пылающий закат, словно художник, наносил последние багровые мазки на полотно земли, а небом завладели красно-оранжевые тона, переходящие в синеву, та обещала совсем скоро стать очень звездной.
- дедушка, ну почему ты никогда не играешь на дудке? всегда ее с собой носишь, так хоть бы разок...
седой старик, кряхтя, подкиул веток в костер и, пищурившись, отвечал:
- если все играть, то когда же рассказывать? или же сегодня обойдемся без сказки?
дети наперебой дружно потребовали очередную сказку. это был древний, мудрый старец...
давным давно в предгорьях седых вершин обитал великий и могущественный дракон родом из древнего мира. слухи и сказания о нем наполняли трепетом хижины деревень каждой из семи нижних долин, а легенды, доходившие до торговцев и воинов из дальних стран востока, склоняли их к изменению привычных караванных маршрутов через процветающие долины, закрадывались в иноземные души в виде новых мотивов к предосторожности. некоторые из рассказов были правдивы, некоторые - нет. достоверно можно только сказать, что это был дракон водной стихии, речной дракон.
случилось так, что когда-то, в глубине веков, с какой-то из вершин древних гор спустился некий праведный отшельник - один из тех, кого впоследствии принято стало называть буддами, святыми мудрецами или как-то еще. как его звали - неизвесто, да и сам он утверждал, что слова не имеют такого уж большого значения, и отдавал предпочтение звукам флейты. мы не знаем, как можно назвать то чувство, которое зародилось в душе речного дракона в результате встречи с отшельником и его флейтой, но когда тот ушел обратно, в свою обитель у неведомых вершин, дракон еще долго вспоминал эти поющие хрустальные звуки, льющиеся, словно горный прохладный ручей, но теплые, словно ночной язычок пламени в одиноком жертвенном фонарике... в тех краях такие бумажные фонарики было принято пускать вплавь по реке в подарок речному дракону, что ему очень нравилось.
нужно отметить, что речной дракон был великолепный музыкант, несмотря на то, что от его дыхания любой инструмент немедленно обращался в горстку пепла или в лужицу кипящего металла. но даже если бы и не огонь, то его не вполне материальная в человеческом понимании сущность никак не могла привести к успешному результату. когда дракон понял, что не сможет играть на флейте, как человек, он не стал отчаиваться, ведь, как известно, любому дракону известны тонкости и премудрости игры другого инструмента (впрочем, по мнению некоторых, очень похожего на флейту) - человеческой души.
в краях речной долины было много тростника и бамбука, и крестьяне, рыбаки, землепашцы, чтобы скоротать неблизкий речной путь из одной деревни в другую, забавляли себя нехитрой игрой, наполняя окрестные ущелья и склоны визгливыми неуклюжими звуками. все изменилось после знаменательной встречи отшельника и дракона, вскоре после которой дракон решил незамедлительно приступить к музыкальным упражнениям. теперь он поджидал очередную лодку с рыбаком или крестянином, и в определенный момент у речного путника вдруг возникало страстное желание поиграть на своей дудочке или, если таковой с собой не было, тут же изготовить ее из растущего поблизости в изобилии тростника. наверное, наиболее близкое для человеческого понимания определение приема драконьей игры - это вдохновение. оно охватывало душу новоиспеченного музыканта, и дивные мелодии изливались по драконьей воле в сердце человека, а оттуда - в музыкальный инструмент. одаренный прекрасной музыкой, простолюдин приплывал в деревню вниз по течению настоящим виртуозом игры на флейте, и со временем в культурных традициях префектуры, к которой формально относился край семи предгорных долин, зародилось новое музыкальное направление, представители школы которой не знали себе равных по мастерству. попросту получалось так, что каждый человек, преодолевающий путь вниз по реке, вдруг становился прекрасным музыкантом - при условии, что дракон не был занят какими-то другими своими делами, что случалось крайне редко и являлось скорее исключением из правил.
шло время, и дракон все совершенствовался в своей изящной игре, и все новые мелодии - одна прекраснее другой - разливались вдоль речного побережья. иногда дракон спрашивал у своей реки, у сосновой рощи, у прибрежных скал, нравится ли им его музыка, и река отвечала благодарным журчанием, сосновая оща тихонько покачивалась и шелестела в знак восхищения, а своевольные скалы в знак высокого одобрения иногда даже возвращали слегка измененную на свой лад музыку через эхо. это были мелодии, заключавшие в себе грусть, радость, отчаяние, любовь...
однажды случилось так, что в лучах пылающего багрового заката некое особое вдохновение посетило и самого дракона, и мелодия, зародившаяся в этот прекрасный момент, досталась юноше из рыбацкой деревни, наделенному особенно тонкими чувствами к прекрасному. что именно хотел рассказать дракон в этой своей мелодии, да и хотел ли - мы не знаем, но достоверно известно, что, когда юноша впервые заиграл в ближайшей речной деревушке, у слушателей, не знакомых прежде с такими прекрасными звуками, затеплился новый огонек в сердце... впрочем, этот огонь каким-то образом перекинулся и на хижины деревеньки - получилось так, что начался пожар. с тех пор так и повелось - музыка юноши необъяснимым образом порождала огонь. разоралось ли чье-то мятежое сердце, падала ли со стола лучина, вылетал ли тлеющий огонек из очага, разливалось ли масло - так или иначе, по следам юноши был лишь пепел и дымящиеся головешки. когда же он решил отправиться в горы, чтобы пощадить людей, его музыка разбудила спящую, кажется, целую вечность гору - проснулся вулкан, и его раскаленное сердце не осталось равнодушным к музыке юноши, выплеснув наружу раскаленную лаву. огненные реки спустились в семь нижних долин, поглотили музыканта с его флейтой, и каждую из деревень, иссушили реку, сожгли сосновые рощи и заросли тростника по ее берегам. лишь немногим из жителей долин удалось спастись бегством.
дракон же осознал, что проявление его огня далеко не исчерпывается одним только пламенем, вырывающимся из его горла, что труднопостижимый мотив его огненной песни витиевато вплетается, словно золотая нить замысловатого, изощренного узора на шелковом платке, во все уголки его драконьих дел. просто потому, что он дракон.
- дедушка, а тот музыкант правда погиб? - дети почти все уже спали, да и этот зевал и клевал носом. - и никого-никого из ьузыкантов не осталось?..