Пригородный электропоезд плавно отошел от маленькой, затерянной среди бескрайних российских полей и лесов, станции Прохоровка. Пожилая женщина одиноко стояла посреди опустевшей платформы с неясным чувством растерянности оттого, что как ни напрягала память, но узнать места, где выросла и откуда уехала пятьдесят лет назад, не могла.
Октябрьские дни в средней полосе России напоминают начало зимы. В это время года юг Украины продолжает хранить тепло ушедших летних дней, купаясь в лучах ласкового солнца.
Приехать из Днепропетровска в родные места Зинаиду Александровну заставила нужда. Для перерасчета пенсии требовалось письменное подтверждение трудовой деятельности в местном колхозе.
Строгая работница собеса пристально посмотрела на женщину, которая всем своим видом вызывала полное доверие. Но порядок есть порядок.
- Как назывался колхоз, в котором вы работали? – задала вопрос чиновница.
– Если мне не изменяет память, – задумалась Зинаида Александровна, – «Всемирная дружба».
– Действительно, такой колхоз был. А кто-то может подтвердить ваши слова? В нашем архиве данная информация не сохранилась. Вы уж извините, но необходимо письменное подтверждение от людей, знавших вас в тот период времени.
Зинаида Александровна неторопливо шла по широкой проселочной дороге, вокруг которой расстилались бесконечные поля, сливавшиеся на горизонте со свинцового цвета облаками. Неожиданный порыв ледяного ветра с дождем, от которого не спас хлипкий зонтик, заставил содрогнуться от пробежавшего по спине холода. Все еще крепкое тело не поддавалось погодным капризам. Нахлынувшие воспоминания рисовали в памяти картину прошлых лет.
Минуло пятьдесят лет с тех пор, как юная девушка, полная оптимизма, покинула родные места в поисках лучшей жизни. И все же, незабываемые впечатления детства, близкие каждому человеку, остались на этой земле. Впоследствии родители перебрались поближе к Белгороду, где и были похоронены после смерти. На их могиле, в последний раз, она была пять лет назад, на похоронах брата Мити. А здесь, в трех километрах от Прохоровки, все не удавалась побывать. Окружающее не имело ничего общего с детскими воспоминаниями.
На месте деревни Тихая Падина, куда семья переехала в 1935 году из соседней деревни Красное, располагался дачный поселок. Все вокруг было чужим и незнакомым, отчего на душе стало тоскливо.
– Ну что же, – вздохнула Зинаида Александровна, – видно, не судьба.
Пожилая женщина развернулась и медленно направилась в сторону железнодорожной станции. Неожиданно, взгляд замер на одиноко стоящем в стороне от дачного поселка «журавле», склонившемся над полусгнившим колодцем. Сердце екнуло от нахлынувшего предчувствия встречи с прошлым. Подойдя поближе, она увидела старую избу под видавшей виды крышей. Зинаида Александровна не могла вспомнить, кто жил в этом доме, но колодец был знаком. Отсюда, девочкой, ежедневно таскала воду при помощи изогнутого коромысла. Вспомнилась кормилица-корова, которую, как могли, прятали от фашистских бомбежек, и которую, все-таки, удалось уберечь до освобождения. Первая любовь так же, брала отсюда свое начало. Застенчивый паренек, с которым встречалась по вечерам, погиб в самом начале войны. Пожилая женщина не заметила, как снова начался дождь. Ее душу переполняли нахлынувшие воспоминания.
– Неужели, этот дом заброшен? – пронеслась угасающей надеждой мысль.
Неожиданно, в ответ на ее мысленный вопрос, дверь избы медленно отворилась и на пороге показалась старушка с ведром золы. И тут Зинаида Александровна отчетливо вспомнила, как ее старшая сестра Варя работала до войны с подругой на элеваторе, куда свозили зерно из соседних колхозов. Подругу звали…
– Мария! – с твердой уверенностью окликнула Зинаида Александровна.
Старушка от неожиданности вздрогнула. Ее старческий, пронзительный взгляд, замер на одиноко стоящей женщине, у которой были поразительно знакомые глаза.
– Зина, – ведро выпало из ослабевшей руки.
В избе было холодно. Земляной пол, на котором лежали домотканые половики, вызвал чувство грусти. Вдвоем, наскоро растопили печь, от которой менее чем через час повеяло теплым духом. Просидели до поздней ночи, вспоминая тех, кого уже не было на свете, но кто продолжал оставаться частью их жизни. Так сложилось, что у Марии не было детей и поэтому приходилось полагаться на свои слабеющие силы. Чтобы выжить, продавала местным дачникам картошку. Селедку она не ела очень давно и ей казалось, что все вокруг живут приблизительно так же, несмотря на то, что на дворе стоял конец двадцатого века. Хлеб один раз в неделю привозила из Прохоровки двоюродная сестра. Электричество отсутствовало, поэтому сидели по старинке – при свете лучины.
Единственную в избе кровать Мария уступила Зинаиде Александровне, которая безрезультатно отказывалась лечь на хозяйское место. Сама Мария легла на деревянную лавку.
Справку в собесе Зинаиде Александровне выписали за двадцать минут. На перроне ее провожала одинокая старушка. Прощались молча, так как знали, что эта встреча, через пятьдесят лет, последняя в их жизни…
– Сынок, помоги мне письмо Ельцину написать, – обратилась Зинаида Александровна к своему сыну, после возвращения в Днепропетровск.
– О чем, мама?
– Попросить хочу, чтобы Марии свет провели.