Наверное, нет на свете такого ребёнка, который не любил бы, когда приходят гости. Особенно – если вдруг, без предупреждения и – самое главное – с подарками.
Я, когда была маленькая, могла подолгу стоять возле забора, вглядываясь в даль и пытаясь узнать – а не идёт ли кто-то в нашу деревню, а ещё лучше – к нам в гости?
Самыми частыми посетителями нашего дома одно время были – младшая сестра моей бабушки, Анна, и её внук, Максим, который был всего на полгода младше меня.
Практически каждый их визит проходил по одному и тому же весёлому сценарию.
Как рассказывала бабушка Аня, всё всегда начиналось с того, что Макс, дня два подряд, задавал ей один-единственный упрямый вопрос: «Бабушка, а когда к Сонечке пойдём? Бабушка, а когда к Сонечке пойдём?». Постепенно это выводило бабушку Аню из терпения, и она, наконец, сдавалась.
- Ладно, завтра с утра пойдём. Только обещай, что будешь вести себя хорошо, а не так, как в прошлый раз!
- Буду хорошо себя вести, - искренне обещал ангел с соломенного цвета волосками и ясными серыми глазками.
На другое утро, встав пораньше и позавтракав, бабушка и внук отправлялись в путь.
Идти было, в принципе, не так, чтобы очень далеко. Километра, примерно, три. Дорога - ведущая от них к нам - была преисполнена разнообразием то и дело сменяющих друг друга декораций из жизни села. Сначала нашим родственникам предстояло пройти через довольно большое поле, засеянное наполовину льном, наполовину – рожью. И я очень им из-за этого завидовала. Потому что мне так нравилось любоваться их льняным полем! Которое - одновременно - и ковёр и море. Синенько-голубенькое. С нежными зелёными листьями в глубине. Как-то так вот природе по-особенному идеально всё со льном удалось - и подобрать цвета, и их насыщенность, и сам материал...
Но маленькому четырёхлетнему Максиму было не до красот! Не это занимало его мысли.
Он, едва дойдя до середины поля, начинал умирать от нетерпения – скорее бы добраться до нас с бабушкой. А – вернее – до меня.
- К Сонечке, к Сонечке! Бабушка, а скоро?
- Сейчас, выйдем из поля, там – Самылово. Купим в магазине пряники и дальше пойдём…
- Пряники – хочу. И хочу фруктовый сахар. Сонечка любит!
- Хорошо – для Сонечки, конечно, купим. Как же не купить-то? Для Сонечки…
Магазин находился примерно посередине деревни. Слева от дороги. Там, к огромной досаде маленького Максима, бабушка обязательно встречала каких-то знакомых, с которыми просто необходимо было перекинуться парой слов и десятком ругательств. Исключительно мирного характера.
- Что, Анна, мать твою так! В гости, что ли, к Тоське собрались?
- Да вот, Максим захотел. Соскучился по сестре, видать. А ты-то, далёко ли собралась?
- В Стафурово, к Верке, пока покос не начался. Потом-то - куды пойдёшь?
- Да… В сенокос-то зови, приду, подкошу у тебя травы-то.
- Позову, Анна, позову.
- Всё. Пошла. А то Максим-то у меня – вперёд убежал…не догоню.
Как только заканчивалась деревня, дорога выводила путников к большому лугу, по которому, причудливо извиваясь, протекала неглубокая речка Вёкса. А вскоре с основной дороги нужно уже было сворачивать влево – на луговую тропинку. И потом – какое-то время – шагать вдоль крутого берега реки. Максим, теряя терпение, бежал, что было сил и – не просто повторял, а выкрикивал своё любимое: «К Сонечке!». Он был искренне рад. Он не мог больше сдерживать своих чувств.
Ещё пара минут – и мост. А за ним – на горе – Красниково! А в нём - …
А в Красникове я, абсолютно не подозревая о том, что гости уже почти у порога, безмятежно играла около пруда. Вся суть моей увлекательной игры заключалась в том, чтобы поймать головастика или, на худой конец, жука, которого я называла «плавуном». На водомерок я давно перестала охотиться – они в руки ни за что не хотели даваться!
И вот, когда я уже почти-почти удержала в кулаке скользкого и ужасно живого головастика, внезапно раздался стеклорежущий мальчишечий визг:
- Соня!!!
И мы – я и Макс – кинулись навстречу друг другу. Не помню, входили ли в обряд приветствия обнимания и целования. Но обоюдный восторг всегда был велик и продолжителен! Ещё бы – пять дней не виделись!
А спустя каких-то полчаса мы уже дрались смертным боем – не важно – из-за места в гамаке, из-за красной лопатки или – из-за последнего кусочка фруктового сахара. Повод находился всегда. Причём – постоянно он был новым, серьёзным, просто, ну, исключительно важным. И уступать ни один из нас не хотел. Потому что был не в силах. Не имел над собой такой власти. И никто не мог нам в этом помочь. Бабушки, при всей моей к ним любви, были неумелыми воспитателями.
Помню, как однажды вечером мы схлестнулись с Максимом по поводу жареной картошки. Согласитесь, тема – самая подходящая. Моя бабушка поджарила на ужин целую сковородку. С расчётом на нас всех – на двоих детей и на двоих взрослых. Пока бабушки нарезали огурцы-помидоры, мы с Максом, вооружившись вилками, засели возле стола – друг против друга. И – мигом вонзили свои вилки…в один и тот же кусочек картошки! В самый, как нам обоим показалось, большой и поджаристый. Ни один из нас не хотел сдавать своих позиций. Поэтому мгновенно раздался наш вопль – дружный, громкий, на два голоса – и бабушки, побросав ножи и овощи, кинулись в комнату.
- Что опять? – пока ещё по-доброму спросила моя бабушка.
- А что он мою картошку берёт?!! Эту я хочу. Пусть отдаст.
- Максим, отступись! – приказала бабушка Аня. Она предпочитала особо не церемониться с внуком.
- А чего я? Пусть она сама отпустит…- ребёнок прямо на глазах превращался в маленького вредненького барана.
- Так, я сказала, отступись, или вообще без ужина останешься!
Тут я, пользуясь тем, что Макс отвлёкся, рванула вилку с насаженной на неё картошкой и – мгновенно проглотила кусочек раздора!!!
- Ах, ты так! – взревел мой соперник и воткнул вилку в другой кусок.
Надо ли говорить, что моя вилка в то же мгновение оказалась там же, где и его?
Ситуация очень смахивала на тупиковую. Но бабушка Аня нашла гениальный выход. Она, трясущимися, от волнения и закипающей уже злобы, руками разделила всю картошку пополам, разложив её по двум огромным тарелкам.
- Вот. И - всё, что не съедите, будет за шиворотом!!!
Мы давились, но ели. Периодически поглядывали друг на друга – то с яростью, то с сочувствием. Не помню, удалось ли нам осилить наши гигантские порции… Но рассказ об этой картошке мы слушали потом ещё очень много лет. От обеих бабушек. Причём – не мы одни. Мне кажется, что также и все многочисленные родственники, хотели они того или нет, были извещены о нашей позорной битве при сковородке…
На следующее утро, едва проснувшись, мы снова неслись друг с другом куда-нибудь – в огород, в поле или на пруд. И, через какое-то время, неизменно и неизбежно опять дрались, ругались, верещали. Ну, не могли мы иначе! Не получалось у нас играть по-человечески. Два маленьких эгоиста – это сила! Огромная и взрывчатая. Забыстренного действия. Сносящая и разрушающая всё вокруг – в радиусе размаха детских рук и ног.
Визит вежливости заканчивался так: бабушка Аня, ругаясь на чём свет стоит, неслась прочь из нашего дома, таща за собой зарёванного, зачастую – побитого и несчастного Макса. Он упирался, кричал: «Хочу остаться играть!» и рыдал. И, что самое поразительное, я сейчас говорю это абсолютно серьёзно, мне в этот момент было жаль Максима до глубины души. Так жаль, что хотелось броситься за ними, отобрать у бабушки плачущего мальчика и… Но я не решалась этого сделать. Слишком я была обижена на него. За что? Да за всё! Нечего было у меня ягоды из кружки вытаскивать. Не ему дали – а мне!
Случалось, что и я оказывалась в гостях у Максима. А иногда – и это было для меня самым опасным вариантом – мы с ним оставались под присмотром только одного взрослого. А именно – бабушки Анны. То есть, я была в этой ситуации как бы без прикрытия, без защиты, без поддержки. Осознавая всю степень тяжести моего положения, я, иной раз, вынуждена была идти на совсем уже крайние меры. По защите себя и своих интересов.
Однажды, рано утром, мы с Максом не поделили маленькое детское ведёрко. Металлическое. Надо сказать, что, если бы таких ведёрок было бы два, - мы бы их тоже не поделили. Ну, это просто у нас такой талант внезапно открылся – ссориться из-за всего.
Так вот. А тут ведро было одно. На двоих. И никто не сдаётся. Не признаёт право другого на обладание предметом. Мало того, Макс ещё и начал вдруг очень больно пинаться ногами. Это, само собой, вывело меня из себя. И тогда я, изо всей силы потянув ведро к себе, выхватила его из рук Максима, размахнулась, как следует («Сейчас убью!!!»), и...ударила брата по голове.
А в следующее мгновение с ужасом поняла: «Убила!». И вся похолодела от страха. В том, что мне не быть живой, я, понятное дело, не сомневалась. Я же не у себя дома, я же в гостях! Как я могла об этом забыть? Моей бабушки-заступницы-то нет…
Макс поднял такой страшный визг! Мне до того сильно хотелось его задушить! Чтобы он не орал, чтобы не пожаловался на меня…Но он пожаловался. Меня отругали. Я надулась и огорчилась. Отказалась от еды…
Возвращению моей бабушки я была несказанно рада. Я призналась ей, что люблю её больше всех на свете. И просила меня здесь никогда одну не оставлять. И она больше не оставляла.
*************************************
В тот год, когда я приехала в Красниково в последний раз (уже одна, без бабушки), мне пришлось принять в моём доме совсем другого незваного и нежеланного гостя. Визит которого не доставил мне особой, мягко говоря, радости.
Я, вообще-то, жила в то лето в Дорке, всё у той же бабушки Ани. Но меня, всё равно, тянуло в мой собственный, любимый дом на горе. И поэтому, примерно, раз в неделю, я уходила в Красниково и даже иногда оставалась там на пару дней. В тот день я договорилась со своей подругой Соней, что она придёт ко мне ночевать. Она согласилась и предупредила своих, что уйдёт ко мне. А одна из её старших сестёр, вредная Надька, рассказала самому главному сексуальному маньяку в нашей округе – Кольке-колобку – о том, что я приду сегодня в Красниково и останусь там одна… Донеся до него столь ценную информацию, она случайно (на моё счастье!) проболталась об этом Соне: «Колька, как услышал, - сказал, что обязательно ночью прибежит!».
Мы легли спать в комнате. Пораньше. Погасили свет во всём доме и стали ждать.
Меня ужасно трясло. Соню – тоже…Было смешно и страшно. Главное – у нас с ней не было никакого конкретного плана действий. Видимо, мы обе надеялись, что Колька не придёт и, в то же время, чётко осознавали, что не придти он не может. Это же – Колька!
Примерно в начале двенадцатого под окном раздались шаги. Потом – стук в запертое (слава Богу – не забыли!!!) окно. И, наконец, - голос. Его, Колькин:
- Сонюш, ты не спишь? Подойди к окошечку-то…
Я чуть не рухнула с кровати. Меня раздирал нервный смех такой могучей силы! Ужас! Что делать-то, мамочки мои?
- Сонь, чё теперь будет-то? – шёпотом обратилась я к подруге.
- А чё? Стекло разобьёт, наверное. Как он понял-то, что ты здесь спишь, а не на сеновале?
- Так, может, он и не понял. Я ему не отвечу – он и подумает, что меня здесь нет.
Но Колька так не подумал. У него, видимо, чутьё было на молоденьких девочек, которые, дуры такие набитые, не догадались лечь в другой части дома.
- Сонь, ну открой окно-то! Поговорим…Я же всё равно знаю, что ты здесь. Слышишь?
И он начал давить на окно. Так, что стекло застонало под его напором…
- Сонь! Что делать-то??? Я отвечу. Если он стекло снесёт – всё, мне его не вставить будет, - сказала я и попыталась подняться с кровати.
- Слушай, ты встань. К окну подойди. На стол сядь и разговаривай с Колькой. Время потяни. А я – домой побегу, маму позову. На помощь…
- Соня, не уходи, я боюсь, - еле прошептала я.
- Да не бойся ты. Я быстро.
И Соня уползла…Выбралась из комнаты и побежала к запасному выходу из дома.
Я взобралась на стол, который находился как раз возле того окна, под которым, теряя терпение, стоял мой полуночный гость.
- Сонюш, ну, здорово! Что не отвечала-то? Я же звал!
- Коль, да я спала. Не сразу услышала. Что случилось-то? – решила я схитрить.
- А ты окошечко-то открой – я скажу.
- Коль, давай так говори. Не буду я открывать. Оно заперто. Мне никак!
- А ты попробуй. А я тебе отсюда помогу, - сказал он и снова, очень сильно нажал на стекло. Послышался лёгкий хруст.
«Чёрт, он мне сейчас стекло точно разобьёт!!!»
- Коль, погоди, я попробую…
И я - что мне было делать? – открыла окно.
Колька моментально попытался в него залезть.
- Нет!!! Стой там. Я тебя не пущу! – откуда во мне смелости и силы столько взялось?! Не иначе, как от страха…
- Сонь, ну пусти ты меня. Я ж тебя не обижу, - замурлыкал-зауговаривал Колька.
- Нет, Коля, нельзя. Говори так, что ты хотел?
- Да вот, на тебя посмотреть…Поцеловать, - резко конкретизировал он.
- Что? Зачем? Ты чего? – вроде как я ничего не понимаю…
- Ну, дай я тебя обниму хотя бы, - протянул он ко мне руки. И – обхватил. Крепко-крепко. Со всей – великой – своей дури.
- Слушай, мне ведь больно.
- А ты потерпи. Мне – приятно. Я тебя подержу и отпущу. Может быть…
- Что значит…
- Сонь, покажи грудки, а?
- Что тебе показать?
- Ну, грудки…Покажи, а… Какие они у тебя?
(Тогда, ночью, на столе у окна, мне было страшно и противно от его слов. А сейчас – смешно и даже немного грустно. Ведь, кроме этого Кольки, кажется, мне никто в жизни так ни разу прямо-то и не сказал – чего он от меня хочет? Всё как-то больше полунамёками, иносказательно, а когда – и вовсе без слов. Сама уже большая девочка, должна понимать…)
- Коль, слушай, ничего я тебе не покажу. Иди домой. Я-то думала – случилось что-то, - продолжала я играть в искреннее неведение.
- Ну, я тебя очень прошу, Сонечка, ты же такая…
Но он не успел сообщить мне о том, какая я есть, потому что в ту же секунду около дома стал слышен громкий топот и весёлый мат тёти Веры – Сониной мамы.
- Коль, мать-перемать, ты что тут делаешь, а? Я те покажу, как к девкам по ночам шастать!
Он отпустил меня, наконец, и я сползла на пол.
- Да я, тёть Вер, ничего, зашёл просто…поговорить…я ничего…я её не обидел…
Голоса сделались тише…Колька и тётя Вера, добродушно переговариваясь, ушли…
- Сонь, ты там где? – напугала меня Соня, заглянув в окно.
- Да здесь. На полу. Отдыхаю. Спасибо тебе, подруга! Спасла. Ты ко мне придёшь?
- Ага! Сейчас, только маме скажу…
Остаток ночи прошёл спокойно.
Мы немного посмеялись и заснули сладким сном. Две четырнадцатилетние девочки. Две Сони. Две весёлые победительницы Кольки-колобка…Которые, если честно, чуть не померли от страха. Но - не сдались!
Утро было поздним…