Спаси меня Боже от единомышленников

Вадим Жмудь
…А с оппонентами я как-нибудь справлюсь сам.

Как человек, глубоко ознакомившийся с теорией относительности – специальной (СТО) и общей (ОТО) – я глубоко и сознательно отвергаю ее.

Как человек, причастный к науке, заявляю категорически: в научной дискуссии антинаучные методы НЕПРИЕМЛЕМЫ.

Поэтому те, кто стоят на моей стороне, но применяют при этом антинаучные методы дискуссии, никогда не будут мной восприняты в качестве единомышленников.
Даже если они меня будут называть единомышленником, я буду всячески стараться отмежеваться от них при каждом удобном случае.


Мне гораздо ближе по духу человек, который со мной не согласен, и спорит со мной на основе научных методов и тезисов, чем человек, который со мной согласен, и подкрепляет свое согласие антинаучными методами или утверждениями.

Поэтому я особо хотел бы подчеркнуть следующее.

1. Я не являюсь врагом Эйнштейна. Я не ставлю своей целью ниспровержение его как ученого. Тем более – не стремлюсь дезавуировать его как личность. Мне не доставляют радости факты проявления его человеческих слабостей или ошибок. Я попросту не согласен с его научными взглядами, считаю их ошибочными, и не по психологическим мотивам (неприятие) а потому, что во-первых, ими нельзя пользоваться, во-вторых, они, на мой взгляд, не столько объясняют ситуацию, сколько запутывают, в-третьих, их ошибочность доказана отысканием ошибок и исправлением их.

2. Меня мало заботит вопрос авторства идей Эйнштейна. Хотя, разумеется, это – любопытно, но это не является важным с позиции науки, если этот вопрос и поднимать, то с позиции этики науки, чем я, вообще говоря, заниматься не намерен в силу отсутствия времени, и в силу того, что тут для меня все ясно – плагиат я осуждаю, и что тут еще скажешь?

3. Я не только не склонен делить науку по национальному признаку, я решительно, категорически и бескомпромиссно осуждаю всех, кто пытается привлечь национальные, идеологические или иные антинаучные аргументы для победы в научном споре. Я считаю неуместным в любой статье, посвященной науке, упоминать национальность того или иного автора, тем более – утверждать о национальных или иных заговорах ученых. Советую всем разделять эти вопросы. Если у вас действительно имеются достоверные сведения о том, что на место научных дискуссий заступают националистические методы борьбы с оппонентами, то излагайте это доказательно, корректно, и не надо в этом случае пытаться такое изложение маскировать под научную дискуссию. Науке нет дела до национальности автора. Те же, кто обвиняют Эйнштейна в заговоре в группировке по национальному признаку, сами участвуют в заговоре по национальному признаку, только от имени другой национальности. Утверждаю категорически, что никто не имеет права говорить от имени какой бы то ни было нации, поскольку ни одна нация никогда не уполномочивала ни одно лицо вещать от ее имени. Поэтому так называемые «защитники» науки от национальных заговоров в моих глазах являются сами заговорщиками-националистами. Мне с ними никогда не будет по пути. Они никогда не будут моими единомышленниками, как бы они ни называли себя по отношению ко мне или меня по отношению к ним.

4. Меня не привлекает сокрушение Эйнштейна любыми способами. Мне не интересно его сокрушение ради сокрушения. Меня интересуют только найденные ошибки, доказательства ошибочности этих ошибок, исправления ошибок, то есть движение к научной истине. Все остальное в отношении теории относительности меня не интересует.

5. В ряде случаев теорию Эйнштейна критикуют не за то, за что ее критикую я, а как раз за противоположное. В этом случае мне, как это ни странно, ближе Эйнштейн, нежели те, кто его критикуют, хотя, признаюсь, чем больше я изучаю труды Эйнштейна, тем меньше я в них нахожу чего-либо такого, что можно было бы принять. Честно скажу, у Эйнштейна ошибок множество, тьма. Но это не означает, что я готов пожать руку любому, кто не согласен с Эйнштейном хоть в каком-нибудь вопросе. Отнюдь! В одном месте Эйнштейн говорит, что светоносной среды, эфира, не существует, ибо это, якобы следует из опыта Майкельсона. В этом вопросе я с ним не согласен, ибо это из опыта Майкельсона отнюдь не следует. Мало того, если бы это следовало из опыта Майкельсона, надо было бы снова и снова возвращаться к этому опыту и искать в нем ошибку. Потому что из существенно более значимых опытов неопровержимо следует, что светоносная среда все-таки существует, то есть за распространение электромагнитного поля (частным случаем которого является свет) отвечает именно то, что находится вне молекул, атомов, что не является ни частицами, ни твердым или жидким телом, ни газом, а нечто, гораздо более фундаментальное, более основательное, некая среда, в которой все остальное и существует. В этой среде распространяется электромагнитное поле, вследствие чего как раз и взаимодействуют заряженные частицы, вследствие чего образуются структуры и из нейтральных частиц, поскольку они сами состоят из заряженных частиц. Без принятия этой среды невозможно объяснить многие (если не все) физические феномены, и хотя мы не видим эту среду, принять ее приходится. Точно так же, хотя мы и не видим воздух, без принятия его существования мы не могли бы объяснить ни полет птиц, ни полет самолета или аэростата, ни ветер, ни различие скорости падения тел разной формы и веса в земных условиях, ни рябь на воде, ни многие другие известные с детства явления. Мы не видим воздух, но мы его очень конкретно ощущаем и можем исследовать другими органами чувств и другими приборами. Точно так же мы не видим вакуум, и не ощущаем его ни одним из свойственных нам органов чувств, но есть приборы, которые позволяют исследовать свойства вакуума. В частности, откачав воздух из камеры, мы убеждаемся, что пространство в этой камере более не проводит звук. Но как бы ни откачивали мы воздух в камере, пространство внутри нее будет проводить электромагнитное излучение. И его частные случаи - свет, статическое поле и магнитное поле – будут передаваться этим пространством беспрепятственно. Это доказывает, что есть некая среда, ответственная за распространение электромагнитного поля. Поскольку гравитационные силы действуют между космическими объектами, и поскольку космическое пространство практически не заполнено газом, мы должны заключить, что газ не требуется и для передачи гравитационного поля. Есть достаточно оснований утверждать, что одни и те же свойства этой среды ответственны за передачу как электромагнитных полей, так и гравитационных. Во всяком случае, нет никакой необходимости допускать одновременное существование двух сред, каждая из которых в отдельности была бы ответственна за передачу электромагнитных полей и гравитационных. В этом отношении прав Эйнштейн, который в одной из своих статей (запись сделанного доклада) утверждал, что эфир, как светоносная среда, безусловно, существует. Физика не мыслима без эфира. Эйнштейн ошибался, считая, что эфиру нельзя приписать определенной скорости в какой-либо системе отсчета, он ошибался, считая, что выделенной системы отсчета быть в принципе не может. Это представление глубоко противоречит утверждению об ограниченности скорости любого материального тела величиной скорости света в вакууме, ибо при принятии его мировоззрения ни одна скорость не оказывается объективной, а, следовательно, ни одно ограничение не становится конкретным. Он попытался выйти из этого парадокса парадоксальными же соотношениями. Мне глубоко чужд метод Эйнштейна всякий раз, наталкиваясь на парадокс, вместо того, чтобы вернуться к истокам своих предположений и найти в них ошибки (а они есть), объявлять парадокс «кажущимся» лишь на том основании, что он следует из его основных постулатов, вера в правильность которых у Эйнштейна была фанатической. Мне глубоко чужд фанатизм Эйнштейна, состоящий в том, что он отвергал все, что противоречит его постулатам. В науке такой фанатизм неуместен. Но мне, как человеку близкому к науке, понятно желание Эйнштейна сохранить хотя бы какие-то знания неизменными, осуществить преемственность знаний хотя бы по отношению к собственным более ранним постулатам. Я лично уверен, что если бы Эйнштейн был жив, я смог бы переубедить его, доказать ему ошибочность его взглядов на его же языке формул и расчетов. Потому что я уверен, что я достаточно хорошо понял каждую мысль Эйнштейна, понял достаточно не только для того, чтобы осознать суть дальнейших построений, но и достаточно глубоко, чтобы задуматься о ее истинности. Поэтому мне далеки и чужды те, кто критикует теорию относительности, не разобравшись в ней достаточно глубоко.

6. У меня нет идиосинкразии к термину «относительность». Мало того, я согласен с принципом Галилея. У меня нет фетишизма в отношении Ньютона. Хотя в классической динамике больше здравого смысла, чем в СТО, я отнюдь не намерен провозглашать лозунг «Назад к Ньютону!». Я бы сказал «Вперед, от Эйнштейна». Ведь сэр Исаак Ньютон искренне полагал, что гравитационное взаимодействие распространяется в пространстве мгновенно. Он же считал и что свет распространяется мгновенно. С позиции инструментария, которым он располагал, его предположение не так далеко от здравого смысла. Но с позиции современного огромного багажа экспериментальных сведений о различных физических явлениях было бы весьма неумно придерживаться классической механики Ньютона. Совсем другой вопрос о том, каким именно путем ввести в рассмотрение конечную скорость распространения электромагнитных волн в пространство. Мне представляется простой и естественный путь: тело взаимодействует в эфиром посредством электромагнитного и гравитационного поля, которое не может существовать само по себе, а является откликом эфира (или вакуума) на изменения свойств тела (движение, изменение заряда или ориентации в пространстве). Одна часть пространства взаимодействует со всеми остальными – так распространяется поле. Далее поле (пространство) взаимодействует со всеми другими телами, включая и то тело, которое породило эту волну. Из этого и происходит взаимодействие тел друг с другом. Из взаимодействия тела с волной, порожденной самим этим телом проистекает такое свойство, как инерционность поля. Порожденная волна поддерживает тот вид движения (поступательного или вращательного), которое это тело совершало за миг до этого. Поэтому вращение и поступательное движение обладают некоторой инерционностью. Всякое изменение вращения или поступательного движения порождает противодействие со стороны близлежащего поля. Если бы не было вакуума, не было бы распространения поля в пространстве, и не было бы инерционных свойств ни у одного тела. Если бы не было вакуума, не было бы и взаимодействия ни одного тела ни с каким другим. Подобно тому, как мы перестаем слышать звонок из-под колокола, когда из-под него откачивают звук, если бы было только возможно откачать из-под колокола еще и эфир, то помещенная под колокол магнитная стрелка перестала бы реагировать на внешнее магнитное поле, через такой колокол перестал бы проходить свет. Но это невозможно. Эфир откачать нельзя. Поскольку эфир – это та среда, которая заполняет даже пространство между атомами. Эфир имеет более мелкую структуру, нежели любой газ. Эфир содержится внутри любого тела. Мы его не ощущаем, каждый наш атом свободно движется в эфире, никакими механическими средствами мы пока еще не научились исследовать эфир, но из этого отнюдь не следует, что эфира нет. Эфир обнаруживает себя по тем свойствам, которыми он обладает. А именно: он переносит электромагнитное поле с вполне определенной скоростью. Присутствие в эфире газа, жидкости или твердого тела изменяет светоносные свойства эфира, иногда даже полностью препятствует распространению света или электромагнитной волны. Никакие вещества или предметы не препятствуют распространению гравитационной волны, из чего можно заключить, что длина волны гравитационных волн намного меньше размеров самых малых из известных нам элементарных частиц. Для того, чтобы прийти к этому выводу, не надо лично ставить какие-то эксперименты. Эти выводы самоочевидны для любого «думающего» человека, близкого к науке. Мне, во всяком случае, так кажется. Просто мало кто дает себе труд задуматься так глубоко. Столь же очевидно, что свет от звезд в космическом пространстве распространяется в любом из направлений с вполне определенной скоростью. И очевидно, что эта скорость не может зависеть ни от чего иного, кроме как от свойств того пространства, в котором в данный момент данный луч света распространяется. Известно, что свет порой летит многие миллионы и миллиарды лет. Разумеется, скорость света не может зависеть ни от скорости источника (который может к этому моменту уже исчезнуть) ни от скорости будущего приемника (который может в этот момент еще и не существовать). Этот пример более наглядный, нежели любой бытовой, но и в любом бытовом примере совершенно очевидно, что после того, как свет излучен и до того времени, как он был поглощен, свет не имеет связи ни с источником, ни с приемником. Между свечой и глазом имеется пространство, и свет от свечи к глазу доходить исключительно благодаря наличию светопроводной среды, и пока он проходит этот путь, свет не связан ни со свечой, ни с глазом. Следовательно, скорость света в данном случае не может зависеть ни от скорости свечи, ни от скорости глаза, а зависит она от чего-то более основательного. И этим основательным не может быть воздух, ибо откачка воздуха не препятствует распространению света. Следовательно, этим чем-то является объективно существующая светоносная среда. И тот факт, что Майкельсону не удалось определить скорость его интерферометра относительно этой среды отнюдь не доказывает отсутствия этой среды. Вот в этом Эйнштейн глубоко не прав. И те, кто ругает Эйнштейна за недостаточно последовательный отказ от среды, мне не единомышленники, поскольку я лично нахожу у него ошибочным сам отказ от этой среды, а его попытку вернуть среду я приветствую.