Александр ГЕРАСИМОВ
ШЕЙК
О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух!
А.С.Пушкин
Престиж Рублево-Успенского шоссе сформировался очень давно.
Когда-то в дремучие леса, простиравшиеся на запад от Москвы,
отправлялись на охоту российские цари и вельможи,
позже, в социалистические времена, там были построены добротные дома
и целые поселки для партийных функционеров,
государственных деятелей, ученых и творческой интеллигенции.
Приумножился престиж направления уже в наши дни,
когда за Рублево-Успенским шоссе прочно закрепился имидж
правительственной дороги, а новоселами роскошных коттеджных поселков
стали самые известные люди страны
Агентство недвижимости «МИЭЛЬ-Недвижимость»
Всему виной родовая травма. Вообще-то Виталий Мартос был во всех отношениях человек развитой. И если бы не проклятая походка, из-за которой к нему прилипло это ужасное прозвище «Шейк», его можно было назвать мужчиной привлекательным. Рослый, с правильными чертами лица и великолепными густыми русыми кудрями, он всегда нравился женщинам. «Только до половины, когда за столом сижу», – горько шутил Виталий Алексеевич. Его вихляющийся при ходьбе корпус неизменно вызывал сострадание лучшей половины человечества. Но свойственная от природы твердость характера и остро отточенный ум не дали ему записаться в разряд инвалидов или еще в юности спиться , как это обыкновенно бывает в нашем нетерпимом к «людям с ограниченными возможностями» обществе. Он с отличием окончил языковую школу, с легкостью отучился в университете, и еще задолго до окончания было ясно, что его ждет, если не великое, так, по меньшей мере, большое будущее и превосходная карьера. К моменту нашего повествования Виталий занимал теплое кресло заместителя главного редактора журнала «Знание – сила», издания входившего тогда в разряд органов близких к главным институтам общества. Следствием этого стал карт-бланш на различные «спецмероприятия» и правительственные рауты. Кремлевские двери гостеприимно распахнулись перед нашим героем. Он сознавал свою исключительность и с удовольствием принимал такое положение вещей, как должное.
Вот на одном из этих довольно, признаться, скучных приемов Шейку пришлось сидеть за одним столом с так называемой «золотой молодежью», а проще сказать сынками членов ЦК и их актуальными подругами, юными особами, следует отметить, того же круга. Нехотя потыкав вилками в изысканную закуску, молодые люди решили «свалить по-тихому» за город. Знаменитое Шоссе в то время было зоной вполне заповедной. Виллы celebrities еще не рассыпались горохом по берегам знаменитой речки.
Снегу навалило по колено и выше. Над расчищенными трудолюбивым безымянным героем-гэбэшником подходами к дому и хозпостройкам с двух сторон высились сугробы едва ли не в человеческий рост. Остальное пространство заполняла искрящаяся брильянтовой пылью девственная снежная целина. Неправдоподобно громадные сосны и сиреневые, облепленные взбитыми сливками ели охраняли приватность дачного поселка почище всякой рублевской гвардии.
Сказка «Аленький цветочек»: предупрежденный заранее невидимый охранник растопил гигантский, но от этого не менее уютный камин, на столе стояли праздничные закуски и диковинные по тем временам бутылки. Однако экзотике компания предпочла родную привезенную с собой «Столичную», и скоро веселье уже лилось через край. Юные девы набрались сверх меры, персидские ковры и кожаные диваны потерпели поражение в битве с молодыми телами. Парочки сформировались как-то сами собой. И, к удивлению хоть и захмелевшего, но не терявшего головы Мартоса, одна из девиц предпочла его уснувшему от возлияний в роскошной ванной цэковскому недорослю.
- Я устала его ра-асталкивать. Ну его к бесу! А ты ничего пса-а-ажир. А ш-што у тебя с но-ожками? Ну-ка псмо-о-отрим, – и барышня бесцеремонно принялась расстегивать на Виталии брючный ремень.
***
На секундочку отвлечемся с тем, чтобы живописать портрет нашего героя. Росту скорее высокого, чем среднего. Впрочем, в наши времена в пору всеобщей акселерации рослый человек не вызывает удивления, и … в общем, пишем – среднего. Волоса светлые, вьющиеся, разбросаны в художественном беспорядке по в меру развитым плечам. Довольно большой лоб посередине перечеркнут почти вертикальной складкой – от постоянного напряжения при ходьбе. Это придает лицу несколько сердитое и упрямое выражение, неоднократно смущавшее собеседников и тем самым дававшее некоторое преимущество в переговорах и деловых беседах. Впрочем, небольшую свирепость выражения смягчали светлые, лучистые, как у киноартиста Заманского, глаза. Руки, как и положено человеку интеллектуального труда – холеные, непривыкшие держать ничего кроме автоматической ручки, и только на среднем пальцы правой руки – трудовая, от постоянного писания, круглая мозоль. Утверждение, что джентльмена делают дорогие часы и приличная обувь полностью к нему подходило. Опрятный, подтянутый, всегда в одном и том же, но аккуратно вычищенном, без единого пятнышка рыжем лайковом пиджаке с латаными замшей, по моде, локтями, пронзительно голубых Wrangler’ах и надраенных башмаках, Виталий Алексеевич производил впечатление человека основательного и, что называется, «со связями». Ведь такие «доспехи» простому человеку в эпоху развитого социализма достать было не просто.
***
Утро окрасило нежным светом картину Федотова «Сватовство майора». Все лежали вповалку там, где застала их шаловливая рука Морфея. Дача была в руинах. Рота отпущенных на волю солдат не смогла бы справиться лучше. Мебель валялась кверху ножками, осколки богемского хрусталя усыпали брошенные на пол залитые вином драгоценные французские гобелены. Замерзнув, один из гостей завернулся в переходящее красное знамя – его синие нитяные пятки торчали из отороченного желтой шелковой бахромой плюшевого пурпура. Получалось очень красиво. Громадные фаянсовые пепельницы были полны напомаженных окурков. Солнце поднималось над синими елями. Первым очнулся хозяин притона и, мутным глазом окинув поле битвы, простонал: «Поднимите мне веки!..» После чего дотянулся до стенки, поднялся на ножки и неверным шагом потащился в ванную комнату. Вскоре оттуда донесся нечеловеческий крик – молодой человек блевали. Это послужило сигналом к побудке. Участники содома потихоньку стали просыпаться…
Опустим детали. Обнаружив себя поутру на застекленной, но натопленной двумя калориферами веранде в объятьях немного помятой, однако всё еще прекрасной незнакомки, Виталий Алексеевич ничуть не удивился. Подобное случалось с ним и раньше. Познакомились. Дева оказалась каким-то там секретарем в ЦК ВЛКСМ. Звалась Ингою.
Из каминного зала раздался призывный охотничий рог. Словно по волшебству, мебель вернулась на свои места, коротконогий резной тиковый столик сам собой сервировался на положенное число кувертов. Довольный произведенным эффектом «смотрящий» пригласил гостей закусить, чем Бог послал. Особенной популярностью пользовался ледяной капустный рассол и брутальные соленые огурцы. С отвращением вкусив «по первой», гости оживились. Но продолжения, вопреки ожиданию, не последовало. Довольно жестко, хозяин призвал публику к умеренности и напомнил, что завтра присутствующие должны далее вершить судьбы страны, а потому могут вполне обойтись крепким кофе. Ну, ладно, закончил он свою речь, можно по чуть-чуть коньяку и ликеров. Поправились. Потихоньку стали общаться. Инга, не обращая внимания на давешнего кавалера, активно болтала с Мартосом. Как-то сам собой разговор перешел на литературные рельсы. Стали обсуждать последний бестселлер модного беллетриста Виктора Панина «Тёртые королевы». «Никакой он не гений, а жалкий подражатель! – ответил на хвалебный пассаж одной из дам хозяин дома, – Всё у Бунина списал. Только имена переставил. Где это?.. Минуточку… а-а-а… вот: «Писатель и отставной военный расположились на террасе приморского кафе…» Собака! А у Иван Алексеича то же самое, слово в слово только вместо писателя – художник, вместо военного – капитан, вместо приморского кафе – парижское! «Галя Ганская»! Каково?! Вообще – это старая идея – передирать у классиков, подставляя свои имена и немного меняя situation. Я однажды в шутку даже советовал начинающему бумагомараке на основе Федора Михалыча детективы писать. Берешь, говорю, к примеру, «Преступление и наказание» и перебеливаешь на машинке, а вместо Порфирия, говорю, Петровича вставляешь какого-нибудь там Эркюля Гурова или майора Пронина. И вся любовь. Только подсократить малость, говорю, надо для читабельности…»
- Простите великодушно, Геннадий Петрович, - слегка рисуясь перед своей дамой, подал голос Мартос, - вот вы давеча упомянули «Ганскую». Всё верно, только у Бунина сказано не капитан, а бывший моряк. Еще раз извините, что перебил.
- Моряк, капитан, какая разница?! Только я, наверное помню, что капитан. Так вот…
- Нет уж, позвольте с вами не согласиться! – торжественно произнес журналист, - У меня совершенная текстовая память. Это профессиональное. У Бунина именно, что «моряк»!
Оратор внимательно, будто увидал его впервые, посмотрел на Виталия Алексеевича. Взгляд его похолодел, зрачки остановились. Он смотрел на Мартоса так, как смотрит, должно быть, питон на предназначенного к съедению кролика.
Виталий на этот взгляд никак не отреагировал , он ликующим взглядом обвел сидящих за столом, как бы приглашая их в свидетели, и спокойно возразил:
- Что мы спорим-то? Вон – на полке восьмитомник. Давайте посмотрим!
- Пошел вон!
- Как это, «вон»? – опешил журналист.
- Очень просто, – уже будничным голосом, и с некоторым даже уже интересом заглядывая жертве в глаза, произнес хозяин, - Вон!
И тут Виталий ощутил легкий холодок настоящего ужаса. Он понял, что он здесь – чужой, что сидят перед ним вовсе не друзья, да и не люди вообще. Вампиры и ведьмаки так же, как хозяин, в предвкушении новой игры смотрели ему прямо в глаза. Смотрели внимательно и немного с улыбкой. Карточный домик его судьбы рухнул в один момент. Он взглянул на Ингу. Подобно всем, пассия его с нескрываемым интересом ждала развязки.
***
Не стану утомлять читателя подробностями изгнания журналиста из рая. Добавлю только, что пришлось Шейку пешочком на своих больненьких двоих по сугробам добираться до шоссе и ловить попутку. Скажу так же, что уволился он на следующий же день со своей синекуры, и следы его потерялись на бескрайних просторах нашей великой родины. Одни говорили, что служит он где-то в сибирской свободной газете. Другие рассказывали, что видали его на деревянной набережной в Брайтоне. Где правда? Бог ее знает.