Дискотека

Аурика Мансурова
Их было двое: он и она. Музыка струилась по коже, вызывая потаенные желания и заставляя терять остатки рассудка. Их было двое, они были разными, и каждый был красив своей собственной красотой.

Их движения возбуждали, скрытые эмоции сами по себе вырывались наружу и дарили наслаждение. Переплетение тел порой было бесформенным, но и оно следовало ритму музыки, ее эмоциям.

Их было двое, и неважно, что кто-то еще был рядом, неважно, что чужие глаза пожирали их страсть, питаясь жалкими остатками их чувств. Они целовали друг друга взглядами и прикосновениями, признавались друг другу в любви движением и рассказывали историю любви друг к другу мимолетным касанием губ. В этом не было похоти, в этом была бесконечно прекрасная женская нежность и огненная мужская страсть. Их прикосновения были выверенными и точными, каждое «па» танца соответствовало фразе, и в то же время было ясно, что этот танец – одна лишь импровизация. В нем нет домашних заготовок или придуманных заранее движений, нет отрепетированных заранее перед зеркалом взглядов. Их история страсти писалась этим танцем, этими взглядами и этими прикосновениями.

Каждый из них долго шёл к этому танцу. Танцу, который раскрывал настоящее внутри, дарил истину нежности и правду боли. Да, им было больно. От нежности, от любви, от страсти, от осознания того, что никто из них не знал, что же будет после того, как смолкнет музыка. И в то же время все кто видел этот божественный танец понимал, что они – не здесь, они где-то, куда можно попасть лишь отдав всего себя кому-то, подарив другому свой мир. Просто так, без надежды получить что-то взамен.

Все слова любви, слетавшие когда-либо с их губ стали ложью, потому что они поняли, что для любви не нужно слов. Любовь в каждой ноте музыке, в каждом «па», в каждом взгляде и ее слышно лучше без слов, в тишине двоих.

Они были одеты и раздеты одновременно. Грациозные изгибы их тел ничего не скрывали, а лишь наоборот – обнажали красоту. Настоящая красота не терпит тайн, ее всегда видно, ее не скроешь. И наблюдавшие этот танец тоже ее видели. Сплетения рук и ног, электрический ток их прикосновений передавался всем.

Это был день и это была ночь. День – светом и лаской тепла, и ночь – тайной, негой и искушением. Да, они искушали друг друга и искушались друг другом. Это нельзя назвать соблазнением, но это было соблазнением всех остальных. Каждый и каждая из наблюдавших желала их. Также сильно как и они друг друга.

Это была игра. Азартная, яркая и завораживающая. Они играли друг с другом. Они играли собой и с собой тоже. Они играли взглядами окружающих, их возрастающим желанием и тем, что они навсегда останутся в их памяти. Они жили этой игрой. Игра жила ими…