13.09.77 Иом Кипур
Временный перерыв в ожидании нового объекта. Иосиф с утра наведывается в контору, днём пишет рассказы или историю еврейского Кишинёва. Вчера Иосиф пошёл в библиотеку, но на выдаче книг отказались его обслуживать, отослали к директору. Директор не то стесняясь, не то желая поскорее избавиться, промямлил, что это первый случай в его практике, но он получил от партийных органов по телефону приказ не допускать Иосифа в библиотеку. «Зачем вам в повседневной жизни понадобилось так много источников, изданных до революции?» - с этими словами он показал длинный список книг, аккуратно кем-то сведённых в таблицу.
От библиотеки до главпочтамта три квартала. В заказном письме на имя Брежнева Иосиф перечислил мытарства в связи с отказом властей в ходатайстве о выезде в Израиль и прибавил запрещение пользоваться библиотекой именно в год обсуждения законопроекта о новой конституции. Письмо, написанное в гневе, получилось сумбурное. Может быть, поразмыслив, поохладев Иосиф написал бы более чёткое, но он не хотел другого. Почему он должен себя всё время сдерживать?
Рая начала учиться. Дом опустел. Мина полностью отдалась работе. Жизнь, казалось, затормозилась, горизонт отдалился. Иосиф хорошо зарабатывает, вместе с командировочными – свыше трёхсот рублей в месяц. Фруктами завалена кухня. Вечером он с Миной крутят «закатки». Кто знает, сколько ещё зим придётся ждать.
Сегодня Иом Кипур, день ожиданий, годы ожиданий и надежд. Может, что и запишется, может, что и аукнется, но сил нет ждать, кажется, что нет. Так по инерции, потому что возврата нет, и только вера осталась. Мина ушла на работу. Иосиф выкроил день и остался дома. Пост – постом, работа – работой. Он заправил в старенькую печатную машинку три папиросных листочка под копирку. Ему осталось завершить «Евреи Кишинёва» главой о революции 1917 года – границе между прошлым и надеждой в будущем на равенство. Дверь в библиотеку Крупской закрылась наглухо, и материал приходилось буквально выуживать из официально публикуемой литературы. Иосиф расставлял во главе митингов, революционных вооружённых выступлений еврейские фамилии Ляйфер, сёстёр Агнесс, Якира, Зискина, Левензона; капиталистов Готлиба, Векслера…. На каком языке эти люди говорили на митингах? Конечно, на еврейском. Их слушали и впитывали идеи социалистического равенства простой еврейский люд, обучающийся в ста «хедерах» и десятках частных еврейских училищ. О чём они говорили? О своих бедах, цитируя и призывая к революционной, а на самом деле Библейской справедливости, заменив Моисея именем Ленина, мессией начала двадцатого века. Кто мог предположить, что в основе основ политики новых кумиров лежит ассимиляция евреев, растворение нации в пролетарских лозунгах? Иосиф восстанавливал революционный еврейский Кишинёв, когда в дверь позвонили. В дверном глазке просматривался мужчина среднего возраста с интеллигентной умной улыбкой, похожий на еврея. Иосиф приоткрыл дверь, и сразу же в щель всунулся казённый сапог. В прихожую ввалились семь человек во главе с полковником КГБ Поповым, Поляком и пятеро незнакомцев, в том числе женщина. Иосиф закричал, заверещал: «Кто вас сюда звал. Да как вы посмели врываться в квартиру да ещё в Иом Кипур!» Но они, не обращая внимания, деловито прошли во все помещения, открыли дверь в туалет, в ванную. Попов показал, но не дал в руки, ордер на обыск. От неожиданности и чувства бессилия перед бесцеремонностью и надвигающейся опасностью Иосиф настолько растерялся, что даже не видел показываемых документов свидетелей. Попов подошёл к машинке и осклабился: «Вот она святая святых вашей антисоветчины, здесь рождается блевотина против советского гражданина, против своей родины! Так сказать, застукали на месте преступления. Ну что ж, отсюда и начнём». Иосиф подошёл к вешалке, собираясь одеться и покинуть дом, но Попов приказал закрыть дверь на ключ. «Вы будете присутствовать при обыске. В дальнейшем, если нужно, мы вас арестуем, а сейчас только обязываем».
Библиотека Иосифа насчитывала около двух тысяч книг, каждая из них внимательно проверялась, работа продвигалась медленно. Постепенно Иосиф начал приходить в себя, попросился в туалет, его сопровождал Поляк, закрыть дверь за собой запретил. Из туалета Иосиф прошёл на кухню и наотрез отказался вернуться в комнаты. Он знал, что в квартире ничего особенного нет, оригинальные экземпляры рассказов, библиотечные записи на десяти толстых тетрадях, дневники только вчера, как будто предчувствуя, были перепрятаны у оставшихся немногих верных друзей. Они находили, то учебники иврита, то фото копии их, то историю евреев Этенгера, то небольшие брошюрки о еврейских праздниках, то биографию Жаботинского, то книги, изданные в Америке на английском и, наконец-то, «Эксодус».
За «Эксодусом» кгбэшники буквально охотились; книга, будившая даже глубоко спящих, книга, за которой стояла очередь, которую только вчера вернули, чтобы передать дальше. Экая невезуха! Осталось ещё две таких на руках. С каждой «находкой» они бегали к Иосифу на кухню и выспрашивали «как попала в дом? Кому Иосиф давал читать?» Потом перестали, потому что получали стереотипный ответ: «Читаю и пользуюсь сам, книгу оставил тот, кто уже в Израиле». Свидетелей заинтересовала еврейская энциклопедия, изданная в начале века Брокгауз-Ефроном. Неизвестно, как она попала к Мише Маранценбойну, но он продал её Иосифу перед самым своим отъездом. Шестнадцать томов, свод знаний о еврействе, его культуре в прошлом, именно в прошлом, потому что в настоящем эта культура в стране советов искажалась, не признавалась и уничтожалась. «Свидетели» буквально прилипли к томам, пользуясь случаем коснуться необычного в их повседневной отштампованной жизни. Пришлось вмешаться полковнику Попову с его солдатской прямотой о вреде для советского человека пропаганды пережитков прошлого.
Время перевалило день к вечеру, мешок и ведомость реквизированных вещей наполнялись. Иосиф попросил разрешение «проводить» Иом Кипур. Достал несколько яиц из холодильника, приготовил для жарки сковороду, бутылку сухого красного гибрида, пивную литровую кружку. Молитв, конечно, он не знал, но начал с воспоминаний о родных, погибших во время войны, потом перешёл к умершим недавно. Он просил у Бога помочь им, где бы они ни находились, на том или уже снова на этом свете. Потом Иосиф перешёл к живым. Он призывал Бога дать им возможность жить по его божьей справедливости, помочь им в выполнении желаний, помочь его семье выехать в Израиль. Иосиф говорил стоя, вполголоса, долго. Присутствующие затихли, им доступны были его слова, а со словами и Бог стал ближе. Иосиф перелил литровую бутылку вина в кружку и медленно, под удивлённые взгляды присутствующих опорожнил её, заел кусочком хлеба, разбил пару яиц на сковородку, пригласил незваных гостей к столу, но те отказались. В это время в кухню вбежал торжествующий Попов с солидной пачкой денег в руках. «Вот оно доказательство, твой Бог помог нам, он отказался от тебя. Откуда у тебя так много денег? Вот они гости из-за границы, - и он потряс пачкой, - не зря они к тебе ходят. Вот она цена родины». Попов передал деньги свидетелям и приказал пересчитать. Вино начало действовать на Иосифа, ему стало смешно, а люди вокруг него превратились в пигмеев. Он почувствовал силу, а они, совершенно не опасные ему, копошились, как черви в банке, приготовленные для рыбалки.
- Полковник, обратите внимание на бумажную ленту, опоясывающую пачку. Ну что вы смотрите не туда, переверните пачку. Вы от «страшной удачи» даже читать разучились. Написано «Тираспольский банк. Считать нет смысла, в пачке две тысячи рублей, приготовленные моим отцом, светлой памяти, для надмогильного памятника, сумма на ленте написана синими чернилами. Не так ли?
Наступила тишина, все смотрели в руки «свидетеля». «Это неправда, в пачке только тысяча восемьсот. Вот, проверьте сами», - с этими словами свидетель протянул руку с деньгами Попову. Полковник пересчитывал, все ждали. Иосиф, улыбаясь пьяной улыбкой, смотрел в кухонное окно. «Да, действительно в пачке не хватает двухсот рублей, но вы нам должны верить, Иосиф Иделевич, денег мы не брали!» Вино кружило голову, Иосиф смеялся и давил пьяные слова: «Да, да, вы честные, коммунистически кристальные…. Двести рублей я одолжил с того света у отца. Я с ним рассчитаюсь…. А вот как вы со мной?»
Иосиф сам не мог разобраться, где кончается действие вина и начинается игра артиста, но был уверен, что владеет собой. «Свидетели должны видеть, что он пьян, а «с пьяного взятки гладки». Полковник требовал у Иосифа расписку, что в пачке находилось только 1800 рублей. Иосиф зашёл в кабинет, взял ручку и листок бумаги. И вот, что получилось, пока те сворачивались с обыском.
Человечки в казённых сюртуках
Не мечитесь перед дверью так.
Не стучите громко кулаком
И не прикрывайтесь фиговым листком.
Там, за дверью, тоже человек,
Тоже сердце в тот же век.
Понял он, что в этот дом
Узаконенный пришёл погром.
Гро–ом, Гро-ом, Гро-ом….
Сердце кровью обливается.
Пог – ро – ом.
- Открывай-ка, ты….
Иначе лом….
- Проходите…
Сердце где-то там, вдали….
А в глазах круги, круги, круги….
На лице улыбка мыльных губ….
КГБ улыбку расточает с красных губ.
Полетело вверх тормашкой, колесом,
Всё в квартире стало кверху дном.
Практика отлажена в тридцать седьмом
И добавлена фашистским сапогом.
Та же перед дверью пляска сюртуков,
Уводили якобы врагов.
Ленин, Маркс, Фейхтвангер иудей….
И костры горели в темноте ночей.
«Иосиф Иделевич, - входя в кухню, обратился Попов, - вы должны подписать ведомость об изъятии напечатанных на западе книг, а также фотокопий учебников иврита. Печатную машинку мы тоже забираем на хранение в комитет, инженерам печатные машинки не нужны. Деньги мы вам возвращаем, но дайте нам расписочку».
- Я пьян, вы это знаете, поэтому не имею права подписывать государственной важности документы. Плёнки и многое другое вы мне подкинули. Так что, ничего не выйдет, так называемый, товарищ полковник. Расписочку хотели, получайте.
Иосиф протянул лист исписанной бумаги. Полковник прочёл, лицо его стало красным, он скомкал листок, но не выбросил, и прошипел.
- Предупреждали быть с тобой осторожным, жаль, что не дали ордера на арест, ты бы у меня не выёбывался…. Ты ещё заплатишь кровью….
В это время раздался звонок в дверь. Мина возвратилась с работы. Как быстро пролетел день! Полковник приказал открыть дверь. О, что здесь началось! Иосиф всегда боялся мининого крика. В таком маленьком теле эдакий пронзительный и громкий с надрывом голос.
- Вон отсюда, кто вас приглашал сюда, во-о-о-о-н! Испортили квартиру! В-о-о-о-н!» -раздавалось на вес дом и улицу. Но они уже и так выходили.
-Тоже мне, герой нашего времени, посмотри на себя в зеркало, красный как рак, пьяница, да они смогли с тобой сделать всё, что угодно; господи, у меня нет сил, помоги нам выбраться из этого заколдованного круга, - отчитывала Мина на повышенных тонах мужа, когда за теми закрылась дверь.
Всю ночь Мина и Иосиф убирали квартиру, обнаруживая старые письма и фотографии – странички давно забытого времени. Трудно только было избавиться от казенного запаха кгбэшников. Что они искали? Компрометирующие документы на Иосифа? Всесоюзный антисоветский заговор, шпионаж сионистов во главе со Щаранским? Уж если и есть всесоюзный заговор, так антиеврейский во главе с «родным правительством». Нужно же было выбрать для обыска именно Иом Кипур. Фашисты тоже свои акции, массовые ликвидации евреев приноравливали к Иом Кипуру.
Примечание.
Иом Кипур. Праздник Всепрощения, в котором Бог отпускает грехи как отдельного человека, так и всего народа. В этот день принято отдыхать от всякой работы и "смирять душу", т. е. поститься.