Мужество

Сергей Горбунов
Случилась эта история 23 февраля в вагоне поезда дальнего следования. Наверное, за последние несколько десятилетий эти поезда совсем не изменились; всё те же зелёные вагоны, те же алюминиевые ручки на дверях, деревянные двойные рамы окон, и всё тот же железнодорожный запах прелости и машинного масла.

В вагон, который был прицеплен к основному составу, вошёл молодой человек лет двадцати пяти. Чёрные кожаные перчатки, чёрное полупальто и чёрная зимняя кепка говорили о том, что у него есть чувство вкуса, но дешевые джинсы и старые ботинки указывали также и на то, что молодому человеку явно не хватало денег, чтобы следовать этому чувству в полной мере.

Брезгливо пройдя мимо пьяной компании, расположившейся в начале вагона, молодой человек добрался до другого конца вагона. Было видно, он рад, что не придется ехать среди дышащих перегаром мужиков, но, как только он дошёл до своего места, выражение радости на его лице сменилось разочарованием. На его месте сидела старушка лет семидесяти, она ела что-то жирное и пахучее. На месте бабушки была разостлана постель, поэтому она, видимо, решила отобедать, пересев на чужое место.

- Так, место двадцать девять, - проговорил молодой человек, делая вид, что ищет своё место. Потом он поставил чемодан на сиденье рядом с бабушкой.

Та поспешила пересесть и продолжила свой обед. Молодой человек, не скрывая неприязни, разделся и сел к окну. Чувство вкуса и тут проявилось в нем: на нём были джинсы, джинсовая рубашка и водолазка под цвет остальной одежды.

Бабушка закончила трапезу и завернула остатки непонятного блюда в промасленную бумагу. Затем она срезала верхушку лимона и, выскоблив внутренности ложкой, выдавила лимонный сок в чашку. Выпив сок, старушка сложила все свои припасы в сумку и вытерла руки и лицо тряпочкой.

Было видно, что бабушка ехала откуда-то издалека; постель её была с ночи не убрана, на столике стояли бокалы и тарелки. Сама бабушка выглядела лет на семьдесят. Это была полная женщина. Её морщинистое лицо покрывало множество бородавок и складок. Дышала она с одышкой. Было видно, что каждое движение дается ей с трудом. Несмотря на всё это, глаза её светились какой-то жизненной радостью. Старушка внимательно посмотрела на собеседника, стараясь установить с ним зрительный контакт. Видимо, чувствуя это, молодой человек в джинсовом костюме нарочно отвел глаза в сторону, так как его вовсе не прельщала мысль целые сутки слушать рассказы старой женщины. Молодой человек сидел, неподвижно глядя в окно. Выражение лица было бесстрастным. Он был немного похож на статую. Казалось, что он вот так и будет сидеть, сколько бы ему не пришлось ехать.

В другой части вагона полным ходом шла пьянка, хоть поезд ещё и не отправился. Подгулявшая и еле стоявшая на ногах молодежь шаталась по вагону, проходя часто мимо наших путешественников по направлению к туалету и вагону-ресторану.

- Ох, - вздохнула старушка, в очередной раз отклоняясь от пьяного мужика, шедшего мимо нее к запертому туалету, - смотреть даже неприятно, - обратилась она к собеседнику. - Вы в сравнении с ними прямо ангел какой-то. - Тут она улыбнулась. В словах женщины была неподдельная искренность.

Молодой человек не на шутку удивился.

- Да-а-а, - неоднозначно вздохнул он и отвернулся к окну.

- Вы далеко едете? - продолжила старушка разговор, хотя и понимала, что собеседник вовсе не настроен на общение.

- Нет, до Нижнего Новгорода, - ответил юноша.

- Правда? - бабушка оживилась.- И я до Нижнего Новгорода. Хорошо-то как, - она облегчённо вздохнула. - Земляка встретила! Теперь я рада и спокойна, - она расплылась в улыбке.

Молодой человек ещё раз удивленно посмотрел на неё, явно не понимая, что тут может быть хорошего или плохого.

- А я уже два дня еду. Из Курнатау - самый центр Башкирии. Устала уже, - усмехнулась она, - но теперь-то будет веселей ехать.

- Да уж, - с иронией ответил юноша.

Мимо проходила проводница с газетами, безнадежно предлагая желтую прессу. Никто газет не брал. Заметив проводницу, юноша с надеждой обратился к ней.

- А какие газеты у вас есть? - спросил он.

- Только "Жизнь", - ответила проводница.

- Пусть будет "Жизнь", - сказал молодой человек, протянув полтинник.

- Четырнадцать рублей, - заметила проводница,- так, вам сдачи тридцать четыре. А без сдачи у вас нет?

- Нет, - улыбнулся юноша, не подавая виду, что заметил ошибку.

Проводница ушла, но скоро вернулась.

- Ой, не тридцать четыре, а тридцать шесть. Вот сдача.

- Хорошо, хорошо, - улыбнулся юноша и, положив сдачу в карман, развернул газету, отгородившись ею от остального мира.

Читать было абсолютно нечего: светские сплетни, рекламные статьи и глупые анекдоты. Тем не менее, юноша бессмысленно смотрел в газетную бумагу. Было видно, что он хотел покоя. Он возвращался из дальней служебной командировки, и ему сейчас было совсем не до разговоров.

Старушке было тяжело сидеть, и она легла в постель. Вскоре бабушка захрапела. Как только храп стал ритмичным и громким, что свидетельствовало о глубоком сне, молодой человек выглянул из своего газетного укрытия. Оглядевшись по сторонам, он заметил довольно странную картину: все кругом спали. Несмотря на то, что было только около двух часов дня, весь вагон дремал, даже гулявшая по случаю праздника молодежь угомонилась. Невольно молодой человек тоже стал кивать носом и, прислонившись к стенке, задремал сидя.

Проснулся он от интенсивного шепота. На соседнем боковом месте сидели три женщины, заговорщически склонившись над маленьким столиком. Они были сильно возбуждены, и поэтому шепот их был отчетливо слышен половине вагона. Молодой человек недовольно заворочался. Если бы новые пассажиры разговаривали бы в голос, то доставили бы менее беспокойства окружающим, а так повсюду разносились их шипящие голоса.

Наконец, с опозданием на целый час поезд тронулся. За окном светило солнце, ослепительно блестел снег. Городские постройки быстро кончились, и пошли маленькие домики башкирских деревушек. Лесов не было, и белоснежная степь сливалась вдали с горизонтом. Поезд набрал ход и стал сильно раскачиваться из стороны в сторону.

Старушка проснулась. Она села и посмотрела, зевая, на новых пассажиров. Оставшись, видимо, довольной, она обратилась к юноше.

- Ну вот и поехали. Ещё немного и дома будем. А вы в самом Нижнем живете?

- Да, - ответил молодой человек, вежливо улыбаясь.

- А у меня дети и внуки в Нижнем. И правнуки ещё! Да-а-а! - горделиво заметила бабушка. - А зовут меня баба Аня. - Молодой человек слегка кивнул головой, но своего имени не назвал. - А сама я живу в Курнатау.

- Далеко это? - спросил юноша, чтобы не казаться совсем не учтивым.

- Да-а-а, день пути. Мы ехали ночь и день, потом пять часов в Уфе стояли.

- Это потому, что вагон прицепной.

- Да, да. Живу-то я там, а дети в Нижний переехали. Говорят, там лучше.

- Да, промышленный центр.

- У нас тоже было много работы раньше, а как шахты закрыли, так молодежи работать негде стало. А так у нас всё есть: и школы, и детские садики, институт есть даже и вертолётный завод. До сих пор работает!

- Неужели? - притворно удивился юноша, глядя в окно.

- Да-а-а, - пробасила баба Аня. - А места у нас какие хорошие! Ягод и грибов летом полно! Я - старуха, уже за семьдесят, и то мешок белых за лето засушу. И варенья наварю из ягод.

- А что за ягоды у вас водятся? - поинтересовался юноша.

- Всякие! - живо заговорила баба Аня. - И клубника, и земляника. А уж как много - видимо невидимо. Мне самой-то трудно идти, меня соседи на машине отвозят, как сами едут. А уж собираю я сама. Места у нас такие, что по ведру за день приносила. А потом и варенье варю и так ем. А уж на рынке у нас тоже всего полно: и овощей, и мяса всякого, и медвежатина, и лосятина, и говядина, и свинина тоже есть. Я поесть-то люблю, могу одна двадцать килограмм капусты квашеной съесть.

Молодой человек задумался, за какое время семидесятилетняя старушка съедает 20 килограмм капусты. Решив, что за год, он снова уставился в окно.

Поезд тем временем остановился на какой-то пригородной станции. Стоял он недолго, меньше минуты, после чего тронулся. Как только поезд поехал, в вагоне стала слышна суета, которая бывает обычно, когда новые пассажиры усаживаются на свои места и раскладывают вещи. Баба Аня, нагнувшись, пыталась рассмотреть вновь вошедших, но ей было плохо видно.

- Как мало поезд стоял, - сказала она тревожно, - интересно, сколько времени в Нижнем он будет стоять? Успеть бы выйти, а то у меня багаж большой, - помедлив минуту, она продолжала. - А вы мне поможете сумки вынести, а то я сама не управлюсь, боюсь.

- Конечно, помогу, - с улыбкой ответил молодой человек, ещё с самого начала знакомства предвидев такой вопрос.

В соседнем плацкарте, где ехали изрядно выпившие студенты, послышалась возня и раздался звук, похожий на мяуканье котёнка, только гораздо ниже.

Через минуту возня утихла, и в плацкарту, где сидели старушка и молодой человек, вошла женщина лет пятидесяти с большим чемоданом в руке. По её беспокойному взгляду было видно, что это она только что села на станции, и что она ещё никак не может разложить свои вещи.

- Здравствуйте, - быстро заговорила она почти шепотом, - у вас есть место под сиденьем, можно чемодан положить?

- Можно, - ответил молодой человек, вставая. - А это не бомба? - пошутил он, глядя на огромный дорожный чемодан на колесиках.

- Что ж, если бомба, то взорвемся вместе, - попробовала пошутить в ответ женщина, хотя лицо ее выражало какую-то тревогу и беспокойство.

- Нет уж, не надо, - серьезно заявила баба Аня, - вы взрывайтесь, а мы не хотим!

Быстро уложив чемодан, женщина убежала в своё купе. Там она долго возилась, перекладывая вещи. Чувствовалось, что она никак не могла устроиться. Что было странно: гулявшая компания, как отъехал поезд, сидела тихо, не издав ни звука.

Вскоре женщина снова подошла к молодому человеку.

- Извините, а вы не поменяетесь со мной местами? - женщина была сильно взволнована.

- Нет, - четко и безапелляционно ответил молодой человек. Видимо, он часто ездил по командировкам и нередко встречался с такими предложениями.

- Извините, - прошептала женщина и снова выбежала.

- Нет уж, пусть едет тут, - вмешалась баба Аня, - мы уже сдружились с молодым человеком.

Взглянув на свою пожилую попутчицу, юноша неожиданно спросил у новой пассажирки.

- А что там у вас?

Женщина снова подошла.

- Я с ребёнком, инвалидом.

- Хорошо, - согласился юноша,- давайте поменяемся местами, где ваша полка?

Женщина показала на верхнюю боковую полку в соседней ячейке. Печально вздохнув, юноша собрал свои скудные пожитки.

- Посиди пока здесь, - предложила баба Аня, указывая на своё место, - там всё равно присесть даже негде.

- И не продохнуть, - добавил юноша, невесело улыбнувшись.

Женщина, тем временем, переносила свои вещи. В последнюю очередь она внесла на руках ребёнка. Это была девочка лет восьми. Она была чрезвычайно худая и бледная. Женщина держала её, словно какой-то сверток. Сама девочка никак не держалась. Сев на сиденье, женщина выпрямила ребёнка так, чтобы он спиной пришелся ей на руку. Голова девочки неловко запрокинулась назад. Поправив головку, женщина облегченно вздохнула:

- Ну, вот и мы.

И юноша, и баба Аня с удивлением смотрели на малышку. Она была чрезвычайно худа, отчего казалась выше ростом. Ножки и ручки её были слабо развиты и было заметно, что ребёнок никогда не то что не ходил, но и не ползал. Голову держать она тоже не могла. Взгляд ребёнка неловко прошелся по пассажирам.

- Это моя внученька, Камилла, - услышав знакомый голос, ребёнок издал неопределенный мяукающий звук, - мы ляжем пока тут, - женщина положила ребенка на постель, - сейчас устроимся совсем.

Женщина вышла. Камилла не могла повернуть голову и только одними глазами искала бабушку. По умению владеть своим телом она походила на новорожденного.

- Ой, я не могу смотреть, - сказала баба Аня с надрывом в голосе, обращаясь к молодому человеку и искоса глядя на девочку.

- Да-а-а, -печально вздохнул юноша.

- Вот и всё, - женщина принесла последние вещи, - я посажу её к вам, пока уберу сумки.

- Конечно,- сказала баба Аня, отодвигаясь. - Она взяла переданного ей ребёнка и усадила его. Малышка совсем не умела сидеть, поэтому старушка положила её на свою руку.

Лицо старушки одновременно выражало и жалость к девочке и сострадание к её бабушке. Было видно, что она хочет как-то выказать это сочувствие. Молодой человек, который, видимо, хорошо чувствовал настроение окружающих, несмотря на кажущуюся холодность, заметил это стремление бабы Ани. Сам юноша сидел, как ни в чем не бывало, хотя было видно, что новые пассажиры потрясли и его холодную душу. Но отреагировал он совсем иначе, чем баба Аня. Он сидел, делая вид, что ничего не произошло. Он не обращал внимания ни на больную девочку, ни на суету её бабушки. Он, видимо, не хотел мешать этим людям с их проблемами, заботами и хлопотами. Также он беспокоился, что неучтивая старушка может завести ненужный никому разговор.

- Погода сегодня какая хорошая, солнечная и морозная, - сказал молодой человек, обращаясь к новым пассажирам.

- Да, да, хорошая, - полушепотом ответила женщина.

- Она с рождения такая? - бесцеремонно вставила баба Аня. Лицо её выражало сострадание.

- Нет, - вздохнула женщина и взяла ребёнка к себе на руки. Она ласково пригладила растрепавшиеся волосы малышки и усадила её так, чтобы поддерживать все части её непослушного вялого тела.

- Меня зовут баба Аня, - сказала старушка, желая познакомиться.

- Меня зовут Роза, - ответила женщина, - а это - Камилла. Мы были нормальными до 8 месяцев,- женщина на секунду задумалась, - но оказалось, что просмотрели повышенный уровень билирубина в крови. Мы не знали, что это такое. Поднялась температура под сорок. Нас в больницу. Там тоже не сразу сообразили, что и к чему, а как сообразили, было уже поздно - воспаление мозга.

- А почему это так получилось?

- Так вышло. Никто не болел в семье: ни родители, ни бабушки. Роды, правда, были тяжелые, кесарево сечение делали. Восьмимесячные родились. А так, всё хорошо было, упустили только этот белок.

Баба Аня тяжело вздохнула, она огляделась по сторонам, словно ища поддержки в ком-то. Молодой её спутник сидел, глядя в окно и делая вид, что не замечает никого вокруг.

- Мы думали, она поправится, - продолжала женщина,- но всё было очень серьёзно. Врачи на наши вопросы отвечали только, что они трупы не лечат.

Минуту все сидели молча, но тут в лице Розы промелькнула улыбка, она усадила девочку получше и наклонилась к её лицу.

- А мы не трупы. Да, не трупики, - улыбалась она, глядя на девочку, и девочка тоже в ответ ей слабо и как-то криво улыбнулась, чем вызвала удивление бабы Ани и молодого человека, так как это была первая увиденная ими эмоция ребёнка.

- Ох, - баба Аня тяжело вздохнула , - уж лучше бы она умерла при рождении, и сама бы не мучилась, и других не мучила.

Молодой человек тоже вздохнул, но совсем по иному поводу. Он был недоволен старушечьими замечаниями и считал, что баба Аня сказала лишнее и совсем не подходящее к месту.

- Да, да, да, - скороговоркой зашептала Роза, - папа, когда узнал про нас, уехал на север на заработки и так и не вернулся. Испугался видно нас. А мама сейчас живет в Питере: работает, учится. А мы вот, катаемся.

По спокойному и монотонному тону женщины было видно, что она уже не раз переживала подобный разговор и слышала замечания, подобные тем, что сказала баба Аня. Видно было, что Роза уже смирилась с мнением людей, но также было видно, что она с этим мнением не согласна.

- Пора нам кушать, - сказала Роза и, положив Камиллу на постель, стала доставать из большого чемодана на колесиках еду.

Камилла, заметив, что бабушки нет рядом, издала невнятный звук и сделала попытку пошевелить головой. Впрочем, только заинтересованный человек мог заметить это в хаотичных движениях девочки. Роза тем временем достала йогурт, банан и суп быстрого приготовления. Залив его кипятком и поставив на столик, она взяла ребёнка на руки и тщательно прикрыла полотенцем. Взяв йогурт, бабушка стала кормить внучку с ложки. Девочка ела с трудом. У неё не получались жевательные движения, голова не держалась. Глотала она тоже тяжело. То, с каким трудом удается этому ребёнку поддерживать свою жизнь, поразило не только бабу Аню, но и молодого человека, старавшегося казаться холодным и беспристрастным.

- Как же вы кушаете? - не выдержав, сквозь слезы спросила баба Аня.

- Вот так и кушаем, - ответила Роза, не сводя глаз с ребёнка. - Это ещё хорошо, - улыбнулась она, - мы сами можем есть, да. А дома, когда настроение у нас хорошее, мы и суп протертый можем кушать, вот. - Лицо её неожиданно стало грустным, ужас и страдание отобразилось на нем. - Нам ещё повезло, посмотрели бы вы на других детей с такой болезнью. Иные совсем ничего не могут, иные родителей бьют.

Пока Роза отвлеклась, Камилла то ли случайно, то ли намеренно поднесла свой сжатый кулачок ко рту.

- Она сейчас укусит себя, - неожиданно сказал молодой человек, который, казалось, глядел в окно.

Все посмотрели на девочку.

- Нет, не дотянется, - ответила Роза, улыбнувшись чему-то. - Хотя меня бывает кусает, играя. Мы с ней часто играем, разговариваем. Она у меня умница.

- И она вас узнает? - с легкой иронией в голосе спросил молодой человек.

- Конечно, узнает. И в лицо, и по голосу узнает, - Роза закончила кормить ребёнка и теперь вытирала его лицо влажной салфеткой. - Она много что понимает, но сказать ничего не можем, - последние слова были обращены к Камилле, и девочка снова издала мяукающий звук.

Далее ехали молча. Роза играла с Камиллой, щекоча её, гладя её ножки и ручки. Иногда девочка, глядя куда-то в сторону, отвечала лёгкой улыбкой, которая впрочем могла относиться к чему угодно.

Молодой человек сидел, читая газету. Лицо его выражало недоумение, хотя он легко скрывал свои чувства. Баба Аня наоборот, была открыта и с улыбкой на лице наблюдала за "игрой". Если поначалу старушка была шокирована увиденным, то теперь она, казалось, даже немного понимала смысл мимики больной девочки. Так ехали около часа. Баба Аня вскоре стала дремать. Камилла уснула, и Роза смогла съесть свой остывший суп. Вскоре и она стала дремать, изредка просыпаясь и поглядывая на ребёнка.

- А вы куда сейчас едете?

Роза очнулась от неожиданного вопросы бабы Ани.

- В Питер, лечиться.

- Врачи говорят, есть надежда?

- Нет. Мы едем в центр реабилитации. Такого там насмотришься. Нам ещё повезло. Посмотреть, другие дети так мучаются. А у нас ещё хорошо всё. Только бы судорог не было, а то придётся укол делать успокаивающий.

Роза немного помолчала, но потом, словно в голове её что-то переключилось, продолжала, вспоминая:

- Случилось это ночью. Спали, всё было хорошо. Потом температура. Всё было похоже на обычную простуду. Самое обидное, что это лечится. На ранней стадии, если не запускать. Если знать. Но винить некого.

Вскоре молодой человек ушёл спать на свое новое место, баба Аня снова достала еду из сумки и принялась ужинать.

Роза играла с Камиллой. Правда, игрой это трудно было назвать. Это скорее всего была некая гимнастика или массаж. Женщина подолгу гладила ручки и ножки ребенка, щекотала его, сама при этом смеялась, сгибала и разгибала руки дитя. Камилла ко всем этим упражнениям была, на первый взгляд, безразлична. Она лежала всё в той же позе, изредка неумело шевеля руками. Трудно было понять, доставляют ли ей эти занятия удовольствие или наоборот, утомляют её. Лицо девочки не выражало никаких эмоций, зато лицо её бабушки буквально светилось. Роза то широко улыбалась, то притворно хмурилась. Она разговаривала с ребёнком. Она словами комментировала каждое своё действие. Так она занималась с малышкой около часа, и когда за это время малышка отвечала бабушке улыбкой или смотрела осмысленно ей в глаза, лицо женщины сияло от счастья.

Баба Аня, смотревшая на эти игры, тоже понемногу отошла от первого шока. Если она поначалу была хмурой, и лицо её выражало сострадание, то теперь она невольно улыбалась, глядя на то, как Роза играет с ребёнком.

Скоро все легли спать. В вагоне сильно топили и было очень жарко. Как не странно, молодой человек спал в одежде. Казалось, жара на него не действует. Баба Аня спала, укрывшись простыней, и громко храпела.

Роза долго не спала, она всё сидела на своем месте с ребёнком на руках. Малышке было жарко. Роза почти совсем раздела ребёнка. Камилла спала плохо. Она часто просыпалась и стонала. Роза протирала ей лицо влажным платком и тихо пела колыбельную песню. Женщина пела, а лицо её выражало какую-то глубокую мысль. Мысль, недоступную никому в этом вагоне. Роза понимала, что она одинока. Одинока не только тут, среди чужих холодных людей, но даже там, в центре реабилитации, где её окружают сотоварищи по несчастью. Тут Роза посмотрела на Камиллу и счастливо улыбнулась. Женщина стала тихо рассказывать сказку ребёнку, и тот её слышал и понимал. И по лицу женщины было заметно, что это и есть счастье.