Нет, что ни говори, секс в жизни человека много значит. А для некоторых – это всё. Не знаю, болезнь это какая-то, или такая тяга к этому делу, только человек с таким пороком становится притчей во языцех.
Помню свою юность, первое увлечение женским полом, потом первые охи-вздохи, поцелуи… Но что касается «того самого», то в те годы с этим было строго. За связь могли под суд отдать, если удовлетворил свою похоть, хотя бы и по обоюдному согласию. Скажут родители партнерши, что изнасиловал – все, крышка тебе. Так что молодежь в мои времена побаивалась этого самого секса. Не то, что сейчас…
Хотя не все были такими стойкими. Тех, кто хотел заниматься сексом, было полно, но страх перед наказанием не давал им разойтись во всю мощь. Были и исключения: молодежь, которая не только не боялась огласки, а получала удовольствие, когда о них говорили за спиной девчонки и парни пуританского воспитания или комсомольцы. Им тоже хотелось «этого самого», но побаивались. Не дай бог, узнают в школе, или родители – все, крест на карьере и репутации. А без этого тогда никуда.
Одной из представительниц слабого пола, не боявшейся ничего, была Валька по прозвищу Биса. Кличка эта приклеилась к ней после того, как один из парней переспавший с ней прямо в стогу сена, стоящего за школой, на одном из школьных вечеров рассказал ребятам:
- Ну, я «это самое» сделал, и соскочил – страшно ведь, может, следит кто, да и сено колется, ё-моё, а она охает от удовольствия, да как закричит: «Давай на бис!»
С тех пор кличка и прилипла к Вальке. Сама по себе Валька была неплохой девчонкой, отзывчивой, не злой, училась неплохо, не ябедничала и не сплетничала. Вот только слабость имела – хотела парней, и чем больше – тем ей казалось лучше. Своими «достижениями» она гордилась, как некоторые парни счетом соблазненных.
В общем, жила Валька в свое удовольствие. Окончила школу, поступила в техникум, но свое «увлечение» не забросила. А наоборот, с годами расширяла свой круг, если можно так сказать, почитателей. И если сначала это были ее сверстники, молодые, еще неопытные пацаны, то со временем в ее сети стали попадать и взрослые дяди с солидным жизненным багажом. Валька Биса не отказывала практически никому. Исключением были те, кого очень уважала и лично хорошо знала. Ни с одним из парней нашего двора она не переспала. Считала, что где живешь, там не делаешь гадостей.
С Валькой мы всегда поддерживали дружеские отношения, которые возникают только между земляками, разделенными временем или расстоянием. После техникума след ее потерялся вовсе. Я же, окончив школу, поступил в медицинский институт. Учеба, новые знакомства, первые увлечения захлестнули меня целиком и безвозвратно. Дороги к детству и отрочеству, казалось, больше не будет никогда.
После института я попал в армию, и молодым врачом-лейтенантом был отправлен в военно-воздушные силы, служить отечеству на два года. Наш летный полк стоял в Заполярье. Места глухие, до ближайшего городка около сотни километров. Кругом сопки, озера, болота с морошкой и клюквой. Работы было много: полеты на сверхзвуковых самолетах требовали постоянного контроля над летным составом. Не дай бог, что-нибудь не так – головы не сносить, это точно. Особый отдел работал по соседству с моим медпунктом так же круглосуточно, как и медики.
В лазарете лежали не только солдаты и офицеры, но иногда и местные жители. Зимой с отморожениями и пневмониями, летом с травмами, ранами, вывихами, ушибами. Иногда привозили рожениц. Куда деваться народу? За сотню километров в районную больницу не наездишься, да и не на чем. А тут рядом хорошо оборудованная медицинская служба, с врачами и лекарствами. Не то, что их поселковый ФАП, в котором работала фельдшерица Галина Куприяновна, молодая еще женщина с толстым задом, вожделенная мечта солдата. Но Галине Куприяновне хватало и офицеров, до солдат она не опускалась.
И тут среди солдат поползли слухи, что в поселке появилась новая баба, которая дает всем. Но слухи слухами, а служба службой. В то время в самоволку пойти – все равно, что в штрафбат заявление написать. Однако молодость брала свое, круша все на своем пути, как весенний ледоход. Солдаты приспособились ходить на свидание к новой гейше днем. Сержанты, да и рядовые из «дедов» под видом покупки книг, подстрижки или просто, чтобы сходить на почту за бандеролью, присланной «почему-то» в поселок, а не в часть, стали часто отпрашиваться у отцов-командиров:
- Разрешите сходить в поселок, книгу купить.
Ну кто откажет? Замполит голову ломает: что за такие увлечения книгами? Все труды Маркса, Ленина и Брежнева скупили, хоть новую библиотеку в казарме открывай. Что-то не так. А что?
Но случилось непредвиденное. Гейшу жестоко избили. Кто и за что, никто толком не знал. Ее привезли в лазарет войсковой части ночью, в сопровождении местной фельдшерицы Галины Куприяновны. Это она настояла, чтобы избитую, с переломами ног и ребер, взяли в часть, позвонив своему другу капитану Поташкину, а тот - командиру части. Молчаливый полковник Катунский не мог отказать пышечке-фельдшерице, и разрешил принять больную. Меня вызвал глубокой ночью дежурный по полку, майор Кофтун, бравый служака, жена которого работала в медсанчасти сестричкой. Выслушав сквозь сон приказ дежурного осмотреть и оказать всю необходимую помощь гражданскому лицу, я собрался и поплелся на службу в лазарет. Какое же было у меня идиотское выражение лица, когда я узнал в избитой пациентке Вальку Бису. Сержант Сименко, дежуривший по лазарету, аж испугался, увидев на моем лице странное выражение.
- Вам не плохо, товарищ лейтенант? – тихо прошептал он мне на ухо.
«Страшно, видно, стало от переломов и синяков», - так, наверное, сержант объяснил для себя причину удивления начальника.
- Обезболивающее ввел, два кубика морфия, два пантопона и пять кубиков пятидесятипроцентного анальгина. Вроде бы затихла, а то металась от боли, давление было почти на нуле, думал все, коньки откинет… - стал пояснять скороговоркой сержант, фельдшер по образованию.
Я строго посмотрел на Сименко.
- Извините, товарищ лейтенант, думал, что умрет.
Ничего больше не говоря, я приступил к работе. Сделали рентген, сопоставили под наркозом кости, загипсовали и забинтовали Вальку как куклу со всех сторон. Закончив работу только под утро, я доложил дежурному о ситуации и принятых мерах.
Крепкий организм Вальки, несмотря ни на что, быстро пошел на поправку. Через неделю она уже вовсю хохотала с молодыми солдатиками, лежащими в лазарете. Сименко выгонял их из палаты, где лежала Валька, но они словно пчелы, снова и снова слетались на мед. Я махнул рукой, лишь сказав Сименко, чтобы это все не дошло до командира.
- Головой отвечаешь!
Тот кивнул головой:
- Могила, товарищ лейтенант.
При очередной перевязке, когда я снимал швы с ее лица, мы с Валькой, наконец-то оставшись одни, поговорили.
- А я и не знала, Сергей, что ты – врач, да еще и военный. Вроде бы ты во врачи и не собирался в школе. Да, жизнь… - она замолчала. – Правильно меня Казбек избил. Может, лучше бы и убил, - слезы навернулись на ее глаза. – Ты, Серый, парень всегда был правильный, не то, что я. Сам все знаешь. Думала, остановлюсь, замуж за геолога вышла, уехала сюда, на Север, ребенка родила. Все чин-чинарем. А потом потянуло на старое. В общем, он терпел, терпел, а потом ребенка забрал, отослал матери в деревню, а сам ушел от меня. Завербовался в другую партию и уехал куда-то. Я на развод подала, переехала из города сюда, в поселок со знакомым мужиком. А он, Казбек, козлом оказался. В общем, опять жизнь не заладилась. Ушла от него, с солдатиками стала, сам знаешь, чем заниматься. Ребята молодые, горячие, при деньгах и продуктах. Жила в свое удовольствие. А тут этот Казбек, мой бывший сожитель, ревновать, видите ли, стал. Вот результат, сам видишь какой.
- Пиши заявление в милицию. Найдем и посадим, - ответил я, выслушав Вальку.
- Нет, не буду. Сама виновата. Да ты, Сергей, не бери в голову. Оклемаюсь – уеду отсюда. Мне бы только кости срастить… - она вздохнула.
На третьем месяце лечения Вальки, дежурная медсестра, краснея до ушей, пролепетала мне на утренней пятиминутке:
- Наша больная, кажется, беременная.
- Не понял... Как беременная? Она же в гипсе?
- В том-то и дело, Сергей Витальевич, - продолжила было медсестра, но тут вмешался фельдшер Сименко:
- Но то-то место не загипсовано…
- Не хами, - строго одернул я.
После этого Вальку перевезли в город, в гражданскую больницу. Перед отъездом она позвала меня к себе в палату:
- Извини, Сергей, я как всегда, не удержалась, подвела тебя.
- Да нет, Валентина. Я тебе не судья, а всего лишь врач и земляк. Сделал, что мог.
На этом мы попрощались.
В последний раз судьба свела нас с Валькой Бисой уже когда мы оба были, что называется, в возрасте. Я приехал к себе на малую родину навестить могилы своих родителей в Троицын день. Стояла жаркая июньская погода, на заросшем сельском кладбище сильно пахло сиренью и свежескошенной травой.
Возвращаясь к машине, оставленной у входа, я пошел напрямик через заросли кустов черемухи, и чуть не наступил на парочку, занимающуюся любовью. И каково же было мое изумление, когда уже в немолодой женщине я узнал Вальку. Ее партнер, молодой чернявый парень, раза в два младше ее, выругался:
- Ты чего, мужик, не видишь, что ли?
- Извини… Не ожидал здесь… - пробормотал я.
Валька отвернулась, ничего не сказав, но я понял: она узнала меня. Я же пошел дальше, не зная, что и думать. Мысли разлетались, как осколки от удара в лед топором, и таяли в тепле летнего дня.
«Шельма, а не баба», - пробормотал я про себя, выходя с кладбища. Вдали, в летнем мареве, словно повисла в воздухе, виднелась церквушка с покосившимся крестом на маковке. Я хотел, было, перекреститься, но передумал, и пошел в сторону машины.