Жил один человек. К чему-то стремился, чего-то пытался в жизни добиваться, а чего-то даже и добился (так, по мелочи, конечно, но все-таки), а потом вдруг стал сочинять истории, сказки, притчи, ну, всякую ерунду. Небылицы, короче.
И оно ему как-то даже понравилось: и сам процесс, и продукция, если можно так выразиться. И накопилось у него этого барахла мелко исписанного - целый мешок. А что делать с этим мешком непонятно. Ну, показал он паре своих старинных знакомых, филологов. Один посмотрел, послушал, подумал, пожевал губами…
- Какое-то оно у тебя… трудное для понимания, что ли, - говорит, - это надо специального своего читателя найти. Или воспитать даже.
А другая, тоже филолог, та иначе считала:
- Оно какое-то все слишком цветистое, вычурное какое-то, что ли…
Ну, в общем, правильно сказали, подтвердили, то есть, опасения. Но если кто думает, что наш герой, Ганс-Христиан этот наш, от этого перестал писать, то он ошибается. Не перестал. Но, как и прежде, писал, как говорится, «в стол», а в данном конкретном случае – «в мешок».
А был он человек, ко всему, хоть, вроде бы, и творческий, а весьма скромный. И это свое графоманское увлечение не афишировал, так что даже и домашние его об этом его хобби – то помнили, а то, как бы забывали.
И случилось несчастье: весь мешок пропал. Сам-то он как раз в это время был в командировке, жена на работе, а во двор приехала машина собирать макулатуру. Ну, и дети, естественно, все, что они под эти словом понимали, к этому грузовичку и притащили: газеты старые, бумагу всякую ненужную, ну, и конечно, этот самый мешок. Между прочим, денег, которые они за эту коммерческую операцию выручили, им хватило на целых два мороженных, и еще немножко осталось!
И вот этот человек, когда он из своей командировки приехал и все узнал, и осознал, то он, конечно, сначала ужасно расстроился. Как, кстати, и каждый из нас на его бы месте расстроился.
Но, видимо, в отличие от нас, он был из-за этих своих бесконечных сказок и притч человеком… что ли, более мудрым? И поэтому он порасстраивался-порасстраивался, а потом подумал: «А может, ну их, те листочки, к лешему? Может, ничего там путного-то и не было? Чего ж оно тогда так прямо символически взяло все – и сгинуло? Будто его никто и не сочинял?»
Подумал так, и решил:
- А напишу-ка я теперь что-нибудь другое: не золотое, а какое-нибудь совсем простое…