Предрассветное серебро заблестело на высоких, в пояс, травах, предвещая скорое начало нового дня. Как бы в ответ ему, с удвоенной силой грянул птичий хор, помогая солнцу появиться из-за чуть тронутого несмелой зарей горизонта. Вековой лес откликнулся целой гаммой звуков, и стальная лента реки, что змеей извивалась по лугу меж невысоких верболозов, заблестела еще ярче.
«Красота-то какая!», - парень откинул со лба длинную волнистую прядь. «Только бы до рассвета не полезли…», - в такт ему откликнулась девушка, - «Уж очень хочется Яриле-солнышку в последний раз поклониться!» Он услышал эти слова так, как если бы они были произнесены вслух – неслышный миру разговор двух сердец шел лишь в их сознании, отточенный годами совместной практики. Парень и девушка замерли в ожидании последнего в их только начинавшейся жизни рассвета.
Лесная поляна на опушке вместе с затенявшим ее вековым дубом, была покрыта крупными бриллиантами росы, готовыми вот-вот вспыхнуть под первыми лучами летнего солнца. Молодые люди были в простой домотканой одежде, украшенной строгими символами вселенских мандал, что достались славянам в наследство от ариев.
Пшеничные волосы девушки были заплетены в две тугие, спускавшиеся ниже пояса косы, схваченные кованными застежками, а у парня свободно спадали на плечи, сверху придерживаемые лишь блестящим соломенным обручем. По обычаю воинов девушка была облачена в легкие доспехи из кожи и метала, а в руках держала искусной работы булатный меч, с темным узором по всей поверхности клинка. Парня же, кроме домотканой рубахи, не защищало ничто.
Голубые, как два чистейших аквамарина, глаза девушки горели огнем гнева, а темные глаза парня, казалось, отражали лишь безмятежность его души, подернутую легкой улыбкой. Эти двое не боялись смерти, потому что выбрали ее осознано…
«Говори, Лелелада!», - старый волхв стукнул посохом, призывая собрание к тишине. «Я не согласна с уготованной мне участью!», - звонкий девичий голос звучал нотками неповиновения воле старших. «Как воин, я не могу смириться, внешне приняв христианство! Я буду сражаться и умру за родную веру и приду на землю через 1000 лет, чтобы поведать людям правду об этих славных днях!». Старый верховный волхв с любовью и болью взглянул на стоящую перед ним девушку. «Как еще молода, неполных 20, а уже воин, побывавший не в одной битве… Ох, князь-князь, тяжко же тебе придется без наших характерников. Завоюют землю нашу бусурманы. Лягут твои христианские храмы им под ноги. Да еще бы, как можно победить с сознанием раба? «И если ударят тебя по правой щеке,…» Ох, не ту веру ты выбрал князь, ох, не ту…»
«Что ж, воля твоя, Лелелада! Не хочешь в Ночь Сварожию хранить древние знания, чтоб не затерлись, не погибли они – отдавай свою жизнь за веру! 1000 лет – не один день. Дождешься ли, не свернешь ли с дороги?». «Дождусь, отец!», - голос девушки зазвучал молодым задором, как будто дело шло не о скорой смерти, а об увлекательном состязании.
«Ну а ты, Светозар? Какую участь изберешь для себя? Ведь должен и кто-то из молодых остаться, детей рожать, им премудрость веков передавать». Парень встал – высокий, статный, с чуть пробивающимся на верхней губе пушком усов, с волной темно-русых волос, спадающей на плечи… О таком не одна девушка мечтает… Верховный волхв мельком взглянул на Лелеладу. «Какой бы мы красивой были парой…Ах, нет! Это из будущего… Но между этими двоими неразрушимая ментальная связь! Что ж…да будет воля Сварожия!».
«Отец, трудно мне перечить твоей воле, но видно такова судьба. Я пойду с Лелеладой.» - спокойный тон голоса Светозара окатил притихших волхвов волной уверенности и тепла. «Свелый мальчик…. Удачи тебе через 1000 лет!»
Он был взят волхвами в учение из маленького, затерявшегося среди лесов, поселения. Верховный волхв в своих странствиях как-то остановился на месяц здесь, обучая детишек, присматриваясь к ним, ожидающим имянаречения в 12… На одно из занятий на поляне в центре поселения однажды пришел мальчуган. Он скромно присел в сторонке и , чуть приоткрыв рот, стал слушать поучения волхва о травах.
В этом мальчике не было бы ничего особенного, если бы не глаза. Темные, глубокие они казалось, скрывали мудрость веков, и одновременно дарили свет всем созданиям, на которых обращались. Душа его еще спала нераспустившимся цветком, но присмотревшись, верховный волхв поразился заключенной в ней силе. «Ты пойдешь со мной?», - мысленный вопрос достиг сердца ребенка, и тотчас пришел ответ: «Да», - как будто этот мальчик знал уготованную ему судьбу и не противился ей.
На имянаречении уже в Киеве, на вершине одной из священных гор, он получил имя Светозар. А раньше, в поселении, его кликали просто Светом…
Она ворвалась в дом, размахивая отобранным у соседских мальчишек деревянным мечом: «Мама, я – воин!», - закричала с порога, расталкивая вертящихся под ногами кур.
В свете лучины тускло блеснули сережки необычного фиолетового цвета, определяя принадлежность к варне воинов, столь редко встречающуюся среди девушек. «Господи Роде, на все воля твоя!», - подумала, глядя на неугомонную девчушку, статная молодая женщина. «Но чтоб единственная дочь… Хотя повивальная бабка еще с рождения намекала… Да и играет только с мальчишками, верховодит у них….».
Ей не было еще и 10-ти, когда забредший в селение волхв безаппеляционно заявил: »Волхвиня растет! Великой силы ведунья!». «Как же, ведь воином ее определили?», - вскинулась мать. «Ошиблись бабки- повитухи!». «Белый свет ее трудно не заметить… но и фиолетового достаточно. Сложный случай… неоднозначный. Возьму ее с собой в Киев, а там пусть Верховный решает!».
«Не забывай, Лелюшка!», - мать с отцом стояли у околицы, провожая единственную дочь в новую незнакомую жизнь. Еще не старые, статные, пышущие здоровьем, выросшие в традициях родной веры, они были олицетворением любви и семейной верности. «У меня тоже будет так!», - подумала Лелелада, легко вскакивая на оседланную лошадь, а вслух прокричала: »Я вернусь», - толком не зная, сможет ли сдержать свое обещание.
На имянаречении в Киеве к ее имени – имени богини молодости и любви прибавилось еще одно – Лада – имя богини женского начала, которая вместе со Сварогом сотворила этот мир.
А за рекой, в верболозах притаилась целая рать! Приказ князя был не двузначен: разорить и спалить последнее капище, а деревянную статую Сварога привезти в Киев, скинуть в Днепр с высокой кручи, дабы каждый мог видеть: не имеют больше силы старые боги, пришло время поклониться новому! О том, что при этом придется загубить несколько еще оставшихся в живых волхвов, воины предпочитали не думать.
Отношение к волхвам на Руси испокон веков было уважительным. Не раз и не два многие из присутствующих обращались к ним за советом и помощью. Волхвы исцеляли и разрешали споры, а порой просто помогали добрым советом запутавшимся в хитросплетении жизненных дорог верянам.
Вот потому-то из притаившихся сейчас в ожидании рассвета за кустами воинов лишь немногие были русичами, большинство было либо наемники, либо крещеные иноземцы, знавшие о силе и способностях волхвов лишь понаслышке. Но те, кто видел воочию, знали, что предстоит нелегкая битва, пусть даже на священной поляне их ожидает только один человек.
Лелелада вновь взглянула на Светозара. Ее взгляд обжег душу, проник в самое естество. Теперь, за полчаса до вечности, можно не скрывать своих чувств. А ведь тогда, на Купала, он так и не решился подойти к ней, взять за руку, навеки назвать своей… Вспомнился восторженный трепет души, когда он увидел ее без доспехов, с белыми лилиями в распущенных золотых волосах, в длинной белой рубахе, облегающей стройный стан, в ожерелье из сверкающих в ночи светлячков на высокой девичьей груди. Не решился… Теперь уже поздно о чем либо сожалеть, на пороге вечности надо подумать о новом возвращении, представить его в деталях, запрограммировать мыслью, прыгнуть в будущее на 1000 лет…
Взгляд Лелелады скользнул по выбеленным золотым прядям на голове Светозара. Вот она желанная зацепка, ключ к вратам будущего! Память унесла в мир недавнего сна, о котором Светозар поведал накануне. Когда он в то утро решил рассказать ей об увиденном ночью, она охотно последовала за его мыслью в открывшийся ей странный, жестокий мир – мир, куда они через 1000 лет должны были возвратиться, чтобы поведать людям правду, надежно уничтоженную служителями единого бога…
По серым улицам, вымощенным странным черным камнем без соединений, что так отвратно пах, разогревшись на солнце, брели куда-то меж высоких стеклянных теремов люди. Девушки, щеголявшие полуобнаженными телами, выставляли напоказ волосы невероятных цветов, мелькали в толпе и такие, как у Светозара, темные с редкими выбеленными прядями… В мозгу откуда-то всплыло непонятное слово «мелировка»…
Но самым страшным в этом чужом, враждебном мире были глаза людей: тусклые, отрешенные, они лишь иногда загорались огнем алчности при взгляде на огромные доски, установленные по бокам улиц, с которых скалились белозубыми улыбками девушки в странных железных коробках, да неслись куда-то по пыльной степи лошади рядом с пачками какого-то дурманящего зелья. «Ох, страшна ты, ночь Сварожия ! Хоть и рассказывал Верховный волхв, а все равно страшна!».
Первые лучи солнца брызнули золотым веером из-за горизонта, и вся природа, до этого сероватая и неприветливая, взорвалась разноцветьем красок и звуков, приветствуя новый день! Светозар и Лелелада поклонились Солнышку в пояс и обнажили клинки.
В ту же минуту прозвучала резкая, как удар хлыста, команда воеводы, и нестройная цепь воинов показалась из-за прибрежных кустов. Солнышко ласкало своими лучами проснувшийся мир, и один из этих лучей озорно скользнул по золотым косам Лелелады. «Не пойду, баба там!», - надсадный визг татарина Аслана резанул по и без того натянутым нервам нападавших. Цепь дрогнула, залегла, ожидая новых команд начальства.
«Что ты, Аслан, белены объелся? Где ж это видано, чтоб воин бабы боялся?», - насмешливые вопросы товарищей посыпались со всех сторон. «Ведьма она!» - Аслана не переставая била мелкая дрожь, а глаза были совершенно безумны. «Вон что с Муратом сотворила!». «Что баба может с настоящим воином сотворить?». «А вот что! Сидел намедни наш Мурат у реки, рыбку ловил, задремал невзначай. Просыпается, глядь: на том берегу девка в верболозах стоит. В чем мать родила! Взыграла у мужика кровь. Он к ней. А она как глаза подняла, ровно к месту пригвоздила! Мурат невольно за крест схватился, а она как крест увидела, побелела вся и говорит:»Что ж ты, собака паршивая, не соблюдаешь заветов своего бога, иль запамятовал: «И кто из вас глядит на женщину с вожделением, тот уже прелюбодействует с нею в сердце своем!» Так носить тебе этот крест – не сносить!».
И тут, как огнем ожгло Мурата, повалился он на траву в беспамятстве, а как очнулся, никого уж не было. Схватился он вдругорядь за крест, а креста то и нет! «Промахнулась, ведьма проклятая! Носить - не сносить, ан не вышло», - думает Мурат. А как к товарищам в казарму пришел, подняли они его на смех, дескать кто тебе лоб испачкал: на лбу то точь-в-точь Муратов крест отпечатался, и стереть его ничем нельзя! Так и ходит теперь, сердешный, чело шапкой прикрывает! Так то она в шутку, а что если всерьез?!».
Бывалые воины отвели глаза:»Приказа князя ослушаешься, он тебе не только крест на лбу, а клеймо труса каленым железом накажет выжечь!». «Вперед, псы шелудивые!», - команда воеводы снова хлестанула по залегшей цепи, заставляя ее бежать навстречу своей судьбе…
Лелелада легко скинула с плеча лук. Вложила стелу, прицелилась… ах, как молод еще этот чернявый, ему б к девкам клеиться, а он в наемники. Придавленной собакой взвизгнула тетива и первые капли крови брызнули на влажную от росы траву. Лелелада вновь натянула лук, присматриваясь к нападавшим. Их стрелы были ей не страшны. Надежный энергетический кокон защищал ее со всех сторон. Ее смущало лишь одно: среди нападавших были русичи! Она, побывавшая во многих битвах, никогда еще не сталкивалась вот так на поле брани со своими, Господь миловал от необходимости убивать единородцев…
Голубые глаза опытного воина блеснули из- под шлема, и Лелелада вдруг увидела другие глаза, полные боли и муки, услышала нечеловеческий вопль отчаяния, мольбу о помощи! Восстание волхвов в Новгороде, жестоко подавленное воинами князя. У них не было жалости ни к старкам, ни к женщинам, ни даже к малым детям. Она первой приняла крик о помощи, впопыхах открывая ментальный канал, не ожидала встретить такую силу боли и отчаяния, которая сметет все защиты, рискуя испепелить душу.
«Не смей, им уже ничем не поможешь!», - голос Верховного звучал, как будто из далека. Он резким движением тряхнул ее, отсекая ментальную связь с теми, кто принимал сейчас мученическую смерть. Два дня полного беспамятства, да прядь седых волос, к счастью не заметная в ее золотых косах – вот цена необдуманного желания помочь своим… Тетива резко взвизгнула и стрела ушла точно в цель…
Солнце поднялось уже высоко, когда воевода, увидев, что стрелы воинов не причиняют волхвам никакого вреда, коротко ругнулся сквозь зубы и приказал отступить. Светозар и Лелелада стояли под священным дубом, пополняя запас энергии, растраченный в битве. «Корни мои - к центу земли, мысли мои – к небу, соки мои – соки твои, дай, священное дерево, силу!». Слова древнего заклинания не раз звучали под этим дубом, возвращая жизнь больным и раненым.
Воины двигались теперь под прикрытием больших охапок плавника, собранного по приказу воеводы по берегам реки. Стрелы застревали в них, давая возможность воинам продвигаться вперед. Дойдя до опушки, воины бросали их и ползком направлялись обратно, не решаясь вступить в схватку с искусными стрелками. Вскоре вокруг поляны вырос вал из сухого плавника. В него полетели стрелы с зажженной паклей.
«Мечом не достали, так огнем хотят взять!», - Лелелада опустила в одночасье ставший ненужным лук. Погибнуть в огненном вихре, с верным клинком в руке, взлететь вместе с веселыми искрами на Луга Сварожии, в обитель предков - о такой кончине мог только мечтать воин-волхв. Огненное кольцо постепенно начало сужаться, занялась устилавшая поляну сухая хвоя и листья… Сейчас самое время вспомнить всю свою жизнь, простить обиды, попросить прощения, если сам стал невольным обидчиком… Но вспомнилось, почему то, совсем другое…
Он стоял на базарной площади, продавая всякую девичью всячину: яркие ленты и блестящие мониста, отрезы дорогих тканей и узорчатую тесьму. Он возил это все из заморских земель и продавал, щедро сдабривая товар диковинными рассказами, от которых испуганно ахали молодицы, а порой и заливались краской стыда незамужние девицы.
Но самым диковинным из его товаров была улыбка. Она не сходила с его загорелого до черноты лица, даря тепло покупателям и всей площади. У него была тьма-тьмущая детей от 3-х жен, которые время от времени врывались на базарную площадь и с криками «папа» атаковали его мелкоштучный товар. Он смеялся и раздавал легкие подзатыльники, пытаясь спасти хоть что-нибудь.
Когда Лелелада, вдоволь находившись в оружейных рядах, впервые остановилась у его лотка, он с уважением осмотрел ее необычное для девушки облачение: легкий кожаный доспех поверх вышитой, до колен, рубахи, с оттенком восхищения скользнул взглядом по дорогому булатному клинку у пояса, окинул всю ладную высокую девичью фигуру и выдал такую улыбку, которая растопила бы, казалось, даже камень!
Лелелада не отвела глаз, и вдруг с удивлением почувствовала теплую волну, что зародившись где-то в самых глубинах естества, накрыла ее с головой. Это было новое для девушки ощущение, тем более необычное, что временами мечтательно заглядываясь на Светозара, она еще никого по настоящему не любила.
Деликатно попытавшись навести о торговце справки, Лелелада получила ворох информации, которая вогнала бы в краску и старого, побывавшего не в одном заморском краю, воина. По рассказам горожан выходило, что объект ее интереса в разное время поимел чуть ли не всех доступных и не очень женщин города, и теперь с вожделением поглядывал на молоденьких девиц, останавливавшихся у его лотка. Половины употреблявшихся при этом слов Лелелада, при ее обширном образовании, все же не поняла, и по некотором размышлении отнесла их к лексикону продажных женщин.
И все же, это не помешало ей все чаще под различными предлогами задерживаться у лотка веселого торговца, тем более что он всегда был ей рад. Попытки ущипнуть девушку пониже спины он оставил сразу после первой неудачи, когда ей пришлось с усердием растирать его потерявшую чувствительность руку.
Вскоре Лелелада не без некоторого удивления заметила, что лоток торговца является центром своеобразного мирка: сюда в разное время приходили люди разных сословий и возрастов, и для каждого у торговца находилась интересная информация или просто слово дружеского участия. Со временем некоторые из них стали приветствовать Лелладу, как старую знакомую, что ей очень нравилось. Сильнее же прочих ее интересовал огромный грек, что приходя на лоток отпускал ей тонкие комплименты. Лелелада не упускала возможности попрактиковаться в греческом и не уступить ему в острословии и эрудиции…
«Ну, что ж … Прощай, торговец!», - Лелелада мысленно послала последний привет тому, кого незаметно для себя, стала считать другом. И с удивлением от собственной смелости добавила: »До встречи через 1000 лет!». А на базарном лотке в это время соскользнуло на каменные плиты большое зеркало, которое торговец намеревался подарить Леледаде…
Огненные языки плясали уже у самого лица и энергетический щит, заставивший косы крепко прилипнуть к телу, еле сдерживал их жар. Сквозь рев пламени Лелелада расслышала боевой клич Светозара, схватившегося на другом конце поляны с воеводой, жаждущим прорваться к статуе Сварога у подножья старого дуба, спасти ее от огня, привезти по приказу князя в Киев. Она могла бы вызвать дождь, ее растраченных в битве сил еще хватило бы на это, но в таком случае статуя точно досталась бы врагу, ведь сдерживать напор 2-х сотен воинов не под силу было даже волхвам!
Очертив мечом огненную дугу, под крики раненых, Лелелада рванулась к Светозару, стала спиной к его спине. «Сколько еще сил?».»Не так уж много… Прощай, Лелелада! До встрачи через 1000 лет. ». Лелелада махнула мечом в сторону статуи и сухое пропитанное живицей дерево занялось, как от удара молнии. Вслед за статуей вспыхнул старый дуб, и гигантский костер в миг охватил поляну, превращая в пепел всех, кто сражался на ней…
Девушка шагала по разогретому солнцем асфальту. Настроение ее было превосходным. Только что посетив своего друга, что торговал на базарной площади, она направлялась в метро. «Мне холодно жить в этом мире, мой друг!», - с грустью подытоживал во фрихенде очередной куплет Макаревич. «Да уж!», - взгляд девушки скользнул по бигборду, на котором значилось: »Посадить дерево, родить сына, купить машину». «Хитрые рекламщики, такая незаметная подмена ценностей, и смысл жизни становится совсем другим!».
Взгляд невольно скользнул по полкам книжного магазина. Как же не зайти! Каждый раз ее, как магнитом, тянуло сюда, посмотреть на новые обложки, подержать в руках чьи-то мысли и переживания. Она оставляла в книжном значительную часть своего немалого дохода. Но сегодня ее внимание привлекли не книги. На одной из стеклянных магазина красовались искусно отлитые из светлого металла фигурки воинов. «Вас заинтересовало? Новые поступления. Получили только вчера…», - голос хозяина магазина был мягок и предупредителен. «Посмотрите, вот они», - хозяин протянул посетительнице несколько фигурок. Рассмотрев их, бегло отметив особенности вооружения, девушка вскинула голову.
«А что вы скажете на это?!», - хозяин указал девушке на фигурку, которая показалась ей изображением одной из «фентезюшных» красавиц. Крупное обнаженное тело, едва прикрытое металлическими пластинами. В руке меч, за плечом лук. Взгляд не обезображен интеллектом. Девушка подняла глаза на хозяина, ожидая объяснений. «Она прелестна, не правда ли», - в голосе хозяина прозвучали нотки гордости: »Славянская женщина-воин!». «Скорее уж амазнока…»,-у девушки на миг перехватило дыхание – языки пламени заплясали вокруг и пылающий взгляд аквамариновых глаз пронзил душу.
«Но ведь каждый, кто ее увидит, представит себе образ славянской женщины – воина именно таким: развязная самка, сильная, не достаточно разумная. И если все это сравнить с глазами Богородицы на куполе Софии, понятно какой свет принесло в эти полудикие земли христианство 1000 лет назад! Годы света и просвещения! Почему же сейчас смыслом жизни большинства живущих является покупка машины, яхты, виллы… Падение морали, пьянство, наркомания – вот чем заплатил наш народ за «обрезание» корней! Ну ничего, заканчивается ночь Сварожия, все больше славян просыпается, вопрошая себя: »Так я сын или раб божий?». Тогда хитростью и обманом взяли нас, теперь не одолеете!».
Заметив потемневший взгляд зеленых глаз девушки, хозяин гордо вздернул нос и отошел в сторонку. «Вы единственная, кому не понравилось!», - читалось в его оскорбленном в лучших чувствах взгляде. А у девушки пред глазами стояла лесная поляна, пронизанная лучами полуденного солнца, обезображенные огнем тела, растерянный воевода, смотрящий на кучу углей, что осталась от вожделенной статуи… и белая птица не обугленных ветвях старого дуба. Острая боль клинком пронзила сердце -
С возвращением, Лелелада!
Вдохновленное єтим рассказом http://www.stihi.ru/2008/08/04/289