Куба любовь моя

Тина Хеллвиг
Недавно мне вспомнилась моя студенческая пора. У нас на факультете было много иностранцев, к которым мы относились с благоговейным почтением... однако, все по порядку!

Я училась на биофаке ЛГУ. На нашем курсе было около 25 кубинцев. В основном это были молодые люди типично латиноамериканской внешности, т.е. жгучие брюнеты с усами. Один сильно выделялся из общей массы: он был высокого роста, блондин по имени Фернандо. Половина девчонок с нашего курса сразу в него влюбилась. Еще один кубинец внешне напоминал капитана Клоса из фильма «Ставка больше, чем жизнь», и имя у него звучало как музыка: Серджио Хосе Толедо Перес. Среди толпы кубинских мужиков была одна девушка Мерида, маленькая, хрупкая с удивительно красивым и выразительным лицом. Негров среди кубинцев не было.

После второго курса у нас было распределения по кафедрам, где мы должны были проходить дальнейшую специализацию. Я попала на кафедру ихтиологии и гидробиологии. Когда мы пришли знакомиться с группой, то я с удивлением обнаружила, что в нашей группе из 12 человек будут учиться 3 кубинца: Хосе-Клос, Мерида и Педро, и 2 индонезийца с экзотическими именами: Сутомо и Сукиман. Кто-то из русских уже объяснил последнему студенту, что его имя неблагозвучно для русского уха, поэтому тот просил одногруппников называть его просто Маном. Остальные члены нового студенческого коллектива были русскими. Наша группа в полном составе была отправлена на летнюю практику в заповедник «Лес на Ворксле», который располагается вблизи поселка Ново-Борисовка. Ближайшие крупные населенные пункты – Харьков и Белгород.

За время летней практики мы поближе узнали друг друга. Весь второй курс жил в одном большом бараке, по 8 -10 человек в комнате. С утра после завтрака начинались различные учебные экскурсии по окрестностям. С нами в комнате жила Мерида. Она нам рассказала, что она в Ленинграде встретила своего соотечественника Хосе, который учился в каком-то военно-морском училище. Между ними возникла любовь, и она очень переживала, что за время двухмесячной практики он может ее забыть! Вначале нам было интересно слушать историю их романа, но когда она стала повторять свой рассказ каждый вечер с разными подробностями, причем все сопровождалось бесконечными слезами и причитаниями, то нам это быстро надоело, и мы старались вечером улизнуть куда-нибудь из комнаты, чтобы не слышать это в сто первый раз…

Несколько слов о Педро. Будучи на первом курсе, он посетил какой-то советско-кубинский вечер молодежи, где познакомился с русской дамой Люсей, которая была старше его лет на 10. У нее была своя однокомнатная квартира, и наш Педрито быстро сообразил, что можно жить удобно и со вкусом в своей квартире, если жениться. Он живенько осуществил этот план, и переселился на квартиру к Люсе. В конце второго курса у них родился ребенок – мальчик, которого они назвали Борисом, он был как две капли воды похож на отца. На практику Педро не поехал, поскольку жена оказалась слегка блаженной и не знала, что делать с ребенком. Педро нянчил ребенка, ходил в магазин за продуктами, готовил, убирал, а жена в прострации могла сидеть на одном месте часами и мечтала. Мы со студенческой стипендии собрали небольшие деньги, купили подарок и поздравили счастливого папашу с рождением сына.

Хосе – Клос, проживая в студенческом общежитии, уже снискал себе славу Казановы. Он не пропускал ни одной смазливой девчонки. На практике он «закадрил» красавицу Галю из соседней группы, и был ей верен аж целых 2 месяца. Однажды Хосе поспорил со старостой нашей группы Лёвой, что он может съесть дождевого червя вместе с землёй, за это Лёва должен ему купить ящик «Рябины на коньяке» (единственный спиртной напиток, продававшийся в Борисовке). Вся группа была свидетелем этого «пари века»! Мы нашли самого «жирного» червя, панированного свежей земелькой, и позвали Хосе на дегустацию. Он, не моргнув глазом, съел его в три секунды. Лёве ничего не оставалось, как пойти в компании других членов группы в магазин, чтобы принести ящик спиртного.

В это время наши индонезийские друзья предложили организовать вечер национальной индонезийской кухни с русскими напитками. Все одобрили это мероприятие. Сутомо и Ман нашли ведро, с которым и удалились в неизвестном направлении. Через несколько часов они появились счастливые и довольные, развели костерок на полянке и принялись готовить свое национальное блюдо в ведре. Мальчики уже давно принесли коньячную рябину. Про пари и готовящееся торжество узнало полкурса, любопытные и страждущие подтягивались к костру… Смеркалось… Наконец, Сутомо объявил, что все готово, и все присутствующие были приглашены… к ведру с экзотикой и ящику со спиртным. Многим пришлось сбегать в барак за стаканами, поскольку пластиковых и бумажных стаканов в заповеднике в ту пору не водилось. Хосе, на правах хозяина, был барменом и наливал искрящийся напиток в граненые стаканчики, а Сутомо вылавливал из ведра половником кусок мяса с косточкой и выдавал это в качестве закуски... Когда все получили напитки и индонезийские деликатесы, начался пир.

Рябина на коньяке была очень качественным напитком, а мясное изделие индонезийцев источали приятный пряный аромат трав и свежего мяса. Короче, часа через два бар опустел, а на дне ведра сиротливо плавала какая-то травка и чесночок. Томочка - гидробиологиня из нашей группы спросила у Мана, а что такое они приготовили так вкусно. Ман посмотрел на Сутомо, и, видимо, получил одобрение раскрыть их кулинарный секрет. Оказалась, что в ближайшем болоте наши молодцы наловили сотни три лягушек-квакушек, ободрали шкурку, отрезали задние мясистые лапы и приготовили индонезийский шедевр. После этого рассказа Томочка и еще несколько девочек побежали в ближайшие кусты, где извергли наружу глубокое внутреннее содержимое желудка… А мне понравилось это блюдо. Оно имело какое-то мудреное индонезийское название, но я, к сожалению, не запомнила.

Наша практика благополучно приближалась к концу, и тут мы узнали, почему Мерида так волновалась о своем молодом человеке. Оказалось, что она беременна, вера не позволяет делать аборт, и она боялась, что он ее может бросить. Короче, шекспировские страсти, да и только. Мы, как могли, успокоили ее и пообещали посодействовать, если наша помощь может понадобиться. К счастью, все закончилось очень удачно. Хосе женился на своей возлюбленной. Мерида проучилась еще один семестр с нами, потом благополучно родила сына, с которым и отбыла на остров Свободы, а Хосе остался оканчивать военно-морское училище в Ленинграде.

Немного о том, как учились наши иностранцы. Педро, на правах отца и домохозяина, посещал лекции редко. Хосе присутствовал на всех лекциях, но ничего не записывал по причине большой лени, и плохого русского языка. Сутомо – очень умный парень, но биология – это было, явно, не его призвание, поэтому на лекциях он все время спал, прикрывши лицо ладонью. Ман – единственный из иностранцев нашей группы учился с большой охотой, все записывал, что непонятно, спрашивал преподавателей или нас после лекции. Часто просил наши конспекты, чтобы дописать то, что не успел.

Куратор нашей группы постановил, что готовиться к экзаменам мы должны были на кафедре всей группой, учитывая, что у нас иностранцы. Мы вынуждены были подчиниться. Таким образом, при подготовке мы должны были натаскивать Педро, Хосе и Сутомо, чтобы те хоть как-то сдали экзамены. На протяжении трех лет таких подготовок все русские члены группы стали неплохими педагогами… Педро и Хосе постоянно просили нас помочь сделать отчет по лабораторным работам, написать курсовые, потом дипломные работы и т.д. Педро можно было понять, но Хосе со своими амурными похождениями… но в ту пору была «великая дружба» между СССР и Кубой, и мы помогали нашим кубинским однокурсникам, как могли.

В середине пятого курса Люся подарила Педро еще одного наследника – Ригоберто, рыженького, похожего на мать, как две капли воды. Но почему-то никто на нашей кафедре не отреагировал должным образом на это событие. Люся и Педро были очень разобижены, что нет поздравлений и подарков. К тому моменту всем изрядно надоели наши кубинские друзья, поскольку на носу был выпускные экзамены, защита диплома и распределение, а Педро со своими семейными и учебными проблемами достал всех и вся!

К окончанию ЛГУ семь моих девочек - однокурсниц вышло замуж за кубинцев с курса. Блондин Фернандо- мечта многих девчонок- тоже женился, но… на француженке, с которой познакомился, когда ездил на каникулы в Европу. Мы так поняли, что он не собирался возвращаться к себе домой, а предпочёл поселиться в благополучном Париже с новой женой. Курс долго обсуждал эту новость!

В конце пятого курса я с ужасом обнаружила, что наш Хосе стал уделять мне слишком много внимания. Это заметила не только я, но и мои одногруппники. Как-то Ман пригласил меня для конфиденциального разговора. Он просил меня не связываться с Хосе и рассказал о новых страшилках из его жизни в общежитии и т.д. Я пообещала бдительному индонезийцу, что буду на чеку. А мне было смешно, какие потуги предпринимал Хосе, чтобы обратить на себя мое внимание. Мне он был не нужен за все блага мира! Я рассказала об этом маме, но она почему-то сильно взволновалась, что дочь могут увезти на Кубу. Я ей дала честное слово, что никуда я не поеду с таким охламоном.

И вот университет позади, известно распределение (для меня это была аспирантура в академическом институте), дипломы получены. На нашей кафедре состоялся прощальный вечер для всех выпускников. Новые кубинские жёны уехали со своими мужьями на Кубу. Люся и Педро продали квартиру и тоже покинули пределы СССР вместе с детьми. Хосе улетел несколько позже. Рассказывали, что несколько девиц из общаги чуть не выцарапало друг другу глаза за право проводить кубинского Казанову в аэропорт.

Что было дальше. Года через 3-4 бывшие кубинские жёны стали возвращаться домой, кто с детьми, кто без. Основная причина - кубинские мужья оказались на родине не такими галантными, как были здесь. Они проводили много времени вне дома, девушкам не понравилась роль безропотных домохозяек. Многих не устроил жаркий, влажный тропический климат. Короче, все семеро очень скоро оказались опять в Ленинграде. Я случайно встретила одну такую «возвращенку» в Ботаническом саду РАН, где она работала смотрительницей оранжереи. Ее муж по возращении в Гавану устроился на хорошую работу, завел себе любовницу. Она же работать не могла по причине рождения ребенка. Проведя несколько лет с ребенком и у плиты, она сочла за благо «сделать ноги».

Через 7 лет я с большим удивлением встретила Педро в вестибюле нашего института! Оказалось, что вся семья только что вернулась в СССР. Причина возвращения оказалась очень простой: Люся с ее психическими отклонениями не смогла жить в таком климате, и семья вынуждена была вернуться на родину жены. Педро рассказывал, что у него в Гаване была очень хорошая должность в администрации города, были большие перспективы, но он вынужден был все бросить... Собственно, возвращаться им было некуда. Люся устроилась комендантом общежития, чтобы иметь крышу над головой, Педро взяли в наш институт младшим научным сотрудником без степени с окладом в 120 рублей! Педро работал за Люсю комендантом, а в свободное время – начал двигать ихтиологическую науку.

Он очень обрадовался, что встретил меня, поскольку он решил сделать с моей помощью кандидатскую диссертацию. Он прекрасно запомнил, как мы все за него делали в студенческую пору. Мне такая перспектива совсем не улыбалась, и я попыталась оттрястись от него, но до конца не получилось. Несколько последующих лет он мне приносил черновики диссертации, которые я должна была переписывать, потом еще раз редактировать. Наконец, через четыре года диссертация была защищена. К этому моменту семейная жизнь Педро и Люси закончилась. Люся была помещена в психиатрическую клинику, мальчики отданы в ПТУ, а Педро стал опять свободным мужчиной.

Как-то он зашел ко мне в кабинет и попросил найти ему какое-нибудь жилье бесплатно. Поскольку 33% от 175 рублей (зарплата младшего научного сотрудника со степенью) уходили на алименты. Представьте себе, я нашла ему такое жильё. Моя хорошая знакомая жила с дочкой в 3-х комнатной квартире. Одну комнату они не использовали. Я рассказала ей о бедственном положении Педро, и она сердобольно согласилась временно его приютить без денег. Сколько недовольных слов я потом услышала от Педро про это жилье, уму непостижимо! Он жаловался, что батарея в комнате едва топится, форточка не закрывается (дело было зимой), в ванну не попасть… После этого я позвонила моей знакомой и попросила ее, чтобы она показала Педро на дверь, как можно скорее. Вот она человеческая неблагодарность!

Наш Педро горевал недолго. Он съездил в отпуск на юг, встретил на курорте молодую красивую Аурику из Молдавии и быстро на ней женился. Приехав в Ленинград, он уволился из нашего института и увез новую жену, нет, не на Кубу, а в Аргентину... Люся закончила свои дни в психбольнице, а по улицам Санкт-Петербурга ходят жгучий брюнет Борис Гонсалес Озеров и его рыжий братец с мамиными конопушками Ригоберто Гонсалес Озеров.

Помните очень популярную в шестидесятые годы песню про Кубу, которая заканчивалась словами:
       Куба – любовь моя,
       Стала легендой Куба…

В ту пору наш железный занавес был слегка приоткрыт, и в советских вузах появились первые студенты-иностранцы. Для нас было очень интересно и необычно встретить своих сверстников из-за границы. Мы думали, что они какие-то особенные. Но очень скоро пришло осознание, что они такие же, как мы. Совместные пять лет учебы стёрли всякие различия между нами. Однако, сколько судеб было изломано, когда глупые российские девчонки повыходили замуж за «прекрасных заморских прынцев»! Об этом, к сожалению, история умалчивает…

       P.S. Будучи в Штатах, я нашла в Интернете, что Серджио Хосе Толедо (Казанова) работает на Кубе в какой-то конторе, которая занимается марикульрурой. То есть он все-таки занимается тем, чему его научили в ЛГУ. Я за него очень порадовалась. На этом же сайте был рабочий адрес его электронной почты. Я написала ему короткое письмо на английском: «Как дела? Чем занимаешься? А помнишь ли ты Ленинград?» Ответа я не получила. Причин может быть две: а зачем вспоминать то, что уже прошло, либо товарищ не знает английского. Но это уже его печаль…