ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА "ЧУЖИЕ ПИСЬМА". ПОЛНЫЙ ТЕКСТ РОМАНА МОЖНО ПРОЧИТАТЬ ЗДЕСЬ ЖЕ НА МОЕЙ СТРАНИЦЕ.
....................Моему деду Звереву Даниле Кондратьевичу,
....................известному уральскому горщику, посвящается.
Было Данилке в ту пору лет восемь-девять. Разве вспомнишь сейчас точно! Сколько годочков-то с тех пор прошло – всего в памяти не удержишь! Да и не это важно, а то, как Боженька всё так чудно устраивает, направляет. Живёшь себе, живёшь, хлеб ешь, воду пьёшь, и всё-то кругом привычное, известное, понятное, всё-то изо дня в день, изо дня в день повторяется... А потом раз – и вдруг меняется, с ног на голову встаёт... или, может, наоборот.
На свет Данилушка появился в уральской деревушке под названием Колташи, что приютилась на берегу небольшой речки Положихи (красотища кругом неописуемая!), в которой, будучи мальчонкой, ловил с друзьями рыбу – какое-никакое да подспорье в хозяйстве. Жили-то они бедно.
Отец пил безбожно, пропивая всё, что только под руку попадалось. Хорошо хоть, что старшие братья начали понемногу зарабатывать. Мать бедная крутилась по хозяйству да с ребятней от зари до темна, как белка в колесе. Разве проживёшь долго при такой-то жизни? Вот и отдала она Богу душу, когда Данилке всего лишь восемь годков от роду исполнилось.
После смерти матери стали попивать и старшие братья. Тоскливо было Данилке смотреть изо дня в день на пьянки, перебранки. А нередко и до серьёзных потасовок доходило, потому парнишка и перебрался на жилье к бабке, ветхая, покосившаяся от времени избушка которой стояла на самом краю деревни, откуда до леса было совсем рукой подать.
Весной, летом и осенью мальчонка пропадал в лесу чуть ли не целый день: то запашистую черемшу или другие какие съедобные корешки по весне домой принесёт, то полное лукошко ягоды лесной пахучей или орешков крепеньких, то кузов грибов ядрёных-разъядрёных. Бабке радость: у самой-то уже не было сил на такие дела, а полакомиться ягодками или орешками кто же откажется. Кроме того, Данилка и по дому успевал помочь: то крышу прохудившуюся починит, то воды из колодца принесет, то дров наколет...
Была и еще одна немаловажная причина, по которой паренёк перебрался жить к бабке. Останавливались у неё частенько на ночлег старатели и горщики, направляющиеся в поисках своего фарта в горы по весне, сразу же, как только начинало пригревать солнышко и земля становилась податливой для лопаты и кайла, или по осенним холодам возвращающиеся домой – кто довольный, с богатой добычей, а кто – понурый, почти что и ни с чем.
По вечерам перед сном эти сурового вида бородатые дядьки с самым серьёзным видом рассказывали друг другу невероятные истории про жизнь в уральских горах, про хранящиеся в их недрах несметные богатства, охраняемые необычными хозяевами и хозяйками, умеющими принимать самый разный вид, превращаться в самые разные существа: то в красна молодца, то в девицу-красу, а то и в махонькую юркую ящерку... Рассказывали о тех счастливчиках, кому открывались тайны месторождения, богатые золотые жилы, россыпи драгоценных камней, а также о несчастных жертвах, навсегда сгинувших в горах...
Данилка слушал все эти истории, затаив дыхание, и ему хотелось побыстрее вырасти и тоже стать горщиком, и отправиться на поиски сокровищ, скрытых в глубине Уральских гор, обязательно раздобыть их и вернуться в деревню с возом подарков, и, останавливаясь по очереди у каждой избы, одаривать односельчан: мужикам по кисету, женщинам и девицам по цветастому платку, а ребятишкам по кульку с пряниками и другими лакомствами... Так и засыпал с мечтой о совсем другой, необычайно яркой и интересной жизни, совсем не похожей на заражённую порочным пьянством жизнь деревни, и с молитвой к Богу на устах, чтобы помог мальчонке выйти в люди...
И вот как-то летом застала Данилку в лесу гроза. Стихия разбушевалась не на шутку. Чёрные, будто наполненные густыми чернилами, тучи расползлись-разлились вдруг по всему небу, цепляясь своими толстыми обвисшими животами за макушки деревьев, и в считанные минуты мир окунулся в кромешную темноту. Будто невидимый злой колдун рукой взмахнул, ворвался в лесное пространство ветер и с неимоверной силищей давай качать-гнуть деревья во все стороны. Засверкали гигантские молнии, разрывая небо на части, загрохотал гром над самой головой, оглушив и напугав мальчонку до полусмерти, и, наконец, хлынул на землю сплошным потоком ливень, промочивший сразу же всю одежду насквозь.
Куда бежать? Где спрятаться? И тут, при вспышке очередной молнии, Данилка увидел лежащее неподалеку огромное дерево – оно было выворочено из земли прямо с корнями. Вот в ямку под густые плотно переплетенные корни этого дерева и юркнул парнишка, дрожа от холода и страха, лишь пятки голые мелькнули на лету в сверкании очередной молнии.
Сколько он там пробыл не помнит. Видимо, задремал, пригревшись на моховой подстилке у самого основания корней. Пробудился от мягкого и ласкового солнечного света, с трудом, но всё же пробившегося в убежище, после того как гроза отбушевала и ушла.
Данилка долго не мог прийти в себя, тёр отчаянно заспанные глаза грязными кулачками, а, вспомнив, наконец, где он и почему, двинулся на карачках к «выходу». Но на полпути в глаза ему вдруг что-то сверкнуло да так ярко, что он даже зажмурился на мгновение. Открыв же глаза и присмотревшись как следует, увидел запутавшийся в корешках камешек блестящий, на прозрачное стёклышко похожий. Вытащил осторожно находку, зажал в кулачок и дальше полез, а уже снаружи, протянув руку к солнцу, стал внимательно рассматривать её.
Прозрачный чистый камешек поблёскивал в Данилкиных чумазых пальчиках, играл всеми цветами радуги и, казалось, был столь чудной, необычной красоты, что, забыв от восторга лукошко с грибами около поваленного дерева, мальчонка припустил вприпрыжку в деревню.
Дома он первым делом похвастался находкой перед бабкой, но та давно уже плохо видела, поэтому не смогла оценить Данилкино сокровище по достоинству. Сам же паренёк ни на минуту не сомневался, что в его руки попало именно оно - настоящее сокровище. Повертела бабка «драгоценность» в руках, повертела да и вернула внуку со словами: «Стекляшка она и есть стекляшка. Думаешь, хороший камушек просто так вот в траве под ногами валяться будет? На-ко, родненький, возьми меня, мол, давно тебя дожидаюсь. Вона мужички за этими камнями всё лето по лесам-горам рыскают. Сколь земли перероют, сколь породы перелопатят, и то далеко не всегда от энтого всего прок есть. Не забивай себе голову глупостями всякими, а сбегай-ка лучше в лес за лукошком, а то кто-нибудь из добрых людей приберет еще к рукам».
Но потом всё же, глядя на поникшего Данилку, бабка смилостивилась и добавила: «Ты вот давеча в лесу от грозы прятался, а к нам в энто время двое старателей на ночлег напросились. Один сейчас в избе храпака дает, а другой к Никишихе за заразой этой, вином то бишь, – тьфу ты, прости, Господи, - побежал. Покажи-ка ему свой камешек, как воротится. Чем чёрт не шутит! Может, и взаправду не стекляшка».
Присел Данилка на завалинку около дома и стал с нетерпением поглядывать на ещё не просохшую после дождя дорогу, не идёт ли мужик. «Да что же он так долго не возвращается-то, что делает у Никишихи? – то и дело задавал себе один и тот же вопрос паренёк. – Тут идти-то совсем ничего. Может, самому навстречу побежать? А вдруг это и впрямь стекляшка? Засмеет еще мужик при народе. Здесь уж лучше подожду».
Долго мужика где-то черти носили, а Данилка все сидел и сидел на завалинке, даже по нужде боялся отлучиться: вдруг прозевает мужика, а тот заявится да сразу на боковую, и жди тогда до следующего раза... Но, наконец, старатель заявился и... навеселе уже – успел, видимо, с кем-то из деревенских познакомиться. Обычно Данилка сторонился подвыпивших мужиков, в данном случае, однако, поступился своими принципами.
- Дяденька, а, дяденька, - начал он нерешительно.
- Чего тебе, малец? – мужик приостановился, покачиваясь на некрепких ногах, колючие же крохотные глазки, хоть и помутнели от выпитого вина, всё же уставились, не мигая, на паренька.
- Я, дяденька... - Данилка протянул свою правую руку к мужику и медленно раскрыл ладошку, – нашёл вот красивый камешек сегодня в лесу...
- Кхы, кхы, - закашлялся вдруг тот, будто поперхнулся чем. Глазки вмиг просветлели, словно вся муть самогонная на самое их донышко опустилась и там осела до поры до времени, и так и впились в камешек-то, так и впились, а жилистая короткопалая рука потянулась к маленькой Данилкиной ладошке. – Ну, покажь свою стекляшку, покажь, - наигранно равнодушно выдавил из себя мужик. Он очень осторожно взял камень большим и указательным пальцами правой руки и поднял повыше к свету ещё довольно яркого вечернего солнца. – В лесу, говоришь, нашёл? – глухо произнес он, не отводя глаз от камня.
- Да, прямехонько в корнях вывороченного в бурю дерева.
- Хм, - мужик не мог оторвать взгляд свой от камня, поворачивал его к свету то одним боком, то другим. От алкоголя и следа не осталось.
- Дяденька, а что это за камень такой? Уж больно красивый.
- Да много ли красивого ты, голубь мой сизокрылый, в своей жизни-то видывал! С чем тебе сравнивать-то? – скосил глаза на мальчонку старатель и презрительно сплюнул сквозь темно-желтые прокуренные, но ещё на удивление довольно крепкие зубы себе под ноги. – Нашёл безделицу, а ужо возомнил, что клад в руках держит. Ты поучись-ко поначалу у знающих-то людей да порыскай, порыскай по горам и лесам, помахай кайлой, покопай лопатой... – Данилка это уже и от бабки слышал. - Ишь ты! От стола два вершка, а ужо возомнил себя горщиком, - разошёлся не на шутку мужик.
- Я, дяденька, ничего... – Данилка уже пожалел, что обратился к этому старателю.
- То-то и оно, что ничего особенного в твоём камушке нет! – стрельнув своими колючими глазками в мальца, подытожил свою бурную речь мужик и снова уставился на камешек.
- Уж больно он красивенький, дяденька... Хоть и стекляшка... Оставлю его у себя, - и Данилка протянул руку за камнем.
- Дело оно, конешно, хозяйское. Можно и оставить, - мужик не спешил отдавать камень обратно и всё вертел и вертел его в своих толстых коротких пальцах. – А знаешь-ка что, малец! – приободрился вдруг он. – Тебя как звать-величать?
- Данила.
- Так вот, Данила, понравился ты мне больно. Доброе дело хочу тебе сделать да и бабке твоей... Есть у меня в городе барин один знакомый. Хо-о-роший человек! Ученый человек! Бо-о-льшой человек! Не нам с тобой ровня! Собирает он, значит, камушки разные. Покупает их, где придется. Иногда неплохую деньгу за них дает. Я ему тоже много всяких камней перетаскал. Их у него ужо видимо-невидимо, а он всё о новых выспрашивает. Вот я ему твой камушок-то и предложу. Авось, возьмет да ешо и пару копеек за него даст. Ну как, малец, согласен?
- Пошто это он за стекляшку деньги давать будет? – засомневался Данилка. Ему уже и не хотелось расставаться с камешком, и он снова протянул руку за ним.
- Я ж тебе, дураку этакому, толкую, что собирает он их, камушки-то энти, коллек... Одним словом, собирает, - занервничал мужик. Он краем глаза заметил, что Данилкина бабка, наведывавшаяся по каким-то делам к соседке, прощается уже с той у калитки, значит, скоро будет дома и может ещё помешать сделке. – Слухай сюда, Данила, - понизил он доверительно голос. – Обнакновенно я так дела не делаю никогда, то бишь не покупаю камушки, ежели уверенности нет, что продам их потом. Но ты мне, ей Богу, приглянулся очень. Хочу тебе и бабке твоей помочь. Даю тебе за ентот камушек аж сорок копеек!
- Сорок копеек?! – изумился парнишка. Сердечко так и подпрыгнуло в груди: таких денег он и не видел никогда, а уж в руках и подавно не держал. – Так ведь давеча Вы, дяденька, сказали, что это стекляшка... – не верил он привалившему вдруг счастью.
- Кака тебе-то разница, дурак ты эдакий? Это ужо мои заботы. Так хочешь ты сорок копеек за свою безделицу или нет?
- Хочу! – выпалил Данилка. Он представил себе, как обрадуется бабка, когда он вручит ей такие деньжищи.
Мужик крякнул удовлетворенно и присел на старенькое кособокое крылечко бабкиной хатёнки, быстрёхонько достал из кармана какую-то сильно скомканную тряпицу, завернул в неё аккуратненько камень и спрятал сверточек во внутренний карман своего изрядно потёртого пиджака, затем из другого кармана достал маленький пухленький узелочек, положил его себе на колени и осторожно развязал, но не распахнул, а лишь чуть-чуть отогнул края тряпицы так, чтобы Данилке не было видно содержимое узелка. Мужик хмурился, сопел, отсчитывая копейки: жалко было отдавать деньги какому-то пацанёнку-недоростку, но камень, видать, упускать не хотел.
Когда бабка, наконец, доковыляла до своей избёнки, мужик уже исчез внутри неё. Данилкино лицо расплылось в улыбке, он с гордостью протянул навстречу бабке зажатую в кулак руку и раскрыл ладошку лишь перед самыми её глазами, чтобы та сразу могла оценить увиденное.
- Батюшки родненькие, соколик ты мой ненаглядный, - запричитала старая, - да неужто камушек твой стоящим оказался. Вот и в наш дом удача заглянула. Да нам теперь с тобой, милок, и зима не страшна. Кормилец ты мой, - бабка ласково потрепала Данилку по щеке своими шершавыми, скрюченными от долгой тяжелой жизни пальцами и тут же добавила серьезно: - Ты, слышь-ко, Данилка, отцу да брательникам своим об этом – ни-ни, не говори, не говори. Не надо! Отымут ведь, негодники, да и пропьют все до последней копейки.
Мальчишка был на седьмом небе от счастья. И в тот же миг он твердо решил, что непременно станет горщиком и будет искать красивые камни. Они и глаз радуют, и хороший заработок приносят. А уж по лесам и горам он всегда ходит с превеликим удовольствием...
ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА "ЧУЖИЕ ПИСЬМА". ПОЛНЫЙ ТЕКСТ РОМАНА МОЖНО ПРОЧИТАТЬ ЗДЕСЬ ЖЕ НА МОЕЙ СТРАНИЦЕ.