Сегодня черный день календаря — 22 июня. 63 года назад началась Великая Отечественная война, унесшая то ли 20, то ли 27, то ли 56 миллионов жизней русских людей — до сих пор не удосужились подсчитать. Юное поколение война уже не интересует — нельзя вечно жить прошлым, тем более чужим: у молодежи свои победы и поражения. В школьных учебниках истории издания Соро-са уже утверждают, что Германию одолела Америка. А я вспоминаю всего три рассказанных мне эпизода: мама рыла под Лугой проти-вотанковые окопы, а немцы сбрасывали с самолетов листовки: «Дамочки! Не ройте ваши ямочки — все равно здесь пройдут наши таночки»…
Отец рассказывал, что когда он прибыл зимой на пере-довую, его взводный сидел на убитом фрице и с аппетитом упле-тал из котелка кашу. Увидев нового бойца, сержант спросил: «Ну, чего уставился? Садись, будем кашу дорубывать»…
Дядя мой, Леонид Георгиевич Сироткин, участвовал в форсировании Днепра: «Я держался за бревно слева, сержант плыл посредине, а справа — ефрейтор. Добрались ранеными, но живыми. А был приказ: кто на другой берег встанет, тому Звезду Героя давали. Вот сержант и получил. А я — орден Красной Звезды, а ефрейтор — Красного Знамени…»
Отец о войне вообще говорить не любил. Фильм военный пока-зывают по телевизору, он в другую комнату уходил. И сколько бы я ни прочитал о войне, мне все равно не постичь, почему четыре неполных года войны остались у людей воевавших главным событи-ем жизни.
Одна у нас вина перед павшими — тысячи тысяч так и ос-тались лежать непогребенными там, где застигла их смерть, не захоронили мы их останки; наверное, на это у России денег нет, как всегда — мертвые сраму не имут. А мы?..
Еще мальчишкой я написал стихотворение, весьма несовершенное по форме, но точно отражающее мои чувства и поныне:
Я не был, не был, не был, не был
На проклятущей той войне!
Но черное от смерти небо
С тех страшных пор живет во мне.
Откуда это, я не знаю,
Да, видно, и не в этом суть…
С пехотой вместе прошагаю
Ее кровавый долгий путь.
Мы начинали на границе
И отступали на восток.
Белели вслед нам бабьи лица,
Но враг силен был и жесток.
«Куда, родимые, пылите?
Ведь вслед за вами катит он.
Неужто нас не защитите,
Неужто извергу в полон?»…
Ответить были мы не в силе,
Да надо ль было отвечать…
Они по-русски нас крестили,
От века зная, — надо ждать.
По горло мы огня хлебнули,
Но ненависть питала нас.
И вот — на запад повернули,
Приблизив звездный майский час.
Кто воевал, тому знакомо,
Как отступал фашистский гад.
Чем дальше к западу, от дома,
Тем ближе к дому был солдат…
Над головой синеет небо,
Мир воцарился на земле.
Я на войне проклятой не был,
Но боль ее живет во мне…
Она, далекая, так близко
И так мучительно сильна,
Что на солдатских обелисках
Родные вижу имена.
О, как отчаянно мы знаем,
Какой ценой разбит был враг!
И ты, прохожий, поспешая,
Притишь свой торопливый шаг,
И поклонись тому, что свято,
Нежданную слезу смахни:
Здесь, под звездой, лежат солдаты,
Уйдя безсмертием в гранит.
Александр Раков
«В День памяти и скорби в Новгородской области предали земле останки 306 фронтовиков, найденные бойцами Новгородской поисковой экспедиции «Долина» на полях сражений Великой Отече-ственной войны, и похоронены на воинском кладбище в населенном пункте Кневицы». РИА «Новости»
ПРИЗВАНИЕ ЖУРНАЛИСТА
Выступление редактора газеты «Православный Санкт-Петербург» А.Г. РАКОВА на встрече с читателями, состоявшейся в ходе выставки «Пасхальный праздник» 2 мая 2004 года.
Прежде всего, дорогие мои, Христос Воскресе!
Сначала несколько слов об истории газеты «Православный Санкт-Петербург» — старейшего православного издания нашего го-рода. Она официально существует с 14 апреля 1993 года. Благословил ее приснопамятный владыка Иоанн, — то есть, сначала она начала создаваться, а потом он ее благословил словами: «Дай Бог вам мудрости и сил совершать дело благое во славу нашего Православия. Пусть через небольшую газету русский народ полу-чает истинное понимание христианской жизни, христианского ве-роучения. Ибо, чтобы правильно веровать, нужно по-христиански правильно жить». Именно тогда я и познакомился с владыкой: ни-чего еще не зная о церковном этикете, зашел к нему в резиден-цию, как к себе домой, да и потом частенько хаживал к нему за-просто, воображая, что так в Православии и принято.
Впрочем, митрополит Иоанн был человеком простым и доступным, всегда близко к сердцу принимающим все трудности. Ведь газета созда-валась на пустом месте: ни помещения для редакции, ни бумаги, ни денег у меня не было. Более того: не было знания, как де-лать газету и не было самого знания о Православии. Но владыка Иоанн всегда помогал нам. Не деньгами, нет, — его помощь была молитвенной; хотя в ту пору и не понимал, в чем ценность мо-литвенной помощи. А владыка не только молился за нас: он, — сейчас мне это ясно, — провидел судьбу газеты, знал, что она встанет на ноги.
Долго мы скитались по городу, отовсюду нас гнали: редак-ция сменила пять адресов, а нынешний наш шестой адрес, если кто-то до сих пор не знает, — проспект Чернышевского, дом 3, в центре города, в доме причта храма во имя иконы Пресвятой Бо-городицы «Всех Скорбящих Радосте», под крылом у нынешнего на-стоятеля храма, протоиерея Вячеслава Харинова. Те, кто бывал в наших двух комнатушках, представляют, как мы работаем: два-дцать человек народу, шесть компьютеров, четыре принтера, книжные шкафы, посетители — тесновато… Но я благодарю Бога за все, что Он нам посылает.
Четверо человек непосредственно за-няты созданием газеты, остальные шестнадцать добывают деньги: это вполне нормальный расклад для газеты, не имеющей помощи со стороны.
Как вы знаете, «Православный Санкт-Петербург», имеющий всероссийскую подписку, — не единственное наше издание: есть еще четыре дочерних газеты. Во-первых, это народная газета «Правило веры», издающаяся во славу Святителя Николая Чудо-творца. Она действительно народная, потому что создается на основе читательских писем: люди пишут нам, рассказывают о чу-десной помощи, полученной ими по молитвам Николая Чудотворца. Как известно, Святитель не только помогает, но и вразумляет, однако, о вразумлениях пишут почему-то реже. Мы издаем книжки по материалам этой газеты: три книги уже издано, последняя из них называется «Никола Милостивый. Новые чудеса Святителя Ни-колая».
Второе наше дочернее издание — газета «Соборная весть». Это, говоря современным языком, дайджест (хотя я и не люблю этого слова), свод православной прессы: сборник лучших мате-риалов из газет и журналов разных городов России. Материалы эти просты, и для нас, новоначальных, воцерковляющихся, весьма душеполезны. Православную прессу в обмен на нашу мы сейчас по-лучаем со всего света; недавно стал приходить журнал даже из Австралии, называется он «Предтеченский листок».
Следующее наше дочернее издание — «Горница», собрание православных писателей. Последний ее номер вышел с рассказами Валерия Лялина, литератора, я бы уточнил — сказителя, которого большинство из вас слушают, знают и любят.
Есть еще одна наша газеточка, — совсем молоденькая — на-зывается она «Чадушки», газета для детей и родителей. Живет она непросто, поскольку делает ее только одна сотрудница — Ирина Рубцова. И все-таки, несмотря на все трудности, вышел уже 12-й номер «Чадушек».
Кроме всего прочего, аз грешный с 1998 года пишу «Записки редактора», и вышло уже несколько книг этих записок: «В ладошке Божией»(2001), «Страницы души»(2002), «Заветные узелки. Время странствования»(2003), и сейчас в издательстве «Сатис» находится моя четвертая книжка «Былинки».
Как они рождаются, мои записки? Трудно сказать… Во всяком слу-чае, это не плод долгих, упорных размышлений. Они не надуман-ны, они сами родились в моем сознании. Сам собой родился и за-мысел новой книги — и очень удивил меня своим появлением: в этой книге традиционные уже записки редактора сопровождаются стихами русских поэтов — как современных, так и классиков. Од-на моя зарисовка, и к ней — стихотворение на ту же или близкую тему; соединяясь, они образуют некую новую реальность.
Судя по отзывам, книги мои читателям нравятся, но мне хочется сказать вот что: начав писать записки, я постепенно стал углубляться в свою душу, и вскоре мне стали открываться такие вещи — порой просто страшные! — о которых я даже не подозревал. Считал себя порядочным человеком, более или менее нормальным христианином, и в гордыне своей думал даже о заслугах: вот ведь, еще и газе-ты делаю…
Словом, книги мои весьма обогатили меня, — но отнюдь не материально. Сейчас литература не прокормит. Современные писа-тели находятся в положении просто унизительном: люди работают кочегарами, плотниками, кем угодно, лишь бы добыть кусок хле-ба. Я очень люблю и почитаю Владимира Николаевича Крупина — замечательного современного прозаика, известного всей читающей России… Я имел счастье бывать у него дома и убедился в том, что живет он очень скромно, а тиражи его книжек — тысяча эк-земпляров, пять тысяч… Да, такие нынче времена, но нельзя за-бывать, что это Бог судил нам жить в такую эпоху, и другого времени у нас с вами не будет.
Мы с вами со-временники, Гос-подь дал нам счастье жить в одно время, и это очень здорово. Иной раз подумаешь: а родился бы я на сто лет позже или рань-ше, и другие люди бы меня окружали, другие храмы, в них другие батюшки — вот любопытно бы взглянуть!.. Но нам дано это время, и мы должны прожить его достойно.
Вернемся к газете. Как я уже сказал, четверо человек у нас непосредственно заняты созданием газеты: это редактор, двое корреспондентов — Ирина Рубцова и Алексей Бакулин, и спе-циалист по компьютерной верстке, а также один из наших авторов — Георгий Шевченко.
Остальные шестнадцать так или иначе заняты распространением газеты. Это, могу вам признаться, весьма не-простое дело.
Каждый храм, где может продаваться газета, приходится брать приступом — за редким исключением. И так дела обстоят уже двенадцатый год. Многие люди подходят ко мне с вопросом: «Александр Григорьевич, я раньше покупала газету в нашем храме свободно, а теперь не могу. Почему это происходит?» Да потому, что не берут отцы настоятели много газет. Закажут штук пятьде-сят, а больше не хотят. Не потому, что мы не можем доставить — можем, и с радостью это сделаем! — но у настоятеля уже есть установка. Ведь существует епархиальная газета; называется она, правда, странно: «Православие и жизнь», — меня это не-сколько удивляет. «Наука и жизнь», «Религия и жизнь» — это я могу понять, а тут выходит: «С одной стороны — Православие, а с другой — жизнь». Как-то странно это звучит…
Мы неоднократно предлагали епархии сотрудничество: ведь мы наработали немалый опыт и в деле распространения, и сбора информации, и стиля по-дачи материала. Но у епархии свое видение газетного дела. Они считают, что непременно нужно дать проповедь, хотя проповедь устареет к моменту выхода… Они обязательно должны рассказать — так уже принято — все деяния епархии за прошедший месяц. Это, наверное, нужно кому-то, но только не рядовому читателю… А мы газету делаем, исходя из читательских вкусов. Критерий один: «Душеполезно это православному или нет?»
Газета наша простая: мы никого не поучаем, никого не назидаем, стареемся делиться тем, что сами узнали, отвечать на насущные вопросы. Моя, если хотите, концепция такова: не влезать ни в какие сомнительные полемики — глобалистские, антиглобалистские, ИНН-ские и др. Могу объяснить, почему. Возьмем такую рискованную тему, как ИНН. Мы с вами члены Святой Православной Церкви, и если мы считаем себя таковыми, то должны подчиняться нашему Священно-началию. Святейший Патриарх говорит, что принятие ИНН — это социальная акция, которая не влечет за собой никаких духовных последствий, а люди, которые считают себя умными, заявляют: «Святейший не понимает, что говорит!» Получается, Святейший Патриарх не понимает, Священный Синод не понимает, а самарский мирской журналист понимает! Я, услышав такое, отворачиваюсь и с этими людьми больше не разговариваю: пусть они устраивают свою церковь и пусть творят в ней все, что хотят.
Считаю, что у нас, православных, столько проблем с собственными грехами, с собственными душами, столько вокруг несчастных людей, что за-ниматься глобальными проблемами — удел избранных и благослов-ленных. Меня спрашивают: «Неужели в связи с этими спорами об ИНН в Русской Православной Церкви произошел раскол?» Я отве-чаю: «Слава Богу, нет. А вы слышали, как произносят слово «раскол» в Греции, в стране, чья церковь и вправду расколота на несколько частей? Там его произносят с ужасом! Там понима-ют, что раскол — это самое страшное, что может случиться в Церкви».
Дорогие мои! Зачем предаваться праздным рассуждениям о таких страшных вещах? Рядом с вашим домом есть прекрасный храм, где вы можете участвовать в спасительных церковных таин-ствах, послушать мудрую проповедь замечательного батюшки, а если вас этот батюшка не устраивает, ищите другой храм, далече от дома — если будете старательно искать, обязательно найдете. И не читайте вы страшилки про ИНН, а зажгите-ка свечку и почи-тайте Псалтирь — вот где благодать-то! Мы стремимся в высокие сферы, а сами порой простых вещей не знаем!
Вчера подходит к стенду нашей редакции женщина, прихожанка одного со мной хра-ма, и делится новостями: «Я, Александр Григорьевич, пристроила свою семнадцатилетнюю дочку к такому-то батюшке духовным ча-дом!» У меня и волосы дыбом: тот батюшка старше своей духовной дочери лет на пять — не больше. Он только что закончил семина-рию, и службы-то еще толком не знает. Я ничего плохого про не-го сказать не могу, — но молод он, молод, — о каком духовном наставничестве тут можно говорить! И как это можно — «пристро-ить в духовные чада»? Духовного отца нельзя назначить прика-зом, его нельзя купить за деньги, — и устроиться к нему по блату тоже нельзя!..
Восьмой год я в духовных чадах у отца Иоанна Миронова. Люди мне завидуют: «Александр Григорьевич, у тебя такой батюш-ка!.. Тебе легче: он любой вопрос разрешат!..» И, с одной сто-роны, это правда. Но вот, что я понял не так давно: оба мы — и духовник, и я — несем один крест. Да, духовный отец и духовное чадо несут один крест, только батюшка идет впереди, у перекла-дины, где потяжелее, а ты, как слабак, кряхтя тащишься сзади. Это неразрывная связка.
Звоню батюшке: «Я наделал то-то и то-то» А он: «Да я знаю все, Саша!..» Конечно, духовники наши Ду-хом Святым все знают, но им нужно не знание грехов наших, а наше сокрушение, покаяние… Поэтому я учусь быть достойным ду-ховным чадом. Не могу сказать, что уже научился, но стараюсь, понимая свою ответственность перед духовным отцом.
И опять вернемся к газете. Если вы внимательно ее читали, то обратили внимание на то, что социальная тема у нас звучит постоянно. Мы много пишем о детских домах: вспомните, напри-мер, материал о Никольском детском доме, которому люди через нашу газету существенно помогли. Если вы читаете нашу газету, вы знаете, как мы помогли девочке, на лечение которой нужно было собрать 32 тысячи евро, — мы не смогли, конечно, собрать всей суммы, но читатели пожертвовали 3 тысячи долларов — это, по-моему, тоже немало. Мы по возможности помогаем храмам, мо-настырям… Мы пишем и об алкоголизме, и о наркомании, но глав-ная задача такой газеты, как наша — не раскатывать эти темы на несколько полос, а дать маленькую информацию о том, куда может обратиться человек в своей беде. Сложность нынешнего времени не только в распространенности наркомании, не только в детской безпризорности…
Сложность в том, что у нас очень тяжелое поло-жение с православным деланием. Его попросту нету. Люди стара-ются самостоятельно восполнять этот пробел тем или иным обра-зом. В некоторых епархиях, например, в Екатеринбурге, право-славные собираются по ночам, берут с собой клей, краски, все такое прочее — и уничтожают порнографические рекламные плака-ты. С одной стороны, они совершают уголовно наказуемое деяние, но по сути — действуют во славу Божию, и никто их осудить не может. Нет-нет. я не призываю вас нарушать закон, но давайте подумаем, есть ли в Петербурге у православной молодежи какая-то точка приложения сил?
Говорить, что мы, православные, вовсю работаем — нет никаких оснований. Что же до газеты, то я ду-маю, что лучше помочь, предположим, одному детскому дому, чем распыляться и писать о двадцати детских домах, которые в ре-зультате получат крохи. Пусть хотя бы в одном детском доме не-счастные сироты получат двадцать велосипедов. Это моя личная точка зрения. И еще я вам скажу: когда мы обращаемся к читате-лям за финансовой помощью от имени тех или иных нуждающихся людей, то стараемся собрать об этих людях всю возможную инфор-мацию. И все же, несмотря на все наши проверки, мы порою оши-баемся.
Должен вам сказать со стыдом, что все равно нас иногда обманывают, и деньги ваши идут не туда. Одно могу сказать в утешение: Господь все видит, Господь намерения целует. Так да-вайте спасать свои души и души своих ближних. Мне пишет одна женщина из Волгограда: «Я была не очень сведуща в Православии, и стала крестной матерью двухсот детей, а теперь оказывается, что нужно каждый день за них молиться. Но я же не знала, что должна буду нести ответ перед Богом за двести человеческих душ». Что я на это отвечу? Я не духовник. Я призываю к тому, чтобы мы заботились о своих ближних. А наши ближние — это ближние в прямом смысле этого слова, а не те, кто живет на Дальнем Востоке. К нашему стенду подходят монахини с Дальнего Востока с ящиком для пожертвований и говорят: «Помоги ближне-му!» Я говорю: «Нет!.. Я лучше помогу Введено-Оятскому мона-стырю из своей области. У вас есть своя епархия, свои благоде-тели». Мне дана возможность обратиться к православным за помо-щью, залезть в ваш не очень богатый карман, но какое я имею право лезть туда, чтобы за тридевять земель был построен монастырь?
Вы посмотрите, что творится в Питере!..
Есть ли для нашей газеты какая-либо цензура? Нет, никакой цензуры у нашей газеты не существует, единственная цензура — наша православная совесть, мнение духовника газеты и наши — пусть и несовершенные — знания. Всегда стараюсь советоваться со своими сотрудниками: что-то я знаю лучше, что-то — они; и слава Богу, за все эти годы серьезных ошибок, ереси в газете не было. Были, каемся, мелкие ошибки фактического плана, были ошибки в выборе темы — но без таких огрехов газет вообще не бывает. Даже если готовишь обед, все равно ошибки возможны: или обожжешься, или пальчик порежешь, или пересолишь.
Простите нас за это великодушно. Спасибо большое всем, кто пришел на эту встречу, и простите меня за мою эмоциональность…
С 23 ИЮНЯ ПО 16 ОКТЯБРЯ
Уважаемый Александр Григорьевич! С большим удовольствием читаю ваши газеты и книги. И захотелось задать вам один во-прос. Дело в том, что живу я около Никольского храма города Липецка, настоятелем которого является протоиерей Иоанн Раков — добрый, умный, понимающий; в трудную минуту не оставит и мудрый совет даст. Именно его старанием восстановлен наш Ни-кольский храм, открыта воскресная школа и библиотека. Я так хотела спросить у батюшки, нет ли у него родственников в Санкт-Петербурге, но сначала постеснялась, а потом подумала, что это совсем неважно.
Батюшка рядышком, а вы, Александр Гри-горьевич, в Питере, но оба наставляете меня на путь истинный.
Спасибо вам, Раковы. Желаю вам здравия и спасения,
Анна Павловна Зуб, г.Липецк
Отец и мама давно не снятся, зато по одному появляются давно усопшие родственники. Вдруг дедушка по отцу Иван Ивано-вич Раков попросил молиться за его душу. Я всегда поминал его — и дома, и церковных записках, но так, больше по обязанности, зная из разговоров близких, что дед был крещеным, но неверую-щим. Отказывать усопшим нельзя, тем более, я ношу дедову фамилию Раков.
Он был крестьянским учителем, иначе, сельским ин-теллигентом в первом поколении и хорошим плотником; его дом и по сих пор стоит в деревне Кабачино на реке Шексне, почти на-против женского Воскресенского Горицкого монастыря. Иван Ива-нович был женат на Анне Федосеевне Смоленцевой, ясноглазой де-вушке из бедной и большой семьи, жившей в деревне Горки, на другом берегу Шексны. Дед носил благообразную «чеховскую» бо-родку и волосы зачесывает по-городскому, назад.
Умер в 1957 году в Ленинграде, где жил с бабушкой в огромной коммуналке с двумя уборными на ул. Куйбышева, 23, и я запомнил Ивана Ивановича, читающего зеленые томики Чехова. С ним случился инсульт, отнялась половина тела, дедушка лечился пиявками и даже боль-ной подрабатывал стекольщиком. Похоронен на Серафимовском кладбище рядом с женой Анной Федосеевной †1974.
Я еще застал на его родине людей, знавших деда, и они го-ворили, что я на него очень похож. Существует семейная леген-да, почему мы стали носить эту фамилию: кто-то из прадедов удачливо ловил раков для помещика, и он велел прозывать ловца Раковым. За достоверность рассказанного не ручаюсь; вот стар-ший брат знает историю семьи куда как лучше. У него бы спро-сить… Так что вряд ли вологодские Раковы родственники вашего липецкого батюшки Иоанна — Раковых на Руси хоть пруд пруди.
В моей памяти застрял эпизод, когда дедушка приехал к нам в Москву в гости. Мы пили чай, Иван Иванович стал накладывать в стакан куски сахара. Когда он опустил шестой кусочек, я, внимательно следивший за ним, не выдержал и сказал: «Дедушка, мама не разрешает класть в чай больше трех кусков!» Кажется, все дружно засмеялись…
Мой старший брат Эдуард в своих изысканиях «Происхождение фамилии» пишет о прадеде, отце деда: «Характером он был не слишком ровен. У него нет мизинца на правой руке, что позволя-ло ему по-своему шутить с малыми детишками: положит ладонь на край стола и спрашивает, где палец. Малыш и лезет под стол ис-кать. Прадед, как многие в Кабачине, слыл отменным рыболовом и хорошо знал Ивицкое озеро: его каменные гряды, мели и места, куда заложены хвойники, затопленные елки для удобного нереста рыбы. Конечно, у него на озере была не одна лодка, а сам он умел и сети плести, и грузила из глины обжечь, и бересту для поплавков выбрать, и хорошую вересину вырубить для ботания ры-бы. Из сетей чаще всего использовал мережки — и верховые, и придонные, о ставил наверняка и рюси — довольно сложные при-донные сетчатые сооружения лабиринтного типа, куда рыба захо-дила, но откуда не могла выбраться.
За его фамилию, рыбацкие пристрастия, нрав и внешний облик прозвали его Рачок.
Был он, однако, не из бедных: в деревне Кабачино всего четыре-пять рядов домов и только одно место, похожее на улич-ный перекресток. Там стояли четыре дома, и два из этих домов принадлежали братьям Раковым. Дом у прадеда Ивана — единственный в деревне и в ближайшей округе — был покрыт черепицей».
В наследство от деда мне достался универсальный столярный инструмент, в пустой ручке которого умещаются и отвертки, и коловорот, и гвоздедергатель, и стамеска, и шило; умно приду-манный зажим позволяет мгновенно производить замену. Сейчас таких вещей уже не делают. И еще книга из его библиотеки «Грамматика русскаго языка» профессора Д.Н.Овсянико-Куликовского, московское издание Сытина 1911 года; да моя дет-ская память о нем…
Несмотря на рыбацкую наследственность, ры-балку я все же не люблю, а рыб жалею.
Что-то стало происходить в загробной жизни родственников: молитва живых им нужна как воздух…
Их долги — твоя забота,
Благо, можно отдавать.
В день родительской субботы
Помяни отца и мать.
Помолись за панихидой
О любимых и иных.
Впрочем, что теперь обиды —
В мире вечном не до них.
Милость Божья не оставит,
Разумеющий поймет.
Кто-то и тебя помянет
В дни родительских суббот.
Иеромонах Роман(Матюшин)
Неудобно писать об этом, но святые отцы учили, что корче-вать грех — не позор. Знакомая без тени смущения призналась: «Я сделала восемь абортов, но покаялась. Зато у меня теперь восемь крестников, я за них молюсь». Мне стало страшно: аборт — не просто убийство крохотного человечка, аборт — это убийст-во некрещеного младенца, и Церковь прямо говорит об участи не-крещеных людей. Постановление Карфагенского собора 418 года, правило 124, гласит, что некрещеные младенцы никак не могут войти в Царствие Небесное, что делает аборт вдвойне смертным грехом. «Жен, дающих врачества, производящие недоношение плода во чреве, и приемлющих отравы, плод умерщвляющие, подвергаем епитимии человекоубийцы» (VI Всел.91).
И хотя эта женщина часто ходит в церковь и много молится, думаю, у нее нет ни малейшей причины быть спокойной: в Третьем каноническом послании прп.Василия Великого †379, в правиле 56, святой поучает: «Волею убивший, и потом покаявшийся, двадцать лет да будет без причастия Святых Таин. На сии двадцать лет ему дается следующее распределение: четыре года должен он пла-кать, стоя вне дверей молитвенного храма, и прося входящих в оный верных сотворить о нем молитву, исповедуя при том свое преступление. После четырех лет да будет принят в число слу-шающих Писание, и с ними да исходит (из храма) в продолжение пяти лет. Семь лет с припадающими молится и уходит. Четыре го-да пусть стоит с верными, но не сподобится причащаться. По ис-полнении сих да причастится Святых Таин».
Но это наказание за одно убийство. А тут восемь…
ВОЛЧИЦА
Этой стаей волков верховодит волчица,
не страшны ей, матерой, ни нож, ни ружье,
ей бы только жестокою быть научиться,
да забыть на земле назначенье свое.
Трудно матерью быть в этом мире жестоком,
надо волчий закон исполнять до конца.
Как береза, она наливается соком,
и во взгляде ее проступает ленца,
и далекий лесок, точно облако, тает,
и пора ей, наверное, слабою стать,
но нельзя ей, нельзя эту бедную стаю —
стариков и калек на погибель отдать.
А бураны черны, а морозы жестоки,
и все ближе собак сокрушительный вой.
И просрочены все невозвратные сроки,
чтобы выбрать момент и уйти на покой,
в безопасной норе не спеша разродиться,
услыхать над собой шум весенних берез.
И не спит по ночам, и решает волчица
свой звериный, лесной, окаянный вопрос.
Иван Стремяков, СПб