Ни дня без строчки

Леонид Фульштинский
       

       Вот уже несколько лет Сургучёв жил под девизом: «Ни дня без строчки».
       Нет, нет, он не был поэтом или прозаиком. Но этот девиз нравился ему своей афористичностью и целеустремлённостью. Его могли придумать люди, которые знали, чего хотят от жизни. А себя Сургучёв относил именно к таким людям.
       Сегодня он записал строчку, которая звучала так: «После обеда от Бутузова пахло алкоголем». Бутузов был его ближайшим сослуживцем, и свои наблюдения над ним Сургучёв воплощал в скупые строки, которые собирал в скромной коричневой папке, мысленно именуемой им «Досье». Папка эта покоилась глубоко в служебном столе, за двумя секретными замками. В ней рядом со свежими данными о Бутузове хранились записи, посвящённые Иванову-Петрову-Сидорову, в общем, всем тем, кто попал в поле зрения Сургучёва.
       «У каждого человека, - считал Сургучёв, - есть своя блуждающая ахиллесова пята, надо только уметь её обнаружить и засечь». Коричневое «Досье» как раз и было вместилищем всевозможных «засечек», в разное время собранных Сургучёвым. День, когда некого было «засечь», Сургучёв считал прожитым зря.
       Собранные по крохам наблюдения Сургучёв систематизировал, обобщал и облекал в чёткие формулировки.
       «Сигнализирую», - писал он в районное отделение милиции, - что гражданин Свистелло – разложенец, ведущий двойную жизнь. 12, 17 и 26 марта с.г. посещал ресторан в вечернее время, что при его должностном окладе выглядит весьма подозрительно».
       Подписывался Сургучёв всегда одинаково: Нестор Летописцев. Этот псевдоним он выбрал себе по прямой ассоциации: ему казалось, что скрупулёзная исследовательская работа, которой он отдавался без остатка, сродни подвижническому труду древнего летописца.
       Конечно, Сургучёв понимал, что на избранном поприще он вряд ли добьётся благодарности потомков, но утешало другое: результативность его попаданий по современникам была довольно высокой. «Сигналы» Сургучёва не растворялись в бесконечной вселенной. Кто-то их принимал, регистрировал, а затем кого-то куда-то тягали, кого-то вызывали «на ковёр». После сургучёвских «сигналов» один писал объяснительные, другой искал алиби, третий громко бил себя в грудь и доказывал, что он не верблюд
       Но однажды на столе у Сургучёва зазвонил телефон.
       - Сургучёв! – зарокотал в трубке голос начальника, - захвати переписку по объекту 16-Б и срочно ко мне.
       Сургучёв хорошо помнил, что вся переписка по объекту 16-Б находилась в коричневой папке, которая совсем недавно лежала у него на столе, но сейчас, когда она срочно понадобилась начальству, он, как назло, никак не мог её отыскать. Папка как в воду канула.
       «Вот он – закон ехидства», - подумал Сургучёв и стал лихорадочно потрошить содержимое своего стола, клацать замками, выдвигать и задвигать наполненные бумагами ящики. В одном мелькнула знакомая папка, он схватил её и вихрем помчался к начальнику.
       Начальник открыл папку, стал читать лежавшую перед ним бумагу, и глаза его полезли на лоб. Сургучёв удивлённо заглянул в неё: это была свежая, ещё тёпленькая «засечка», которую он собирался аранжировать и отправлять «куда следует».
       Тысячу раз критикованный ширпотреб сыграл с ним злую шутку: папка, именуемая им «Досье» и папка «Объект 16-Б», купленные в разных местах и в разное время, были похожи друг на друга как две капли воды...
       С оргвыводами по Сургучёву не тянули. Уже на следующий день он увидел у Доски объявлений сослуживцев, поедавших глазами грозный приказ. Он затесался в толпу и прочитал:
       «На протяжении длительного периода сотрудник планового отдела Сургучёв П. А. занимался клеветнической деятельностью... (Сургучёв почувствовал, как кто-то взял его за белы рученьки и потянул к эшафоту.) Бесстыдно поливал грязью коллектив учреждения... (Сургучёв взошёл на эшафот.) Забрасывал компетентные государственные органы анонимными письмами, ни одно из которых при проверке не подтвердилось... (Встал на колени и положил голову на плаху.) За систематическую клевету, злопыхательство и оскорбления Сургучёву П.А.... (Палач занёс топор. Сургучёв закрыл глаза, распрощался с белым светом и родным учреждением.) ...объвить замечание.
       Сургучёв поднял голову, оглянулся по сторонам. Поправил галстук, привёл в порядок последние три волосинки на бывшей своей шевелюре и прямо с эшафота ступил на инвентарную ковровую дорожку, недавно приобретённую завхозом.
       Глядя поверх голов, он уверенно печатал шаг и думал: « Откуда сия ковровая дорожка? Не мешало бы проверить. В магазинах таких я не видел».
       И в тот же день свежей строчкой открыл свежую папку, но уже не стандартного, коричневого, а крайне редко встречающегося серо-буро-малинового цвета.