Оставшийся

Семён Плоткин
                      Плоткин Семен

Оставшийся

Прошедшим со мной посвящается.

“Пожалейте меня, мне еще предстоит умереть.”
М. Светлов
               
                1
               

   Он упал, как марафонец, пробегающий последние метры, вытянув вверх руки со сжатыми кулаками, вместо красной ленточки финиша, уткнувшись грудью в асфальт. Лейтенант Грей посмотрел в бинокль и одной фразой сделал два заключения-“ Признаков жизни не подает, личное оружие не наблюдается”. Обычно лейтенант выражался еще короче, он говорил- “слушать смирно!”, “это приказ!”, “выполнять!” и велел позвать писаря.
   Писарь подполз на карачках, задирая зад. Присев пугаясь, он старался натянуть каску на уши. “Приготовь докладную о повышении в звании, посмертно”,- отчеканил лейтенант. “Доставь тело, тогда оформим”,- писарь прижался к земле, вздрагивая от далеких разрывов. “Тебе жалко, если вдова раньше на месяц получит к пенсии пару грошей?!”Попытка надавить на совесть не удалась,- ”Мне не жалко, но жены у него не было, а подругам не полагается”. ”Ну, тогда родителям, на старость”,- не сдался лейтенант. ”Он доброволец, его родители заграницей и у них просроченное гражданство. Прежде чем оформить пенсию, на потерю кормильца, они должны обратиться в министерство внутренних дел.”
 -Труп тащите! Спаситель отечества! - взвизгнул писарь, пятясь от разговора и пуль.
   Лейтенант Грей снова посмотрел в бинокль. Деревня ему не нравилась, она никому не нравилась. А ”марафонцу” было все равно, он вытянулся во весь рост на асфальтовой тропинке, тянувшейся по склону холма до первых домов. Асфальт крошился и из под него, когда стали падать мины, посыпался гравий.
-Идиоты,- закричал по рации лейтенант Грей,- Кто вызвал огонь!
Но минаметчики его не услышали, они работали на другой волне. Им доложили, что из деревни было оказано сопротивление и они отстрелялись по намеченым квадратам.
   Одна из мин упала рядом с ”марафонцем” и он дернулся, будто ошпарился. Еще полчаса назад он не был безымянным, у него было имя, фамилия и личный номер, которые писарь записал в блокнотик. ”Теперь ты стал армейским имуществом”,- шутя заключил писарь, пряча блокнотик в нагрудный карман гимнастерки. ”Марафонец” огляделся, присел где было место, достал из вещевого мешка початую бутылку водки, отхлебнул и пустил по кругу-”За знакомство! ”
-Будем здоровы!- ответили ему.
-И чтоб всегда стояло, - оскалился ”марафонец” , его призвали утром и он еще не понимал, что пережившие последнюю неделю люди хотели обед из трех блюд- горячий, сочный и аппетитный, хотели спать  до бесконечности и хотели душа с горячей водой, которая бы текла водопадом! А о женщинах, которые заливаясь слезами провожали их у мобилизационного пункта, никто не мечтал. Хотя нет! Одна влюбленная девица, распахнув кофточку, сорвала лифчик и махала им вслед уходящим колоннам с криком-”Я буду ждать тебя, Мартин! ” У неё была высокие груди каждая размером со спелую дыню и теперь кто-то иногда задумчиво произносил-”Счастливчик Мартин, сукин сын! ” или ”Бедным Мартин, враг не дремлет! ”   
    Так вот ”марафонца” прислали вместо Мартина, которому все надоело и который нажрался зеленых яблок в брошеном саду. Ночью у Мартина начились рези в животе и понос. ”Дизентерия,- поморшившись от запаха изгаженных штанов определил вызванный доктор,- Отправьте в госпиталь. Капельницу не ставить, для раненых не хватает! ”
-Под твою ответственность доктор!- закричал Мартин, корчась от колик и кусая землю.
-А те кого убьют сегодня, будут на твоей совести,- ответил доктор поглаживая свою академическую бородку. Только ему одному из офицеров разрешили оставить бороду и он очень этим гордился.
-Пусть помучается,- объяснил доктор лейтенанту Грею, когда они вышли из палатки,- его сегодня ждут белые простыни и чуткие санитарки.
   Но, Мартин не хотел ни воевать, ни мучатся он снял часы, отдал их санитару Рэму и Рэм вкатил ему физраствора на целый литр.
-Для хорошего человека не жалко,- сказал Рэм, прикрывая ладонью циферблат, чтобы увидеть, как фосфоресцируют в темноте  стрелки.
   С наступлением ночи должно было начаться наступление,- так объяснил притихшим солдатам приехавший из штаба полковник. Командованию надоело топтание на месте с бесконечными перестрелками и оно решило провести общевойсковую операцию с вертолетным десантом и танковыми клиньями, которые победоносно разорвут оборону противника, возьмут его в клещи и приведут нас к долгожданной победе. Согласно такому грандиозному плану подразделению предстояло  выдвинуться к скособочевшимуся хуторку, зажатому в лощине перед самыми стволами стянутой сюда бронетехники. Командование беспокоили подвижные группы противника, вооруженные противотанковыми ракетами, скрывавшиеся на заросших кустарником склонах. Это был какой-то особый вид кустарника, густой, высотой до двух метров, с жуткими колючками величиной с палец. И, самое удивительное, кустарник не горел. От одного снаряда выгорали столетние дубовые леса, а кустарник не могли поджечь напалмом!
-Вам необходимо закрепиться, прочесать  местность и обеспечить безостановочное прохождение главных сил,- отчеканил полковник,- Объявляю состояние сеюминутной готовности!
   Он сел в джип, водитель в холостую закрутил ключ зажигания. Джип сипел, но не заводился. Полковник поднялся, командуя: ”Раз-два, взяли! ” Солдаты продолжали сидеть на земле. ”Подтолкните! ”-продублировал приказ лейтенант Грей. Джип пробуксовал колесами в песке, водитель вращал баранку, стараясь нащупать твердую землю. Лицо полковника пунцовело над напряженными спинами в взмокших от пота гимнастерках. Им пришлось бежать метров триста. Наконец джип натужно взвыл и окутался дымом.
   Лейтенант Грей подождал пока солдаты вернутся, а потом негромко сказал- ”Всем спать! ”. Ему никто не поверил и еще несколько часов лагерь гудел разговорами, пока людей не сморил тревожный ночной сон. Кто- то предложил пари, что сержант объявит подъем под утро, когда будут самые сладкие сноведения. 
   Солдаты  проснулись сами от того, что солнце стояло в зените и стало припекать. У колонки с водой образовалась очередь- работали парами один качал насос, а второй кряхтел от удовольствия пил и обливался, обливался и пил, пока ему не начинали кричать, что хватит, надо совесть иметь- другие ждут. Праздник прервали резкие свистки сержантов- пришли грузовики, крытые брезентом. Брезент был новый, плотный, непорезаный с металлическими кольцами для шнуровки. Люди залезали вовнутрь и их закрывали.
-Или чтобы не видели, что нас везут, или чтобы мы не видели, куда нас везут, - разумно рассудил молоденький солдатик с весенним именем Май, приплюснотым пуговкой носом и ярким румянцем на щеках. Было удивительно и радостно видеть среди посеревших, осуновшихся лиц такую сияющую физиономию молокососа. А еще у Мая сохранился флакончик одеколона и он приятно выделялся в общем дурмане.   
   Грузовики ехали долго и некоторых стало мутить.
-Алло! Хватить рулить! Тут людям плохо!- застучали по крыше кабины.
Машина остановилась. Сержант откинул брезент-”Выходи! Приехали! ” Остальные грузовики стояли поодаль. Фургончик интендантской службы пристроился за ними, он привез  ”марафонца” и картонные коробки с сухим пайком. Коробки сгрузили, разделили и оказалось, что на четырех человек приходится три банки консервов- тушенка, сардины и кукурузные зерна. Бумажный пакет томатного сока, липкий комок медового пряника в вакуумной обертке и молитвенник достались каждому.
-Почему не привезли горячего обеда?! Где полковая кухня!- стал кричать лейтенант Грей. По наивности, он не понимал, что в период войны связь и снабжение осуществляются только в одном направлении- к передовой. В газетах, которые привозили пачками, сразу за несколько дней, так и писалось-”Все для фронта! Все для победы! ”.
   Не получив ответа, лейтенант Грей бережно достал из футляра трофейный бинокль, доставшийся отцу на прошлой войне, и старательно протел линзы ветошью. Так делал лейненант всегда, когда приходилось думать, не имея конкретного распоряжения. ”Разрази меня гром, если я что-нибудь понимаю в топографии”,- чертыхась, пробормотал он фразу из книжки, прочинанной в детстве об искателях приключений и бриллиантнов. Ни танков, ни лощины, ни даже кустарников не было видно- лысая равнина и на пригорке, казавшаяся брошеной, деревенька.
   От консервов началась икота. Санитар Рэм, закусив рукав гимнастерки, стал перелистывать молитвенник, согласно кивая головой. Розовощекий Май посмотрел на него, повертел свой, прочитал отпечатанное на обложке: ”издан на средства коммерческого центра ”Глобус» при поддержке концелярии премьер министра” и бросил в придорожную канаву со словами- ”Эти нас не спасут”.
-А кто тебя спасет, если мина сверху жахнет?- спросил Рэм. Май пожал плечами, положил под голову вместо подушки пустой пакет из под томатного сока, закрыл глаза и сказал: ”Мама просила меня беречь себя и не лезть на рожон. Я ей обещал. ”
   К ночи появился посыльный с пакетом для лейтенанта Грея. Лейтенант расписался в получении и сорвал сургучевые печати.
-Нашей роте поручено занять вон ту деревеньку,- поделился он приказом с доктором.
   Лейтенанту Грею было приятно, что ученый человек вежливо слушает его, после школы отслужившего срочную, поступившего по целевой программе ”демобилизованных- к станку”  в ремесленное училище,  но вместо завода отправленного на ускоренные офицерские курсы, а оттуда скоропалительно выпущенного на фронт. Доктор обычно молчал, с тоской вспоминая затемненный кабинет со светящимся экраном. Он был рентгенологом и лучше представлял переломы и кровоизлеяния в мозг на черно-белых снимках, без крови и страданий.
   ” Вы лейтенант медицинской службы,- объяснила ему, зрелому мужчине, смазливая восемнадцатилетяя девчонка со значком инструктора ,- врач общего профиля. ” Его охватил ступор. Пытаясь собрать в единое крупицы памяти и логики, он сипло выдавил из себя:  ”Нет, здесь что-то не так, я не могу им быть. Мне обещали место в операционном блоке полевого госпиталя или руководство передвижной флюрографической станцией! Позовите Вашего начальника! ” У инструкторши были крепкие нервы и опыт уламывать недовольных. Не повышая голоса она скороговоркой ответила по всем пунктам- ”Решения о развертывание военно-полевых госпиталей не принято. Руководитель медслужбы укрепрайона находится на совещание и обсуждать с вами чьи-то легкомысленно данные обещания не будет. Вас ждет маршевая рота, её врач прислал справку о воспалении мениска”. Доктор тоскливо вспомнил, как жена, когда он по утрам с удовольствием потягивался, похрустывая косточками, говорила, что это отложение солей в суставах и надо проверится.
   У него был приемничек на батарейках. Вытянув антенну, он слушал новости. Если говорили-”наши мужественные воины, преодолевая сопротивление, достигли новых рубежей” или ”представители третьих стран ведут интенсивные переговоры”- то ему начинало казаться, что вот-вот война должна окончится. Но обычно говорили-”идут затяжные бои”, ”в госпиталя поступают многочисленные раненые”, ”посредникам не удалось достичь компромисса”- и он сникал, понимая безнадежность ожидания.
-Я надеюсь вы умеете накладывать жгут и делать перевязки,- поделившись своей историей с санитаром Рэмом, спросил доктор. По радио в это время говорили о ”характерных для нынешней войны” ”проникающих ранениях”, ”ампутациях” и вопрос прозвучал удачно.
-У меня закончились ампулы с физраствором,- признался санитар Рэм.
-Ну и что,- пожал плечами врач,- они нам не понадабятся. Выживут те, кто получит легкую царапину, а остальным, как судьба распорядится.
Санитар Рэм суеверно поплевал через плечо и отошел.
-Не шутите, доктор,- сказал лейтенант Грей,- Людям предстоит идти в неизвестность, а вы говорите такие вещи.
   Врач опять пожал плечами, он не стал объяснять, что сказал то, что думал. Инструкторша, подавив его волю, дала короткий инструктаж. ”Нынешняя война имеет некоторые особенности,- заученным тоном произнесла она,- мы столкнулись с непредвиденными сложностями при эвакуации раненых. Огневое противодействие противника ограничело использование санитарной авиации почти до нуля, а загруженность подъездных путей припятствует движению амбулансов. Кроме этого категорически не рекомендуется концентрировать пострадавших в одном месте во избежании массового поражения. ”
- А мне как поступать?- спросил он,- Собирать нельзя, увозить нельзя... Бегать по полю из конца в конец от раненого к раненому и щупать пульс пока он у них есть?!...Вы себе противоречите...
-Доктор! Я довела до вашего сведенья, а решение принимать будете вы.  Поступайте согласно обстановке.
-Им нечего нам сказать!- вдруг ясно осознав всю глубину кошмара воскликнул врач.
-Почему?- удивился лейтенант Грей,- По сведениям разведки, деревня противником оставлена. Кроме того в пять часов утра авиации произведет ракетно- бомбовый удар.
   Он поднялся на придорожный валун и поднял руку. Недаром его прозвали лейтенантом Греем, нечто пиратское виделось в его ладной, коренастой фигуре, русой щетине на лице, а те кто подошел поближе могли заметить в  мочке уха дырочку для сережки. В архивах войны, спрятаных в глубине забетоннированных подвалов должно сохранится личное дело этого человека с перечислением событий в которых он участвовал, списком поощрений, и назиданий, но для тех, кто тогда стоял рядом с ним он был просто лейтенантом Греем. И в воспоминаниях своих они назовут его лейтенантом Греем и дознаватели из военной прокуратуры скажут ”Какая чушь! В списках личного состава такой не значится. ”
-Выступаем!- зычно произнес лейтенант Грей,- В колонну по двое становись! Я и рядовой Май открываем движение, доктор и Рэм замыкающие.
-Строится! Строится!,- засвистели сержанты.
   Маленький черный солдатик в черной вязаной шапочке, проходя, вежливо поинтересовался у доктора: ”Вы жить хотите? ”
-Конечно!- доктор уже перестал чему-либо удивляться, но простота заданного вопроса поразила его.
-Тогда снимите погоны и помажьте лицо грязью или гуталином.
-Зачем?
-Если будет снайпер, Вы не будете первым,- солдатик натянул шапочку с аккуратными разрезами для глаз, носа и рта на лицо и встал в строй.
   Из-за волуна, как чертик на пружинке, выскочил верткий человечек в крысинного цвета жилетке со множеством оттопыренных карманчиков, сумкой-сундучком на широком ремне с выведенными большими буквами словом: ”PRESS”. Резко оглянувшись вправо- влево, человечек присмотрелся, вытащил из сумки фотоаппарат и нацелился на солдат широким телескопическим объективом.
-Нет- нет!- подскачив к нему, лейтенант Грей ладонью прикрыл синеватый, оптический зрачок.
-It's my job!- запротестовал человечек,- You can't...
-Здесь я могу все,- внятно произнес лейтенант Грей,- Военная зона. Понимаешь? Фарштейн? Хочешь чтобы я засветил пленку или отобрал камеру?
-O no, no,- запротестовал человечек,- You can't...,- но быстро исчез.
   Всякое движение, даже самое великое, начиналось или с малозначимого слова или с первого, короткого шага. Лейтенант Грей не сделал ни того ни другого- он махнул рукой и, придерживая у бедра короткий командирский автомат, побежал вперед строя. Солдаты как бы нехотя потянулись за ним, ступая в разнобой. Хотя деревня казалась близко, идти пришлось достоточно долго, многократно присаживаясь и прислушиваясь. Ночь была черная, ни огонька, и не понять, что под ногами то ли темнеет, то ли белеет- камень или яма. Ты один всеми оставленный, брошеный и забытый, и только приказы время от времени передаваемые по цепочке свистящим шепотом, да чертыханье спотыкавшихся и оступившихся напоминали об обратном.
   Далеко в небе плавали, угасая, осветительные бомбы. С холодящим кровь свистом, над головой, оставляя за собой серый дымовой след, пролетали ракеты, вспыхивая за горизонтом дрожащим, фиолетовым заревом. От постоянных далеких разрывов, пугающим утробным гулом отзывалась земля.
   Лейтенант Грей расчитал верно и к рассвету его рота подтянулась к деревне, укрывшись за стеной разрушеной фермы. Бурая голова мертвой коровы торчала из развала. Незрячие покорные глаза смотрели на людей, вокруг ноздрей роились мухи. От нервов, нехорошего предчувствия и лежания на холодной ночной земле, знобило.  ”Марафонец”» одним глотком прикончив содержимое бутылки, швырнул её на камни. Протяжно звякнуло разбитое стекло.
   Почва, предвещая недоброе, качнулась. Перед крайним домом с разбитой вывеской, выросли два высоких ватно- белых гриба, а затем лопнул воздух преодоленного звукового барьера. Лейтенант Грей не стал выходить через распахнутые ворота фермы, а пригнувшись пролез через проем в стене и поманил пальцем- по одному за мной!
   Стрелять начали сразу, словно, с присвистом вырывающегося воздуха, мгновенно лопнуло множество воздушных шариков.
-Назад!- закричал лейтенант Грей.
-Ложись!- закричал лейтенант Грей, а ”марафонец” не понял, его призвали утром и еще он хлебнул лишнего. Он побежал вперед. Он бежал бесконечные десять секунд, а потом его будто подтолкнули в спину и он упал.
-Плохи наши дела,- вслух сказал солдатик Май то, что все уже поняли. Он перевернул одну фляжку, другую, но ни одна капля не вытекла из них.
-Дело швах,- согласился с ним санитар Рэм,- Без этого нам уйти не разрешат.
”Марофонец” не реагировал, он не мог догадаться, что говорили о нем.
-А те не дадут,- добавил солдатик в черной шапочке, -догонят.
Засевшие в деревне молчали. Может сожалели, что стрелять начали слишком рано, может берегли патроны, а может уползали к себе в тыл. В последнее никому не верилось, хотя всем хотелось, чтобы враг ушел.
   Послушав рацию, лейтенант Грей подсел к доктору.
-Наш полковник желает победы и белую кобылицу для парада?- уткнувшись подбородком в колени, спросил доктор.
-В штабе не хотят ждать ночи,- негромко поделился лейтенант Грей,- Требуют  атаковать немедленно.
-Для кого-то безымянная деревня важнее конкретных человеческих потерь,- обреченно подытожил доктор. Его мучили мысли о себе, семье и смысле жизни.
   Лейтенант Грей не имел склонности к релаксации и философии, он имел  приказ, а приказ надо было выполнять. У двадцатилетних другая градация человеческих ценностей.
-За мной,- скомандовал лейтенант пулеметчикам и лично расположил их на флангах, определив сектр ведения огня. Потом он собрал солдат, тащивших в трубках, похожих на чертежные футляры, ракетные комплексы и каждому показал цель. Оставшихся лейтенант Грей разбил на штурмовые группы, ногтем, с черной каемочкой грязи, обозначив задачи на глянцевом снимке аэроразведки.
-Заняв дом, выставляете наружное наблюдение у окон. Без причины по комнатам не перемещаться. Отдыхать и спать только во внутренних помещениях.
Лейтенант Грей должен был еще сказать о правилах поддержания связи и о том, кто примет командование в случае его ранения или гибели, но он этого не сделал.
-Будете ждать нас здесь,- произнес лейтенант над скрючившимся доктором, и тот покорно пошевелил головой принимая это, как еще один шанс выжить.
   Солдаты обступили санитара Рэма скороговоркой прочитавшего молитву. ”Аминь”,- нескладно и негромко вторили ему.
-Он с нами,- заключил санитар Рэм и поднес молитвенник к губам.
-Он с нами, а мы здесь,- добавил солдатик Май и застегнул каску. Как самому молодому, лейтенант Грей поручил ему объявить об атаке.
   Залп грянул, деревня окрасилась языками пламени, будто дракон из детской книжки выдохнул на неё сразу из трех голов.  Вокруг все затарахтело, защелкало, пополз удушающий газ,- неудачно брошенная дымовая шашка упала под ноги выскочивших первыми. Задыхающихся, с посиневшими лицами, их за ноги оттащили назад.
-Адреналин! Стероиды!-воскликнул доктор,- Где кислород?!
-Баллон с кислородом не положен! Он взрывоопасен!- закричал санитар Рэм. Пострадавших били судорги и он не мог попасть в вену.
   Доктор, будто раздувая костер, стал махать подобраной картонкой с полустертыми вражескими письменами. Раненые хрипели, пена на надкусанных губах окрасилась кровью. Доктор опустился на колени и через носовый платок попытался сделать дыхание рот в рот. Санитар Рэм достал трубки для интубации. Со стороны казалось, что они пытаются загнать в горло кол.
-Отек,- безнадежно сказал доктор, смахивая пот со лба, - Не проходит, надо добавить стероиды.
   Рука лейтенанта Грея каснулась его плеча: ”Отставить! Их сейчас отнесут под кусты, на свежий воздух и они придут в себя. Где ваше  оружие? ”.
Доктор стал рассеянно шарить вокруг себя.
-Остаетесь охранять раненых,- приказал лейтенант Грей,- Рэм со мной.
”Да-да, конечно”,-доктор поднялся, держа автомат за ствол. Другой рукой, неумело, он попытался отдать честь. Лейтенант Грей, четко отсалютовав ему, вернулся к лазу в стене.
   Слабый ветерок, шевеля жидкую поросль, тянувшийся по склону, раздул дымовую завесу на высоту человеческого роста.  Побежали разом все, высоко и протяжно крича –”А-А-А”. Врут, когда говорят, что этот крик пугает врага и добавяет храбрости, кричат, чтобы заглушить свой собственный страх-” А-А-А-ма-ма-А-А-А”. А когда стало совсем страшно и рядом, в молочной пене, кто-то дико заорал, разрываемый болью, все скатились в воронку от бомбы оглядываясь друг на друга ошалевшими глазами и хватая воздух короткими прерывистыми вздохами.
   Тот, кому не повезло, продолжал орать совсем рядом.
-Поймал пулю и упал в соседнюю воронку,- догадался Май.
-Что он кричит?- спросил санитар Рэй.
-Кажется, ”ой не могу”,- напрягшись, предположил Май, а скорее просто сказал, чтобы сказать. Попробуй разбри звуки, отупевшим и оглушенным в сплошном грохоте и визге.
-Надо перетащить его к нам,- предложил санитар Рэм. Несколько раз киднули сцепленные пряжками ремни, но никто не попытался ухватиться за них.
-Тогда я пойду,- безнадежно сказал санитар Рэм.
-Ага,- согласился Май.
   Если бы похороны были в тот день, то Рэм получил бы высшие военные почести- караул в белых перчатках, венки и последнее слово высокого чина над свеженасыпаным холмиком.  ”Солдат Рэм, - зычно и печально прозвычало бы над застывшим строем,- был отличным другом, прекрасным товарищем и замечательным человеком, до последней минуты своей жизни преданый долгу и присяге. Его жизнь оборвала вражеская пуля, когда он, верный идеалам гуманизма спешил на зов раненого даже не зная- свой он или чужой. ”
   Санитар Рэм не получил прощального салюта, пропела шрапнель, осыпав всех комками сухой, красноватой глины, и он неуклюжей тряпичной куклой повис на краю воронки. Снизу были видны толстые подошвы его башмаков с новенькими набойками.
-Предусмотрительный,- оценил Май,- собирался пройти в них не одну войну.
   Тот, кто орал по соседству тоже затих. Не известно как свалившаяся сюда маленькая, не больше булавочной головки, божья коровка попыталась ползти наверх, а потом расправила крылашки и улетела.
-Мы остались одни,- подытожил солдатик Май, - ночью надо будет пробраться в какой-нибудь дом и ждать.
-Чего ждать?
-Когда за нами придут.

                2

   
   Протоптанная между толстенных корневищ, тропинка вела вдоль озера. Солнце еще не взошло и неподвижные вековые сосны замерли в серебристо серой воде. Легкий ветерок покачивал в воздухе печальную мелодию губной гормошки- одинокий рыбак, скрытый в тростнике, ненадеясь на большой улов, развлекал себя.
   ”Звенит тишина”,- громко сказал старик, грубообструганной палкой вороша на заболоченных кочках кустики, высматривая ягоды,- Вот, вот и вон там...
Шедший рядом с ним мальчонка послушно наклонялся, собирая скудные дары леса в пластиковое ведерко.
-Я даже не знаю, что страшнее,- старик вернулся к своим мыслям,- когда вокруг все рушится или когда тихо.
-Когда тихо,- объяснял он,- Ты начинаешь слышать, а когда ты слушаешь, то думаешь, а когда думаешь, то понимаешь... А Май был умным, он понимал все сразу...
Мальчика не интересовало старческое бормотание. Он  отстал, засунул в рот горсть ягод и, довольный, раздул щеки, похрюкивая от удовольствия.
-Я человек с юга,- продолжал старик,- я привык к теплу, арбузам, пальмам. Это Май своими рассказами влюбил меня в север. Здесь совсем другой воздух, особенно после дождя. И зелень, много зелени. Я когда приехал сюда в июле не поверил- совсем не было желтого цвета! Листва не чахнет на солнце!
   В конце тропинки, где деревья расступались, открывая подход к купальне, стоял черный джип. Первый солнечный лучик, боязливо выглянув из-за пасмурных облаков, желтоватой звездочкой вспыхнул на черном вороном крыле.
-Теперь ты понял, почему я не люблю тишину,- сказал старик,- Тихо- тихо, а она приехала. Зачем? Нам ведь хорошо вдвоем. И мне с Маем хорошо было.
   Присев на подножку джипа, широко расставив ноги, курила молодая женщина в пятнистом костюме цвета хаки, перехваченным широким ремнем, и высоких ботинках на шнуровке.  Белесые прожилки табачного дыма медленно завивались над её собранными в конский хвост светлыми волосами.
-Здравствуйте голубки мои,- придавив каблуком окурок, поднялась женщина,- Гуляют ни свет ни заря. Простыть не боитесь?!
-Я уже ничего не боюсь,- проворчал старик, придерживая за плечо внука  синеватой от холода ладонью,- И вставать надо рано, чтобы день не проспать. Так Май говорил...
-Май, Май,- насмешливо передразнила женщина,- На улице август, а от тебя только и слышишь Май да Май...
   Старик, как жалюзи, складка за складкой, опустил веки, закрывая глаза. Май тряс его за плечо-”Вставай, вставай, день проспишь! ” Просыпаться не хотелось, во сне было спокойно, тепло и сыто.
-Поднимайся!- настаивал Май.
   Сквозь сознание постепенно прорезалось легкое пощелкивание пальцев. Щелчки становились сильнее и громче- уже не пальцы отсукивали ритм, а доски, сбрасываемые из штабелей на землю. Понимание действительности возвращалось, сжимая сердце и обручем под каской стягивая мозги.”Стреляют?”- ему показалось, что его вымазали гипсом и теперь гипс засыхал,сковывая конечности и сдавливая лицо посмертной маской.
-С пробуждением,- приветливо улыбнулся Май.
-Мы одни?- голова гудела, будто зубилом раскалываемая от переносицы на две половины. Неведомая сила тянула левый глаз наружу. Тоненькая ниточка нерва, зацепившегося где-то  в черепной коробке удерживала его, не давая взлететь воздушным шариком.
-Без него- да,- показал Май за спину на плакат- счастливый мужик, источая оптимизм и здоровье, растопырил два пальца-”V”.
-Чему он  радуется?- слова выжимались по слогам сквозь слипшиеся губы. Превозмогая боль, он пошевелил  онемевшими конечностями и вскрикнул- будто множество иголок мгновенно впилось в тело.
-Если хочешь жить- двигайся,- назидательно произнес Май.
Взвыв, он собрал все силы, перевернулся на бок, перевалился на живот, подтянул под себя колени и, упершись кулаками в пол, встал на четвереньки. Глаз отпустило, тяжесть из головы медленно перетекала вниз.
-Уже лучше?- спросил Май и сунул под нос склянку с противным запахом нашатыря.
Он чихнул, сел, скинул каску и пристально посмотрел перед собой, переводя взгляд то на Мая, то на жизнерадостного весельчака на стене, пытаясь оценить и определиться. На войне люди рано стареют. Когда-то розовощекий Май помрачнел,  ссутулился, стал немногословным, - ”Есть виктория, а есть виагра. Этот принял и доволен.”      
   Одна таблетка и нет проблем, а ”марафонец” получил пулю. Его можно было видеть  украдкой выглянув на улицу, ухватившись за подоконник. Над окном висела разбитая вывеска с красным крестом и треснувшими буквами-”pharmacy”.
-Мы в аптеке,- остановил его Май, ухватив за поясной ремень,- Лейтенант Грей приказал не высовываться!
-Отец, - громко позвала молодая женщина,- мне надо с тобой поговорить.
-Да, конечно,- глаза открылись, незряче застыв между бурыми пятнами на костюме,- Нам тогда ”масхалаты” не выдали .
-Сейчас все так носят,- отмахнулась женщина,- практично, не пачкается...
-Одинаково подходит вне пола и возраста,-согласился старик,- Я читал в газетах- ”Все равны в труде и обороне”, ”нас флаг зовет”, ”мы встанем в общий строй”...- забормотал он заголовки. 
-Чтоб тебя не раздражало,- женщина скинула куртку, ставшись в короткой маечке, облегавшей плотную фигуру. По-мужски выраженный бицепс охватывал орнамент татуировки.
-Счастливчик Мартин, сукин сын,- неожиданно весело сказал старик.
-Отец! Моего парня зовут Марти! Марти! Без дурацкой ”н”. Он классный, он нас любит!
-Конечно классный парень, счастливчик Мартин.
   Мальчишке надоело противостояние взрослых, он потянул старика за руку,- ”Пойдем, ну, пойдем!”
-Сиди и терпи,- сказал Май, ногой пододвинув картонную коробку,- лучше займись делом. Выбирай те капсулы на которых написано-”антибиотик”, остальные- выкидывай от греха подальше. У тебя ведь нет диабета или гипертонии?!
-Вроде нет.
-Если выживешь, то не будет! Доктор сказал, после стресса не болеют и живут почти вечно.
-В памяти у народа,- он повертел непослушными пальцами алюминевую пластинку,-Снотворное оставить?
-Нет. Сон, это иллюзия. Нам иллюзии не нужны,- Май, шевеля побелевшими, потресковшимися от сухости губами, читал этикетки и пробовал на язык содержимое всяких флакончиков и склянок,- ”Нам пожевать надо и запить нужно. Антибиотиком будем питаться и дезенфицировать нутро. ”
-Ты всю жизнь идешь за кем-то,-говорила женщина, стараясь поспеть за ним,- Вот сейчас, почему ты позволяешь ему уводить себя в середине разговора?!
Старик согласно кивнул, покорно шагая за внуком, как за поводырем.
-Из-за тебя меня в прошлом году вызвали в школу! Представь - он, при директоре, при проверяющих из отдела культуры, на уроке патриотизма и мужества рассказал, как вы, с этим Маем, опрожнялись в помещении!
”Где ты был, сын мой? На войне, Господи!- молитвенно качнувшись, речитативом проговорил старик,- Что ты делал, сын мой? Я срал в окопе, Господи! ”
-Перекись водорода распадается на кислород и воду, правильно? - спросил Май.
-Я не знаю, не помню... Я не помню...
 -Тогда оставим перекись обтирать лицо и руки, а туалет у нас будет в том углу, за ширмочкой.
-С тобой просто невозможно говорить,- женщина остановилась и присела на широкий, обезображенный распилами всех сторон, пень,- Начитался разных глупостей.
-Писатель был там,- возразил старик,- У него есть медаль за войну и премия по литературе.
-А ты?! Ты был там или воевал?! Ты ведь даже ни разу не выстрелил!
-Смир-но!- скомандовала инструктор и прошлась вдоль строя. Она была некрасива- скуластое рябое лицо под каской с крылошками, широкая фигура с непропорциональным задом в армейских штанах, похожими на галифе, но все смотрели на неё и её было приятно,-Прослушайте инструкцию поведения на огневом рубеже. Первое- смушать мои команды!
Она опять прошлась и головы повернулись за ней.
-Вам дано пять патронов и еще пять патронов. Повторяю! По моей команде вы выдвигаетесь на линию огня,- она показала туда, где трактор, пыхтя дизелем, заканчивал работу, взбираясь на насыпь огораживающие стрельбище.
-По моей команде, из положения лежа, снимаем оружие с предохранителя! Целимся и производим первые пять выстрелов.
Строй не спускал глаз с её, очерченную гимнастеркой, груди. Она заговорила после глубокого вдоха, почти нараспев растягивая слова,- ”По моей команде подходим к мишеням. Оружие держим стволом вперед и вниз. Не хихикать! На соседа не оборачиваться! Я делаю каждому коррекцию прицела,- стоящий во второй шеренге Мартин, что-то сказал и вокруг прыснули от смеха. Инструктор осеклась.
-Будем играть в молчанку?- через некоторое время спросила она.
-Все молчишь?!- повторила женщина,- Ты, сам, стрелял?
-Да. Пять выстрелов в молоко, а потом еще пять, но к мишеням мы больше не подходили. Вот и вся ”коррекция прицела”. Счастливчик Мартин, сукин сын!-старик рассмеялся коротким, сухим смехом,-Когда его увезли с поносом я дал ему бритву и он оставил мне свой автомат, облегченный, со складывающимся прикладом. Из него я уже не стрелял.
   Старик проверенным движением оперся о трость- держала крепко и рукоятка гладкая, отполированная, мушка прицела не цепляла за рукав. Молодые деревца дружелюбно покачивали перед ним листвой. Дернув кадыком, он протолкнул через горло густую мокроту.
-Надо идти,- сказал Май.
-Куда?
Из окна были видны солдаты в синих касках с респираторами на лицах и в резиновых перчатках. Они подняли ”марафонца”и завернул его тело в черный полиэтилен, а потом пошли туда, где лежал Рэм и тот, который орал из воронки.
   Он наваливался на автомат, пытаясь нащупать им точку опоры. Перед глазами расплывались мыльные цветные пузыри и тошнило. Май шел сам, передвигая не сгибающиеся в коленях ноги, спотыкаясь о стабилизаторы минометных снарядов.
   Похожий на индуса, в высокой чалме, без маски, видимо главный, ступая с опаской короткими шагами, приблизился к дому. Вид двух привидений не удивил и не испугал его. Пухлые губы на смуглом лице растянулись в приветственной улыбке-"Morning. How do you do?" Май, громко всхлипнув, заплакал без слез.
-День будет теплым,- старик задрал голову. Деревья словно дышали, то сближаясь, то расходясь кронами.
-Бедняга!- ласково сказали на контрольно- пропускном пункте заботливые девушки-военнослужащие и налили из термоса чашку бульона, а Мая оставили стоять у стены комендатуры под охраной безусого паренька.
Май, скребся, медленно сползая по стене.
-Нельзя!-закричал паренек,-Не двигаться!
    Солдаты в респираторах перегрузили тела погибших в знакомые по предыдущей поездке грузовики с брезентом. Закончив свою печальную работу, они, по команде индуса, выстроились в линию слева от него. Индус, оттянув носок, шагнул вперед, молодцевато приставил каблук к каблуку и отточенным жестом вздернул руку к чалме. Постояв минуту, он сделал чеканный полуоборот и отдал честь Маю.
-Пошли,- охранник подтолкнул Мая автоматом.
Май, подчинившись, качнулся, мотнув головой, и обернулся, беспомощно ища сочувствия.
-Как ты воевал, без оружия?!- громко спросил, обвиняя, сопровождавший индуса капитан военной полиции,- таких как ты по закону военного времени...
-Эй,- старик протянул руку,- Май...,-и раскашлялся.
    Забеспокоившись, он поперхнулся бульоном, и, скрученный судорожным приступом, свалился на пол.
-Ты не волнуйся,- засуетились солдатки, стараясь подмышки поднять его и усадить на табурет,-Все хорошо, все закончилось.
-Нет, нет,- не соглашался старик.
-Началось,-вздохнула женщина. Сквозь пышную листву пробился лучик солнца и она прищурилась,- Так какой ты герой?! Отсидел две недели в аптеке.
-Тринадцать дней,- поправил старик.
-Точно, тринадцать дней и пару часов, герой,- капитан военной полиции вернул солдатский жетон,- Сейчас тебя отвезут на отдых в санаторий. Будешь поправлять здоровье.
-Здоровье...- эхом повторил старик и назидательно произнес заученную фразу, - у меня необратимые изменения после сильного шока.
-Мне дали пенсию и льготы,- он негнущимися пальцами извлек из нагрудного кармана красную корочку с теснённым гербом. Квадратный листок, похожий на талончик, выпал и, плавно кружась, устремился к земле. Женщина подхватила его.
-Это не болезнь, это- состояние...
-Посттравматический синдром,- расправив листок, прочитала женщина,- приглашение на профилактический прием в реабилитационный центр.
-День добрый,-холеная дамочка с прической "одуванчиком", покрашенная под цвет красного дерева, неуютно поежилась, недовольно дернув шеей- грубая, простроченная толстыми швами, форма стесняла её, давил негнущийся воротничок.
-Тоже ополченка,- определил чернявый солдатик, бубликом скатав на голове свою черную шапочку,- из лекторской группы. Комедь ломать будет, рассказывать о пагубных последствиях случайных связей.
Солдаты, довольные, что день начался не с муштры или хозяйственных работ, по-турецки расселись на лужайке под растянутым между деревьями тентом. Для дамочки принесли стул с выведенной масляной краской на спинке-"1А".
-Ко мне, пожалуйста, поближе,- попросила она. Все шумно пошевелились, но никто не двинулся.
- День добрый,- снова сказала дамочка и посмотрела на свои ногти, беспокоясь о маникюре.
-Тема нашей беседы,- подсказал ей чернявый солдатик.
-Да, сегодня мы побеседуем,- согласилась с ним дамочка,- о вас, о ваших страхах, ваших заботах, я хочу, чтобы вы выпустили пар ваших переживаний...
-Желаете открытого общения?- поинтересовался доктор.
-Да,- оживилась дамочка, нащупав правильное начало диалога,- но мне важны не только ваши индивидуальные проблемы мне важно понять, что вас волнует, как коллектив,- она описала круг обеими руками,- как единое целое, которое должно функционировать в экстремальной обстановке.
-Так вы социальный работник,- неожиданно обрадовался чернявый солдатик,- Только я предупреждаю- в опросах не участвую, анкеты заполнять не буду.
-Не социальный работник, а психолог!- с достоинством поправила его дамочка,- я защитила докторат о влиянии урбанизации на современное общество.
-Понятно,- сказал доктор, ему снова стало грустно.
   Вчера он позвонил жене, признавшись- " Я отупеваю. Я соскучился по тебе."
-Когда тебя наконец отпустят?- сурово спросила жена.
-Не знаю, но я могу звонить каждый день. Нас поселили в деревне, в приходской школе со сквериком. Это даже не скверик, а настоящий парк,- он попытался дать ей понять, что все хорошо, а могло быть и хуже.
   Она примчалась к ночи, привезя широкую пляжную подстилку, несколько двухлитровых коробок с мороженым и пакет одноразовых ложечек. Солдаты разлеглись веером выбирая, как кашу, из общего котла, сладкую, подтаявшую массу. Доктор с женой сидели в стороне на большом пне, подобные двум влюбленным, молча любующихся закатом. Пропел горн. Доктор поднялся и помог жене встать. "Построение перед отбоем",- объяснил он ей.
-Свидание окончено,- сказала она,-Это тюрьма?
-Нет. В тюрьме- все принудительно, а здесь- добровольно, по воинской повинности.
   Старик опустил голову. Подсматривать не хорошо, а он стоял за ними и видел, как они, прижимаясь друг к другу, целовались, попадая губами в нос, в глаза, в подбородок, сливались губами, и наконец замерли, боясь расстаться. Бывает же любовь без криков и ударов бабкиной серебряной супницей по столу?!
   Старик поднял голову. Женщина стояла перед ним, ожидая. Он тогда подошел к ней. Она лежала в кроватке, улыбаясь своим детским снам. Ему захотелось поднять её высоко над головой, потормошить. "Т-сс. Не буди",- по-змеиному, свистяще прошипела жена. Она держала его за руку, несчастная, растрепанная, с заплывшими со сна глазами. Не закрывая за собой входную дверь, топтался порученец, деликатно заглядывая в список адресов, куда еще предстояло заехать. Обреченно взмахнув руками, он потянулся к жене- обнять. "Иди,- она оттолкнула его от себя, застиранная ночная сорочка съехала на плечо,- Иди же ты, наконец. Мы как-нибудь справимся."
   Старик ткнулся головой вперед и оступился. Перед ним никого не было. Никто не подставит ему лба, рук, плеч. Пустота. Вокруг одна пустота.
-Пошли, солдат,- доктор, по-дружески приобнял его за плечо, подтолкнув,-Чтоб неприятностей не было.
-А чё?- он ответил бодро,-Нам боятся нечего. Нас дальше передовой не пошлют,- и почувствовал накипающее внутри желание закричать, чтоб все услышали, о Мае, ставшем самым настоящим другом, которому он теперь ничем не может помочь.
-Хочется верить, что свое мы уже отвоевали,- осторожно предположил доктор.
-Нас дальше передовой не пошлют,- повторил старик и снова испугался своих слов.
-Нет, ты не вернулся,- плакала жена, тыльной стороной ладони стирая с лица слезы,- Ты там, со своим Маем. Ты не с нами, не со мной. Я не могу жить с человеком, который не знает, что он хочет, который не знает, что у него болит, который ничего не может. Ни трахнуть, ни стукнуть!- голос у неё осекся,
-Я глотаю таблетки, капсулы,- оправдывался он, загибая пальцы, как провинившийся школьник,- капаю по десять капель шесть раз в день, клею на виски вонючий пластырь. А еще в меня колют иголки и мне массируют плечи и пятки.
-Зачем?! Нет для тебя лекарств.
-Вот Май тоже не велел,- согласился старик,- а я принимал всякую гадость. Хотел чтоб помогло. Хотел чтоб у нас с тобой, с твоей мамой была семья.
   Женщина поманила сына и, прижав к себе, тихо и ласково говорила, загадочно улыбаясь. Мальчонка, согласно, радостно кивал и смеялся, когда она губами щекотала его.
   Короткий, но сильный порыв ветра пробежал по зарябившей листве. "Все вранье,- быстро шепнул на ухо Май,- Прошлого нет и будущего тоже нет. Есть реальность. Мы существуем только здесь и только сейчас".
-Я устал... Я устал...,- прохрипел старик и застыл с открытым ртом, недоговорив. Слово, то ли "жить", а то ли "ждать", застряло у него поперек гортани. Запнувшись, он побоялся выдавить его наружу.
   Листья успокоились, с легким шелестом, привычно пристраиваясь друг к другу. "Нельзя",- сурово сказал Май,- "Уставать нельзя".
-Почему нельзя?- прокашлялся старик,- Рэму- можно, марафонцу- можно...
Май молчал. Деревья застыли. Женщина выпрямилась-"Кому что можно? "- спросила она.
-Нет, ничего. Счастливчик Мартин!-он гундосил, шамкая буквами.
-Что кому можно?!- повысив голос, настаивала женщина.
-Вам все можно,-тогда ясно ответил старик,- Я оставил Вам свой аттестат, чтобы вы ни в чем не нуждались. Ни ты, ни мама, ни этот твой Мартин.
-Марти! Его зовут Марти!
   Мартин вышел из кабинки полевого душа, не спеша повязывая на бедрах узкое полотенце. Из открытых окон молельного дома доносилось нескладное песнопение. "Эй, боец,-окрикнул его доктор, сидевший в тени на ступеньках, – оденься. Своим видом ты отвлекаешь граждан от исполнения обязанностей ".
-Неужели?!- Мартин широко улыбнулся, тряхнул прокрашенными белыми перьями волосами и подобно культуристу напрягся, надув жилы,-Я что-то не понял, кто тут при исполнении- мы или они?!
-Философ!- рассмеялся доктор,- Понос пошел тебе на пользу,- он достал свой приёмник и включил динамик.
   "На экстренном заседании правительства был заслушан еженедельный доклад начальника генерального штаба,- серьезным, низким голосом произнес диктор и, закрепляя важность сообщения, торжественно зачитал, выделяя слоги, -Сегодня в четыре часа утра, по приказу командующего военным округом, развивая успех вчерашних наступательных боев, в образовавшийся прорыв была брошена, выведанная из резерва, бронетанковая дивизия, усиленная мотопехотными подразделениями. Представитель Ставки одобрил принятое решение. Бойцы полны решимости довести правое дело до полной победы."
-Взрослые дяди кидают-бросают-опрокидывают оловянных солдатиков,- ни к кому не обращаясь, сказал доктор.
-Перейдем к международным новостям,-смягчил интонацию диктор,- На аукционе в Милане выставлено самое дорогое в мире свадебное платье. "Немного шелка, платины и много брильянтов"...
   "Пошли, ну пойдем,- захныкал мальчонка, потянув за рукав вперед и вниз,- Я собраться должен!"
   Старик медлил. Доктор был один и рядом с ним пустовало место, надо только решиться сделать шаг и присесть рядом. Просто сесть не говоря ни слова. Доктор сам спросит, у него вид человека, который умеет слушать и задавать вопросы. Он должен помочь объяснить ему, что с ним происходит. Надо просто резко двинуться корпусом вперед, как тогда, когда побежали. Шаг, еще шаг и опуститься, подогнув под себя ноги. "Скажи себе-"надо!" Раз, два,- сосчитал он про себя, настраиваясь,- н-а-д-о!"
-Доктор!- послышался голос писаря,- Эй, кто видел доктора?!
Доктор, на удивление, повел себя странно- сжался, приложил палец к губам и подмигнул, призывая не разглашать тайну двух нашкодивших пацанов.
-А ты что тут стоишь?!- налетел писарь на солдата ,- С оружием, марш к автобусу!
Старик испуганно заморгал глазами и попятился.
-Ты оглох!?- орал писарь, багровея и покрываясь на залысинах мелкими капельками пота, - С оружием к автобусу! Быстро! Приказано организовать оцепление!
-Что-что?- лепетал старик, увязнув в болотном мху.
-Танк подбили. Охранять надо! Вот чего!
-И мне тоже прикажете танк охранять?!- насмешливо поинтересовался с крыльца доктор.
-Нет!- спокойно ответил писарь,- Вам пора на работу и домой. Прошу ко мне оформлять документы.
Заветная фраза, которую ждали все, украдкой посматривая на зеленый ящик из-под снарядов, глубоко задвинутый под кровать писаря где хранились фирменные бланки и круглая печать, позволяющие беспрепятственно и свободно вернуться к прежней, довоенной жизни.
   Потом, просиживая часы в больничном коридоре перемещаясь из отделения в поликлинику, из рентгена в физиотерапию, от психотерапевта к сексологу, он встретил доктора. При галстуках и запонках, окруженные студентами и практикантками, врачи ходят красиво и уверенно, не замечая жмущихся в проходах между каталками больных и посетителей. Старик поморгал прослезившимися, от ощущения попавшей соринки, глазами, прохладная волна свежести от накрахмаленного халата коснулась его, потянула за собой и растворилась в воздухе. Набежавшая слеза сползла на щеку, промыв зрение, но доктор, пропуская вперед свою свиту, уже закрывал дверь с табличкой- "Вход для персонала!".
-Жаль, что все ваши труды оказались напрасны и попали даже не в мусорное ведро, а прямиком в могилу,- приятно улыбаясь, договаривал доктор,- В нашей профессии такое встречается, увы, нередко. Пациент умер. Вам придется подобрать нового кандидата для дипломной работы.
-Эй! Я тут! - встрепенулся старик, взмахивая руками, подобно птице, пытающейся оторваться от земли,- Не надо меня хоронить!
   Женщина, не понимая его движений, протянула руку помочь выбраться на тропинку. Он уперся. Мох просел под ним, дрожащие от страха колени подкашивались.
-Ах,- старик охнул и сел, отбросив палку. Снизу стало холодно, влага просочились в брючину и заструилась вдоль ноги. Перед самым носом, потревоженная, раскачивалась цветочная коробочка.
-Мак,- радостно удивился солдатик, скатывая на макушку свою неизменную черную шапочку,-Господа пригашаются на вечеринку с травкой!
   Он лежал на спине и смотрел в высокое голубое небо, ровное и чистое без единого облака. Умиротворению и покою мешал натужный рев моторов. Чернявый солдатик не мог успокоится, вертелся где-то рядом, приговаривая-" Один, еще один! И еще один! Ой, как их много! Смотрите- это новая модель, я таких еще не видел!" Пришлось повернуть голову. Между стеблями высокой травы просматривались танки, чадя соляркой, они перестраивались из походной колонны во фронт. Командиры экипажей, как капитаны на мостике, мерно покачивались над башнями.
-О,- обрадовался солдатик,- к нам подкрепление прибыло. Конфеты будут раздавать с ромовой начинкой и посылки с зубной пастой и безразмерными трусами.
По краю поля, преодолевая пахоту, полз автобус с яркой, извивающейся надписью на борту- "Глобус- тур", связавшей Пизанскую и Эйфелеву башни.
-Солдат спит- служба идет!- седовласый мужчина, склонившись, улыбаясь, протягивал фотоаппарат,- Не откажите в любезности, на память, меня с супругой...
-Мне не трудно,- соврал он, оторвав тело от земли и выпрямившись.
-Внукам показать,- радовался мужчина,- чтобы знали, а то, когда я служил, только подъём в пять утра запомнил...
Стоявшая за ним старушка с фиолетовыми кудряшками, по форме бигуди, мило собрав морщинки вокруг губ, объяснила-"Мы сразу записались, узнав, что организуются экскурсии к району боевых действий. Мы патриоты! Каждый участвует, как может!"
-Настоящие патриоты сидят в кафе на Елисейских полях и деньги вывозят в швейцарские банки!- провозгласил чернявый солдатик.
-Вы не правы,- сморщилась старушка, скрыв морщинки,- у Вас превратное представление о происходящем в стране. Все очень за Вас волнуются!
   Пара встала возле съехавшего с гусеницы танка. Мужчина одной рукой приобнял жену, а второй оперся о распахнутую дверцу нижнего люка. "Снимите нас крупным планом, а потом панорамой",- попросил он.
-Запах тут какой-то,- сказала старушка. В окошке фото искателя было видно, как она напряженно замерла, затаив дыхание.
-Внимание! Птичка!
-Паленая резина,- догадался мужчина, забирая фотоаппарат,-Благодарю Вас.
   "Нам приказано ждать похоронную команду и не допускать актов вандализма!"- сказал старик.
-Вставай. Простудишься!- женщина подхватила его подмышки, пытаясь тянуть вверх.
-Я сам,- он ясно помнил, что сперва надо перевалиться набок, потом на живот. Ноги не слушались его и не сгибались. Женщина смотрела, как он ворочается, размазывая по одежде раздавленные стебельки цвета охры.
-Ну, как хочешь,- сказала она, потеряв терпение,- можешь сидеть тут целую вечность, а нам пора ехать. Я сына записала в летний лагерь, ему там будет лучше, чем куковать здесь с тобой.
Болотистая жижа хлюпала, пузырясь вокруг грузного тела.
-Ну, вот мы и снова остались одни,- сказал Май,- Ты и я...
Старик заплакал-"Нет, я не хочу, не надо! Оставь меня!"- закричал он.
-Тихо! Жизнь, вещь хрупкая и быстро проходящая,- назидательно сказал Май удобно усевшись рядом,- не пугай её.
Его мшистый бок согревал. Старик успокоился, закрыл глаза, впадая в забытье.
-Так и быть, сейчас- я, а завтра тебе дежурить,- определил Май.
-Есть! - млечная пелена застилала глаза. Женщина с мальчиком, медленно удалялись, проходя между танками. Тянувшийся вверх шлейф дыма постепенно скрывал их.


30.6.2006