Нет ничего смешнее несчастья.
С. Беккет
Больница
Там мне было хорошо. С нежностью, как о родных, думаю о тех, кто там остался. Меня не раздражали ни чужие слёзы, ни чужие страдания, ни чужая беспомощность. Среди больных я была на своём месте. Почему эти дни для меня потерянный рай? Потому что мне некуда возвращаться. Есть дом для тела, но нет ДОМА для души. Есть место, где мы все живём. Отдельности. Я была среди людей, которые принимали друг в друге участие: больные друг к другу, врачи и медсёстры к больным. Я была среди людей, которые заботились обо мне: лечили, кормили, массировали, справлялись о самочувствии и улыбались. Плевать, что это их профессия. Я так давно предоставлена самой себе в этой житейской жиже, я так устала сопротивляться, бороться, выживать, выстаивать.
О физической боли.
Боль целительна. Когда я думаю о ней, то спохватываюсь на мысли о том, что мне недостаточно той боли, которую я перенесла. Мазохизм? Доля мазохизма, пожалуй мне присуща. Только не удовольствие от боли, а удовольствие от преодоления испытания болью. Физическая боль - это наше приобщение к человеческому. Мера преодоления боли - мера человеческого в нас. И дело не в том: кричишь ты, когда тебе больно, или молчишь, стиснув зубы. А дело в том, что ты вынесешь из того времени, когда останешься один на один со своей болью. В «Дюне» Херберта - испытание «Гом Джаббаром» в Союзе Бене Джессерит. «Гом Джаббар» - игла и ящичек боли. Боль, которую человек может не вынести. Именно для того, чтобы понять: человек это или НЕчеловек.
Месть.
Я хочу, я желаю боли другому, и пусть Бог простит меня. Я хочу, чтобы когда-нибудь от кого-нибудь он получил сполна. Я не знаю, поможет ли ему это. Боль - это два пути: один - к человеку, другой - в нелюди. Страшно, когда человек меряет вселенную лишь притязаниями своего «Я». Истину меряет лишь своей утробой. Я желаю ему боли, но не зла.
Зло и Дом.
Я знаю, что зло материально. Я чувствую его, как обоняние моё различает запахи. Я могу создавать его сама и изменять структуру пространства вокруг меня в предвестие катастрофы. Я чувствую его от других людей. Я знаю места, где скопились миазмы зла. Это там, где люди мыслили, или говорили, или творили несправедливости. Я знаю, что добро материально. Я знаю, то, что он называет своим домом, создано мной. Дело не в том, что я обустраивала эту конуру и наводила в ней порядок и чистоту, создавая подобие человеческого жилья. Дело в том, что в реальном пространстве я возводила невидимый ДОМ, я складывала его по кирпичику своей любовью, духом, желанием, чтобы он был. И я вижу, как он незримо держится нитями моих усилий, моих энергий. Но в нём скопилось так много зла, отчаяния, скверны, плохих мыслей. Я уже не могу очищать себя и дом. Я сама продырявлена. Я сама нуждаюсь. Что перевесит? Если я уйду - ДОМ рухнет, опустеет, опостылеет, станет чем-то иным. Интересно понимает ли это человек, который заявляет на этот дом права?
P.S. Через три года квартиру затопило.
О пьянстве.
Он боится остаться перед жизнью трезвым, без костылей. Ему легче быть пьяным. И я боюсь. Это неизведанное. Как он будет переносить свою трезвость? Он выясняет отношения с бутылкой. Не с собой, не со мной. Отними у него любимую игрушку - кто ещё окажется передо мною? В его личине? Я понимаю как ему трудно, сложно, мучительно. Но - рассудочно, холодно. Во мне отбито сострадание. Я, конечно, сама себя замкнула на замок. Инстинкт самосохранения. Ему настолько важны свои болячки, пьянки, нервы. А я вообще не имею значения. Враг. Женщина, которая оскорбляет одним своим присутствием, одной своей живучестью. И чтобы пережить весь этот кошмар осознания, что ни моя жизнь, ни моя душа, ни моё здоровье, тело, наконец, чувства, - не имеют для него никакого значения, потому что ОН важнее, - я заперлась на этот замок, чтобы выжить в себе, вне его, убивая в себе даже зародыш-недоносок этого самого сострадания. Омертвелая душа. Можно отбить почки. Можно отбить душу.
P.S. После развода он думал, что я сопьюсь. Не получилось.
Душа.
А душа живёт какой-то своей жизнью, и с каким-то ужасающим изумлением вдруг обнаруживаешь, что это «нечто», бесполое, безличное, как разум, по-своему радостна, покойна и счастлива. Она словно живёт в другом измерении, чуть свысока глядя на тело, в котором обитает, снисходительно и любя. Пожалуй, я неточно назвала: не душа, а дух. Душа скорбит. Дух покоен и радостен, беспол и безличен. Но пока он меня не покинул, я смогу выживать и телом, и душою. Я смогу подняться после крушения, исцелиться после болезней, выбраться из ямы, обрести вновь достоинство, потеряв его. Но если дух покинет меня? Если то хрупкое равновесие между духом и зверем, покоем и отчаянием, светом и тьмою, - сломается во мне?
Излечение.
В отпуск поехала одна. Меня вылечили за 10 дней: Тува, степь, Саяны, Енисей, тайга. Собирание клубники на склонах гор под палящим солнцем. Купание в ледяной воде. Поездки на велосипеде в Сарыг-Сеп. Мои милые тётки, сёстры и братья. Маленький раскалённый Кызыл, который и сейчас можно пройти пешком. Поездка на автобусе с сестрой и детьми через Саяны. Космос! Закат в горах. Первая звезда. Фантастические краски. Густая мгла и пронзительная луна. Дивные горные хребты: голые, гордые. Тувинское небо. Звёздное-звёздное. Засасывающее и дающее (он его боялся). Та земля дала мне силы. Я - оттуда. Я словно черпнула. И мне щедро воздали - на, пей, исцеляйся. Потом полгода сумасшедшей работы, затем «пробивание» этой работы - я это сделала. Я стала принимать себя такой, какая я есть. Я освобождаюсь от чувства постоянной вины за то, что я такая, а не другая. От этого, несмотря на все передрязги, всё более крепнущее изнутри ощущение некой гармонии и внутреннего покоя: это я, это моя жизнь, я имею на это право.
P.S. Олечка (дочь) сегодня:
- Если мы будем капризничать, мама сделается птичкой и улетит.
1994 - 1995 г.