C тараканом под венец

Зоя Кудрявцева
Хорошо сказке в деревне. Заходи, куда хочешь, везде тебе рады. В омуте речном - водяной, да русалка синеглазая приветят. В чаще лесной дедушка- леший пирогами с грибами накормит, лапоточки сплетет, гостью дорогую босой по миру не отпустит.

 Зимой и сказке холодно, по крыше потопчется, соломой прошуршит, пролезет в избе на чердак, к печке поближе, вот уж домовой-то рад. Сразу песенку запоет, позовет в теплую печную трубу. Вдвоём теплее и веселее.

Иногда сказка в город большой заходит, походит неприкаянно по улицам шумным, постучит в ворота с крепкими запорами, да злыми собаками, нигде приюта нет, суета сплошная.
Бывает, позовет сказку крепко подвыпивший мужик в трактир, а там табачищем воняет, брань, да драки, - никому до неё интереса нет.

 Долго по улицам ходила, зашла, усталая и голодная, зимней ночной порой в подвальную комнатенку, да и остановилась на постой у добрых людей. Всё видала, всё слыхала, нам на добрую память оставила.

В комнатенке той под самым дворцом царским жили в достатке и согласии Степан и Улита. Рады гостье, не к каждому сказка заходит, не каждого радует.

До Степана и у самой сказки особый интерес, она его ещё в деревне приметила.
Все  парни наши, деревенские, издавна, как на подбор, высокие, да дюжие. Говорят, вода в колодце силой целебной обладала. Может, так и взаправду было, брали наших парней на долгую службу государеву в гвардейцы, для охраны царского дворца.
 
Заморским гостям сразу видно, какие молодцы на службе, ихним, мелким солдатикам, с этакими молодцами лучше не тягаться, цари иноземные про то знали.

Степан на охране царского дворца более двадцати лет простоял, там и присмотрел среди прислуги работящую, да покладистую девушку, лучше жены и не придумаешь.
Как со службы отпустили, нашел мужик во дворце работу денежную - чистоту в царском дворце наводил. Говаривал: -Золотарь я, при золоте состою, полными ведрами из дворца выгребаю.

Святые жители деревенские, думали, вот мужику повезло при деньжищах жить. Степан не стыдится, смеётся: - Денег не находил, я во дворце при другом золоте - нужники чищу, без меня царю никак нельзя.

 Всей родне в деревне помогал, сам тоже заезжал. Идет по деревенской улице, высокий, седыми волосами, да усами кудрявыми красуется, кафтан на нём, как на барине, сапоги с блестящими калошами, ребятню деревенскую конфетами разноцветными балует. Рядом Улита в городском наряде павой выступает.К ним зимней ночью и заглянула сказка. В Питере то было.

Сидит у свечки Степан, книжку про войну вслух читает, Улита деревенской родне носки вяжет.
- Улитушка, а не слышишь ли, вроде кто в дверь царапается.
- Слышу, Степанушка, просится кто-то.

Стоял за дверью высокий человек, весь черной одеждой закрытый, только усы наружу торчат, холодно на улице, вот человек и кутался. Зашел, с густых усов лед скинул, заговорил голосом простуженным: - Пустите обогреться, люди добрые.
 Сел к столу на табуретку, трясется, согреться никак не может.

Улита самовар раздула, бублики, варенье малиновое на стол выставила, гостя потчует. Смотрит Степан на незнакомца: - Вроде, личность твоя мне знакомая, а припомнить не могу. Чей будешь – то?

Опустил голову незнакомец: - Врать пока не научился. Боюсь сказать правду, не поверите. На холод лютый выставите.
Скинул с головы капюшон суконный, Степан перекрестился: - Ты, мил человек, не в обиду будет сказано, на таракана смахиваешь.

Пил незнакомец из блюдца горячий чай мелкими глотками, размачивал, обсасывал бублики, вздохнул: - Я таракан и есть.
Может, всё это дед Степан придумал, может, и правду рассказал.

Жил без забот этот таракан за печкой в доме колдуна. Был колдун стариком древним, из знатных иноземцев, его еще царь Петр из государства немецкого привез. Уж и не знаю, какая у царя в колдуне надобность была. В России своего такого добра полнехонько.

Деревенские жители сказывают, что в городу через дом ведьма живет. Вот и иноземного нехристя до полной кучи в Питере поселили..
  Говорят старики, колдун лечил царя от болей в животе. Потешался царь, на всех бумагах лекаря Фон Тойфелем пропечатал. Прости Господи, нехристем, чёртом, прозвал. Их царские шуточки никто не поймет.

Немец, как царь Пётр умер, тихо жил, колдовал тайно, все больше порчи снимал, да женихов купчихам привораживал. Худого за ним не замечалось. Еще он травами людей лечил, жил – не тужил.Приехал по осени на тройке к нему по черной надобности помещик богатый.

 Влюбился богач в красавицу придворную, та губы скривила: -Фу, тьфу. Только мне и счастья, что за борова деревенского замуж выходить. От тебя хлевом пахнет, меня из государства французского генерал, красавец высокий, усатый, сватать приедет, генеральщицей буду. Платье для меня к балу сам знаменитый французский мастер, Арнольд Теляткин сшил.
 
Помещик скраснел лицом, обиды не простил, нашел, что сказать:- Ясно, на коров россейских только француз Теляткин и шьет.На гордячку придворную больше не смотрел, проучить задумал.

Сели, немец, да барин за стол, тайный разговор имели, на бумаге рисовали, счёт вели, хотелось таракану всё увидать, да побоялся высовываться. Не видал ничего из щели, а разговор ясно слышал.

Давно при господах жил, русскую и заморскую речь понимал. Многое тайное о господской жизни знал. Шуршит, бывало, немец газетой, вслух бормочет, о царице речи хульные ведет, а таракан слышит, как он народ россейский всякими непотребными немецкими словами обзывает.
 
 Помещик большие деньги колдуну обещал, коли будет молодец, высокий, да усатый. Об остальном он сам позаботится.. О каком молодце речь шла, таракан не понял.
Боялся чего-то колдун: - Стар я для таких проделок, как бы на дыбу не попасть.

Потряс помещик тяжелым мешочком, на стол бросил. Зазвенели золотые, забыл колдун про дыбу. – Ворожить буду, завтра по эту пору приходи, принеси прозрачный алатырь-камень,  что теперь янтарем зовется, большой сосуд серебряный и всё нужное по бумажке.
 
Колдун всю ночь книгу толстую читал, заговоры бормотал, с тенью рогатой на стене советовался, звал своего повелителя на помощь. Интересно таракану!
Никогда поздней осенью грозы в местах здешних не было, а тут размелькалось небо, разгремелось, разнепогодилось.

 Радуется колдун, дошли до хозяина его молитвы чёрные, будет, по всему видать, и помощь.
Приехал помещик, привез всё, что колдун наказывал, лютого кобеля с цепи во дворе спустили, занавесили окошки от глаз любопытных. поставили на столе травы и всякое протчее.

Разбили, растерли в ступке камни и снадобья колдовские, всё приготовили, ничего не забыли.Стали решать, кому из тварей усатых молодцем стать, задумали крысу в подполе изловить.

 Любопытство погубило таракана, сначала усы из щели высунул, потом и голову.
Колдун увидал его, схватил за усы и вытянул: - Вот ты – то нам и нужен. Красив, усат!
 Напрасно дергался таракан, кричал на своем языке тараканьем, звал на помощь друзей и родню, никто бедолаге не помог.

Бросили таракана в сосуд серебряный, всякие колдовские снадобья уже там лежали. Колдун заговоры бормочет, а помещик горшок трясет. Громыхнула туча так, что изба качнулась, влетел в трубу печную огненный шар, закрутился над горшком серебряным, искры посыпались. Послышался из горшка голосок дитячий тоненький, словно ребеночек плачет.

Перевернул колдун горшок на пол, а в нём человечек маленький с тараканьими лапками, крутится над ним шар огненный всё быстрее, стал малыш расти, лапки тараканьи у него отпали, стоял перед колдуном на четвереньках человек, усатый, кучерявый, только голый совсем.

Напугался колдун, трясется напуганный человек на полу. А про помещика и говорить нечего: бьёт его озноб, знает: черное безбожное дело сотворили, молитвы читает, крестится на угол красный, хотя икону колдуну иметь, что бубен священнику, не положено.
 
Бросился голый человек к печке, бежит на четвереньках, пищит, под шесток хочет залезть, спрятаться. Помещик первым опомнился, посмотрел, да и говорит: - Кончилась твоя запечная тараканья жизнь, стал ты человеком, вставай на ноги, учись ходить и говорить по-человечьи.

- Ироды, что же вы меня так изуродовали? – скрипучим простуженным голосом сказал голый. – Дайте хоть какую одежонку, холодно мне и не емши с утра. Каши с мясом хочу.
- Ну, дела! Он даже говорить может.

Натягивал помещик на голого штаны и рубаху.: - Одёжа тебе на первый момент простая имеется, коли, всё будет, как задумано, ходить тебе щёголем. Надо имя придумать, в бумаги записать. Как же тебя обозвать позаковыристей?

- Сигизмунд я. – отозвался таракан.
- Ишь ты! Коли ты Сигизмунд, или какой иной польский пан, так кашу с мясом ешь ложкой, не лезь в миску тараканьим рылом. Долго тебе ещё человечьим манерам учиться придется.
- Научусь. Не забудьте пачпорт мне выправить, грамоте обучить.
 
- Это уж обязательно, если в твоей тараканьей голове - мозг, а не каша без масла.
 Стал таракан по бумагам и по паспорту Сигизмундом Таракановым - Запечным, сыном обедневшего знатного польского дворянина.

Поселили дворянина в месте тайном, за крепкими запорами. Учитель из французов скоренько грамоте и письму обучил толкового парня. Всю свою родословную он по бумажке выучил. Манеры у него господские, ножом и вилкой есть научился. Языки ему легко давались, немецкий еще из своей бывшей жизни знал, по- польски тоже понимал, как сыну польского дворянина положено.

Одно плохо, не разрешалось Сигизмунду за дверь выходить, а очень хотелось посмотреть, как живут на воле. Раз пришел подвыпивший дворник, снег разгребает, а ворота на замок не закрыл. Оделся Сигизмунд потеплее, тайком через двор прокрался, оказался на улице.

Увидал всё, о чём в газетах и книгах читал: лошади, извозчики, народ. Страху натерпелся, наголодался, пока по улице целый день ходил. Помойку нашел, хотел поесть, да вспомнил, что он кровей дворянских, а дворяне на помойках не питаются.

 Темнеть стало, а он совсем заблудился, свой теплый и сытой дом потерял. Народ разошёлся, а ему идти некуда, кругом замки, да собаки.
Разглядел промерзший путник, окошечко в подвале светится, поскребся в дверь.

- Теперь вы всё обо мне знаете, ничего от вас не утаил, может, уйти мне?
Крестились от таких разговоров на икону Николая угодника старики, бросили на пол у теплой печки одежонку, одеялишко, может, и таракан, да на мороз выгонять не стали. Пусть переночует, а утром видно будет.

Разболелся, разнедужился пришелец, Улита его жалела, Семеном звать стала. Горячим молоком с медом, да вареньем малиновым отпаивала, Семён после болезни всё позабыл, ничего о себе не помнил, только знал имя своё.

Через три дня прошмыгнул в дверь, словно в щелку, небольшой человек из сыскного люда, искал он польского дворянина Тараканова – Запечного.Дал старикам за уход и заботу золотой червонец, укутал дворянина в тулуп медвежий, увез на извозчике, сказка тоже с ними поехала.

Зима уже сосульками февральскими с крыш свесилась, закапала, весну поджидала. Скучно богатым господам в домах каменных, работы никакой не ведают, только забавы придумывают, баловство разное затевают. Соберутся, кто во что горазд разоденутся, балуют, так у них это баловство и прозывалось: бал.

Разодел помещик Сигизмунда в одежды маскарадные, генеральские, лицо за маской шутовской спрятано. Баловать повез. Девицы на выданье сразу на незнакомца внимание обратили. По всему видно, статный молодец не из простых, коли в богатом дому с девицами модные танцы отплясывает.
 Этикет придворный знает, на немецком с дамами беседы умные ведет. Дамы тоже не простого люду, свою ученость по французски показывают, ничего не понимают, но форс держат.
Заторопились господа в сад, представление с огнями разноцветными смотреть, тут и увез помещик незнакомца.

Под ногами у всех вертелась и злобно тявкала болонка. Была она не простой собачонкой, а любимицей царициной. Так уж было заведено, ехала на бал собачонка в карете вместе с дамой придворной, гости знатные говаривали: - Вот и государыня пожаловала.

 Почести собачонке царские оказывались. За столом на стульце специальном сидела, из серебряного блюда лизала, а то и вовсе по столу бегала, пила-ела, писала, где хотела. Бывало, изо рта еду у гостей выхватывала. На важной государевой службе состояла та болонка, как во дворец приехала, сразу подле царицы оказалась.

Поутру, а утро во дворце начиналось, часов в двенадцать, верная прислуга доложила царице новости, да она про всё и так давно знала. Собачонка не простая была. Со стула спрыгнула, через голову перевернулась, стояла перед государыней девушка верная.

Поведала она своей повелительнице новости, что в городе приключились. Главной новостью оказался молодец, что у графини Шуваловой инкогнито на балу красовался. Лица никто не видел, но по манерам - из господ знатных.
 Привёз его на бал и никуда не отпускал от себя помещик Задонский, скотопромышленник, богач, мастер на всякие шуточки. Такой целый Питер насмешит и опять в свои поместья со свиными хлевами укатит.
 
Захотелось царице развлечься, через день бал во дворце затеяла. Приказала звать Задонского вместе с незнакомцем.Напугался Сигизмунд, а Задонский хохочет: - Да с твоими усами, с польской родословной самой царице принимать в честь великую.

 Быть тебе, тараканья морда, в чинах не меньше генерала. Не забудь только своими усищами пощекотать ручку государыне, она обожает, когда ей ручку усатые красавцы целуют.
 Много народу на бал собралось, все царице кланяются, ручку целуют, да не всех к ручке государыня допускает.

Поклонился государыне Задонский, своего дальнего родственника представил: - Сигизмунд Тараканов-Запечный, сын моего соседа, обедневшего дворянина.
Долго рассматривала царица высокого красавца, соизволила проявить высочайшую милость – ручку протянула. Почтительно согнулся в поклоне красавец, к ручке приложился, усами пощекотал, как Задонский наказывал.

- Из польских дворян? – Поинтересовалась государыня
- Так точно, – щелкнул каблуками усач.
- Чем в столице заниматься собираешься?
- Прошу высочайшей милости позволить служить в гвардии, как служили мои предки.
- Ступай, завтра приступишь к службе.
 
Стоял красавец на парадной дворцовой лестнице. Всё замечал.Шла государыня по лестнице со своими придворными, загляделась на красавца, ногу подвернула, хромает, идти не может.
Оставил Сигизмунд свой пост, подхватил на руки государыню, прямо в опочивальню отнес.

За заслуги перед отечеством и за спасение царицы пожаловано было ему офицерское звание.
Девицы придворные вздыхали. Гордячка Елизавета,что Задонского обидела, совсем покой потеряла, ночей не спит, с тела спала. Ходит, страдалица влюбленная, мимо по лестнице, громко вздыхает, как корова в хлеву.

Приехала к колдуну немецкому, заказала приворотное зелье изготовить. В радость колдуну такая денежная работа. Не щи просят сварить, тут ума много не надо: дело привычное - нащипал листьев от веника, заварил в горшке.

- Напой, красавица, зельем своего избранника, никуда не денется. Скоро под венец пойдешь.
Про венец не сам колдун додумался, Задонский советом помог.И верно, дело шло к венцу, задумался, про деньги заговорил Сигизмунд.

- Владимир, нужна твоя помощь, хочу достать деньги. Желаю жить на свои. Наш клан Таракановых–Запечных очень богат. Мы долгое время охраняли клад, пора его вытащить.

- Да ты, пан Сигизмунд, не съел ли какой отравы с мясной кашей? Впрочем, может, и закатился под печку грошик медный. Великое тараканье богатство.

- Зря смеёшься, богатство в печке между кирпичами в медном горшке. Камушки там самоцветные, золотые монеты. Хочу Лизоньке богатый свадебный подарок сделать, себе купить справный дом и карету. Не везти же невесту из-под венца в твой дом.

- Ты, пан, головой захворал, коли забыл, свою родословную.
Тряхнул кудрями, пошевелил возмущенно усами красавец:- Я потомок знатного польского дворянского рода – Тараканов-Запечный.

- Я лучше знаю твою родословную, напомню: ты просто таракан запечный. Про венец забудь, мой тебе совет: не подходи к церкви. Это плохо кончится. Увези свою невесту в края дальние, живите там тихо, как за печкой, не высовывайтесь.

Не поверил Сигизмунд словам помещика, не послушал совета. Он свою прежнюю жизнь совершенно забыл.Тайно договорился со священником деревенской церкви, повез невесту к венцу. Темной выдалась ночь, валил густой снег.

 Подошли к ограде, показалась краешком луна, глянула при свете лунном невеста на красавца-жениха, страшно закричала, свалилась в обморок: стоял перед ней огромный черный таракан, глазами блестел.

Долго невеста болела, металась в жару, всё ей тараканы в бреду мерещились.
Немец тоже от перепуга заболел, животом маялся, худо пах. Приехал к нему поздней ночью Сигизмунд, в дом ворвался, стал деньги требовать, кобель цепной с воем в будку забился.

- Коли всё знаешь, так сам и бери свои деньги, – не стал супротивничать старик.
Нагнулся к печке Сигизмунд, изразец поленом выбивает. Фырчит, глазищами сверкает. Усищами шевелит. Такой молодец за золотишко отца родного пристукнет, про старого немца и говорить нечего.

Знал колдун, как душегуба одолеть. Схватил тапочек домашний, стукнул пана польского по спине, словно простого таракана..
 Зашипел, закричал Сигизмунд, закрутился волчком, становился всё меньше, потом и совсем в таракана превратился, бросился под печку, спрятался под шестком.
Такую сказку рассказал деревенской ребятне дед Степан, а я – вам.