Я пришла расставаться

Екатерина Крысина
«Я пришла расставаться»,- с порога заявила она. «Я ждал», - тихо ответил он.
«Негоже такие вещи решать в прихожей. Пройди в комнату». Она тревожно огляделась. Он перехватил ее взгляд. «Не бойся. Предки у себя на новой квартире. Мы одни». «Хорошо», - она присела на краешек тахты. Надо было начинать, но что сказать, если вся злость, обида, раздражение улетучились, как только она увидела его глаза. Серые спокойные глаза, готовые покорно выслушать любой приговор, кротко смотрели на нее из-под лобья. Она повернулась боком, устремив свой взгляд на оконную раму балкона, видневшуюся сквозь прозрачную тюль занавесок. Он не стал поворачивать ее лицом к себе, чтобы увидев ее глаза, угадать, что твориться у нее на душе. За три года их отношений он достаточно хорошо изучил ее. И сейчас знал наверняка, ее глаза полны слез. Он их видеть не хотел, боялся дрогнуть перед ее слабостью. Нет. Он решил держаться до конца. Расставаться, так уж окончательно без всяких продолжений, возвращений и последних шансов. Может быть, это и к лучшему. Они за все то время, что длился их роман, так и не научились чувствовать друг друга по настоящему. Молчание затянулось. Кто-то должен был начать. Как всегда первое слово было за ней. Сделав глубокий вход и изо всех сил стараясь не разрыдаться, она произнесла сдавленным глухим голосом : «Ты знаешь, я устала. Все что я ни делаю для тебя и твоей семьи, постоянно наталкивается на твое недовольство и критику. Знаешь, после таких отповедей у меня опускаются руки, а в душе уже давно кроме отчаяния, огорчения и печали больше ничего нет. Я забыла, когда последний раз смеялась. Наверное, еще в той другой жизни до нашего знакомства. Я старалась быть такой, какой ты меня хотел видеть, я ломала собственное Я и, кажется, очень в этом преуспела, потому что теперь с трудом собираю его осколки. Я истощена до предела, нам лучше разойтись». Он повернул голову и уставился пристальным взглядом на завитки на кончиках ее пышных волос. Что-то непреодолимое влекло его к ней. Даже к такой злой, уставшей, готовой уйти навсегда. На протяжении всей этой мучительной связи он отчаянно защищался, изо всех сил стараясь не подчиниться ей. Одна мысль, что он потеряет голову и ее воля станет его волей, сводила его с ума. Надо отдать ему должное держался он геройски : ни разу не позвонил первым, когда они были в разладе и долгими неделями не виделись, каждый лелея свою обиду. Сдавалась первой всегда она, он же только решал ответить ей сейчас или еще пообежаться недельку другую. Хотя ему самому ох как было не легко терпеть. Несколько раз, поддавшись на уговоры друга во время очередной их размолвки, он пытался найти ей замену, но что-то всегда останавливало его, не давая сделать последнего решающего шага. Он всегда точно знал, хоть и позволял себе в слух сомневаться в этом, что она верна ему, даже, когда они не вместе по каким бы то ни было причинам. И это было правдой. В отличии от него она всегда страдала молча в одиночестве, по ночам моля Бога только об одном, чтобы завтра он позвонил ей. «Что ты молчишь! Или опять задумал на последок помучить меня? Отдай мои вещи, и…я ухожу». Она повернулась к нему и гневно уставилась на кончик его носа. Сидеть в таком положении было не удобно, но она решила, что не переменит позу до тех пор, пока он не скажет хоть слово. Он молчал, опустив голову, как делают провинившиеся дети. Нет он не хотел чувствовать себя виноватым, отчаянно, сопротивляясь своей совести, которая заставляла это признать. Вот, вот опять, всегда так, наступает на больную мозоль. Волевым усилием он поднял голову, и стараясь смотреть прямо, твердо произнес : « Ну что же , расставаться , так расставаться, я тебя не держу. Твои вещи в шкафу на верхней полке. Забирай.» «В каком шкафу»,- машинально произнесла она, неловко поднимаясь с места. Не удержав равновесия, она зацепилась ногой за ножку тахты и если бы не его руки, набила бы себе пару шишек на лбу. Опасность миновала, а он все не размыкал объятия. Она хотела сказать: «Отпусти! Я больше не принадлежу тебе!» и не могла, слова застряли в горле, накатила теплая волна, и ей стало жутко лень открывать рот. Она обмякла и по щекам помимо ее воли потекли предательские слезы, столь тщательно скрываемые ей на протяжении всего их нелегкого разговора. Он с силой притянул ее к себе. Вышло у него это неуклюже, и теперь уже они оба потеряв, равновесие упали на тахту. Он почувствовал на своих щеках пряди ее мягких волос. И непреодолимое желание никуда ее не отпускать, овладело его сознанием. Черт с ней, с этой гордостью! Она должна быть с ним и баста! Он решительно перевернул ее. В таком положении ему было удобнее целовать ее мокрые глаза, щеки, губы вперемешку с волосами. Он опять ничего не сказал о своем решении, но по тому, с какой жадностью он овладел ею и как потом с застенчивой нежностью зарылся носом в ее пушистые пряди волос, она поняла, что он все-таки любит ее, и что мужчины, наверное, немного другие существа, чем они женщины.