися от других людей?
– А ты посмотри в зеркало на себя, а потом – на меня. В эпоху массовой колонизации народы, составляющие костяк Империи, остались на Земле. И, хотя население все равно стало более однородным, люди, сохранившие древние антропологические типы нет-нет да и встречаются. Не забывай и о культуре. Колонисты увезли с собой свои особенности. А на Земле все осталось так, как это было заложено в самом начале.
– Послушай, Никита, – задумчиво проговорил Бэрл, – вот ты работаешь в посольстве, да еще и на двойной должности. Ты в политике Империи должен разбираться. Ну скажи, почему Империю так беспокоит то, что происходит в наших лабораториях? У меня младший брат в такой работает. Они занимаются изучением вируса, от которого на Крате никак не могут найти лекарство. И сам-то вирус мало опасный, просто неприятный. В других примерно тоже самое. Лекарства разрабатывают, растения совершенствуют под новые условия. Наши деревья еще имперские генетики выводили. Что же нам этим заниматься, по-вашему, нельзя?
Никита вздохнул.
– Понимаешь, у Империи нет доказательств, но судя по обрывкам сведений... Мы считаем, что вы в тайне выводите существ, опасных для всего человечества. Когда мы впервые получили подобную информацию, мы обратились с запросом к вашему правительству. Они не стали ни опровергать, ни подтверждать, ни комментировать. Мы истолковали это так: врать неловко, а правду сказать нельзя. Да, я все хотел спросить: а сколько вам лет?
– Двадцать четыре, – ответил Бэрл.
– Двадцать девять, – подхватил Харв.
– А в земных это сколько?
– Мы ведем календарь в стандартных годах, – сказал Бэрл.
– Ну вот, Империю ругаете, а время по-имперски считаете!
– У Империи нет права собственности на Землю, – холодно возразил Харв. – Земля – общий дом всего человечества. И мы вовсе не собираемся отделяться от человечества и выдумывать новое летосчисление. Да, наши сутки на несколько минут не совпадают с земными, и нам приходится компенсировать это добавочными днями, чтобы стандартный год был правильным. Но это ни на что не влияет.
– Простите, – смущенно произнес Никита, – я уже давно отождествляю Империю и Землю. Действительно, это хорошо, что вы не забываете Землю, пусть даже мы принадлежим к разным государствам.
– Ты говоришь «давно». А тебе-то самому сколько? – поинтересовался Харв.
– Тридцать пять, – с готовностью откликнулся Никита.
– А по-моему, ты моложе.
– Нет, просто я выгляжу молодо.
В зале включился свет. Пока они разговаривали, танец закончился.
– Ну вот, – с довольным видом произнес Харв, – эротический танец нам исполнили, раздевание показали. А дальше что?
Никита фыркнул.
– Тебе лучше не смотреть на это.
– Почему? Я, знаешь ли, уже большой мальчик. И даже с девочками встречаюсь.
Никита еле удерживался от смеха.
– Ребята! Я уже бывал в таких заведениях и представляю, что будет дальше. Вы – вотарцы, и я знаю об особенностях вашей культуры.
– Наша культура – самая лучшая! – с деланным возмущением сказал Бэрл.
– Она своеобразная. То что здесь будет, вам точно не понравится.
Свет опять погас, и Бэрл с Харвом уставились на сцену, гадая что там может быть такого шокирующего. На сцену с разных сторон выскочили две полураздетые девушки. Они закружились под негромкую плавную музыку, легко касаясь друг друга руками. Бэрл скосил глаза на имперца. Глаза привыкли к полумраку, и ему были видно, как со скучающим видом Никита безразлично смотрел куда-то мимо сцены. На сцене девушки остановились, а затем слились в долгом поцелуе. Бэрл удивленно раскрыл глаза пошире: это было что-то необычное. Теперь они уже не пробовали изображать танец, а просто гладили и целовали друг друга, медленно освобождаясь от одежд. Когда одна из них припала губами к груди другой, Харв с потрясенным видом обернулся к Бэрлу:
– И зачем мы сюда притащились? Это же извращение! – от неожиданности он перешел на вотарский.
– А как это по-имперски? – иронично спросил Никита.
Автоматически Харв повторил это по-имперски.
– Нет, мой юный друг. На Троувере, также как и на Земле, да и во многих других мирах, это вовсе не считается чем-то ненормальным. Нормальным это тоже не считается, но однополая любовь вполне допустима.
Бэрл с отвращением отвернулся.
– Я же вас предупреждал, – Никита наслаждался видом ошарашенных вотарцев.
– Но это же неестественно! – возмутился Бэрл.
– Ваши браки, при которых у мужчины могут быть несколько жен, у женщины – много мужей и есть даже семьи из нескольких мужчин и женщин, гораздо больше могут шокировать большую часть населения галактики, – иронизировал Никита, чуть раскачиваясь на стуле. – Тот факт, что что-то у вас не принято, никак не влияет на обычаи других миров. Вы никогда не интересовались как обстоят дела с этими вещами на Лардане? – он сделал небольшую паузу, а потом ехидно продолжил: – Там запрещены разводы, а брак только моногамный. Женился один раз – и изволь жить так всегда. Это, я думаю, должно шокировать гораздо больше, чем вид двух девушек, имитирующих на сцене однополый секс.
Никита ухмылялся так довольно, что это раздосадовало вотарцев больше, чем происходящее на сцене, а он, как ни в чем не бывало, продолжал:
– Когда вы завоюете Землю, вам придется увидеть еще и не такое, дорогие мои провинциалы.
– Провинциалы?! – в один голос выдохнули Бэрл и Харв.
– Ну, конечно. Вотар – вовсе не центр мироздания, а всего лишь далекая провинция, по сравнению не только с Империей, но и с многими планетами. Клио – всего лишь одна из муз, а мы сначала называли планеты именами богов и богинь. Вы – не самая старая колония, и ваши обычаи – вовсе не законы природы. Вы, например, рассматриваете семью, скорее, как экономическую единицу. А другие подходят к взаимоотношениям между полами с других позиций. И, вообще, если вы пошарите по библиотекам, то выясните, что по сравнению с некоторыми культурами, например, с карнийской, это вообще совершенно безобидно.
Он легко перескакивал с темы на тему, так что собеседники не поспевали за ним.
– А вы сами-то собираетесь воевать или только говорите о предстоящей войне?
Такого снести было нельзя. Харв метнулся за мечом во внутренний карман, Бэрл с крошечным опозданием сделал то же самое.
– Мы готовы к войне в любой момент! – гордо объявил Харв. – Я – мастер меча, Бэрл – прекрасный воин.
Никита перестал качаться на стуле, наклонился через стол к Харву и мечтательно произнес:
– Хотелось бы мне посоревноваться с мастером меча. Только, к сожалению, ничего не получится.
– Боишься? – попробовал поддеть его Харв.
– Нет. На мечах я драться не умею, а ты ничего не смыслишь в рукопашной схватке.
– А ты что, владеешь рукопашным боем?
– Конечно. У нас обязательная военная подготовка. В случае войны я могу быть десантником.
Действие на сцене продолжалось своим чередом. Музыка стихла, и воздухе разносились постанывания и шумные вздохи. Бэрл бросил косой взгляд на сцену. То, что он увидел, заставило его густо покраснеть, а он считал себя человеком, искушенным в вопросах секса. Это не укрылось от глаз Никиты.
– Потерпите еще немного, – ехиднейшим тоном произнес он, – дальше будет забавнее.
– В глаз бы тебе дать, – проворчал Харв, – сидишь тут, издеваешься над людьми.
– Не издеваюсь, а просвещаю. Подумай только, если бы ты всю жизнь просидел на своей планете, ты бы никогда не узнал, на что способны люди.
Харв хотел что-то ответить, но в зале вспыхнул свет. Оба вотарца дружно вздохнули, Никита открыто расхохотался.
– Ну вот, это вы пережили. Теперь переживете еще пару номеров программы – и вас будет уже ничем не удивить.
– Хватит пугать, лучше предупреди, – взмолился Бэрл.
– А я точно не знаю, что будет. Могу догадываться – и только.
На этот раз передышка была совсем короткой. Свет опять погас. Бэрл и Харв уставились на сцену. С разных сторон вышли двое юношей, одетых в лосины и сетчатые безрукавки. Одежда их была окрашена в голубые тона. Харв вскочил первым, Бэрл – за ним. Они дружно быстрым шагом пошли к выходу, когда Никита совершенно серьезно сказал им вслед:
– Хорошие вы ребята! Обещаю, если мы встретимся на поле боя, я постараюсь вас не убивать.
Бэрл притормозил, повернулся к Никите, стараясь не смотреть на сцену, и так же серьезно ответил:
– Я тоже обещаю.
Никита криво ухмыльнулся, и его ухмылка не предвещала ничего хорошего.