Постмодерн

Галина Романовская
Антиутопия

Толпа разодетых юнцов изображала великосветский бал. В центре зала прыгали танцующие фигуры. Запах пота от разгорячённых тел чувствовался всё явственнее. Выражение лиц танцующих напоминало маски: неподвижные напряжённые лица, лишённые малейшего обаяния. Казалось, они выполняли обязательную, но непосильную для них работу. "Бум-бум" - гремела музыка. "Топ-топ"- изо всех сил старались фигуры.
По периметру танцевальной залы у стен, увешанных картинами в дорогих рамах с изображением квадратов и треугольников и пятен "детской неожиданности" сына известного художника, стояли и сидели на бархатных банкетках гости и смотрели на танцующих.
Внезапно, как по мановению волшебной палочки, прыгающие танцоры отскочили к стене, а в центре остались только молодой человек в красном фраке и девушка в бальном платье, состоящем из двух половинок, которые закрывали её тело спереди и сзади. Молодые люди некоторое время потоптались под буханье музыки. И вдруг мужчина молниеносным движением схватил девушку за ногу чуть ниже колена и дёрнул её к себе. Однако девушка не только устояла, но и успела нанести ему удар свободной ногой в живот. Мужчина резво отскочил, но сдаваться не собирался. Он кружил вокруг, выжидая удобного момента. Девушка, готовая к отпору, сверлила его яростным взглядом.
Все гости мгновенно оживились, превратившись в толпу, жаждущую натуральных зрелищ. "Давай, давай"! - кричали гости. И было неясно, кого они сделали своим фаворитом.
А между тем бойцы в центре зала уже катались по полу, рыча и волтузя друг друга. Платье девушки превратилось в два крыла, распластанные вокруг ничем не защищённого тела. Красный фрак мужчины был разорван в клочья и только рукава каким-то образом держались на своём месте. Его красные руки пытались утихомирить девушку, но это ему было явно не по силам.
Возбуждённая толпа бесновалась: "Давай, давай!" Это было похоже на массовое сумасшествие.
Евгения в ужасе выскочила на улицу. Павел догнал её уже на стоянке такси.
- Что случилось? Почему ты убежала?
- Я не хочу этого видеть.
Павел был недоволен:
- Тебе не хочется ничего, кроме невозможного.
- Неужели ты не понимаешь: можно убить культуру, можно убить чувства, но невозможно убивать безнаказанно. Рано или поздно за это придётся расплатиться. Тебе не страшно? Оглянись вокруг, посмотри на город и его людей. Вот она, эта расплата. Впрочем, это только начало.
- Послушай, - раздражение Павла нарастало, - тебе всё не нравится. Всем нравится, а тебе - нет. Разве ты какая-нибудь особенная? Разве вообще бывают особенные люди?
- Извини, мне не хочется спорить. Я устала. Я поеду…
- Никуда ты не поедешь. - Он грубо схватил её за руку. - Ты стараешься меня унизить. Но я этого не позволяю никому. Я накажу тебя так, что ты не посмеешь мне дерзить.
Она быстро подняла голову и строгими ясными глазами взглянула ему в глаза:
- Людей наказывает только Бог. Ни я, ни ты не можем никого наказать. Успокойся и не сердись. - И она поцеловала его в щёку.
Евгения давно уехала на подоспевшем такси, а он всё стоял, не зная, как для себя поставить точку в нескончаемом споре с ней.
Они познакомились по Интернету. Эта девушка заинтриговала его своей непохожестью и упрямством. Её ни в чём было невозможно убедить. Это и раздражало и привлекало. Они спорили, ссорились, но всё равно снова и снова выходили на связь. И вот настало время, когда ему захотелось с ней встретиться. Он предложил, и она сразу же согласилась. Оба понимали, что это встреча означает либо конец их отношениям, либо начало новым. И это страшило.
Он назначил встречу в кафе "Любовь к изумрудам", куда все посетители должны приходить в зелёном. Он считал, что ему зелёный цвет к лицу. Ему хотелось понравиться.
Он заранее заказал столик в уголке зала, очень удобный и уютный. Пришёл пораньше и стал ждать. Он совершенно не представлял, как она выглядит. Но был убеждён, что это не серая безликая мышка. Кафе было заполнено посетителями, в основном молодёжью. Поэтому было очень шумно. Поговорить здесь не удастся. Но это неважно. Они встречаются, чтобы просто посмотреть друг на друга. Чтобы перейти из виртуального мира в мир реальный. Сделать опасный необратимый шаг.
И вот он увидел: она вошла в зал. Что это была она, он не сомневался. Окинула уверенным взглядом сидящих посетителей. Подошла к распорядителю, который указал на его столик. Легко и неумолимо она приближалась к столику, и его сердце очень некстати глухо и неприятно забилось.
- Добрый вечер, Павел, - она мило улыбалась, - я сразу вас узнала.
Павел вскочил, отодвинул её стул, помог сесть. Почему он так сделал? Это было нелепо и старомодно. И, наверное, выглядело смешно. Но нет. Она приняла его жест совершенно естественно. Села. И они долго, улыбаясь, смотрели друг на друга. Им было приятно вот так сидеть и смотреть друг другу в глаза.
С тех пор прошло больше двух лет. И он уже не представлял жизни без неё. В давние времена это называлось любовью. Но философы постмодерна, и он в их числе, доказали, что любовь - это химера, несбыточная мечта эгоцентрического человечества. Просто она вошла в его душу, как болезнь, от которой не бывает спасения.

Некоторое время он раздумывал, стоит ли вернуться на бал, с которого высокомерная Евгения сбежала. И решил, что он не пойдёт у неё на поводу.
Дворец, где новоявленная элита устраивала балы, находился за высоким кованым забором, тщательно охраняемый вооружённой охраной, как, впрочем, и все здания Большого города. Поскольку Павел подошёл к воротам пешком, его встретили с оружием наголо. Он предъявил пригласительный билет, но билет не произвёл впечатления.
- А ну пошёл вон, куда лезешь!
- Почему такой тон? - возмутился Павел. - Вы что, не знаете, кто я такой?
- Ой, какие мы гордые! - загоготала охрана. Ты не подходишь по фейсу! Понятно?
  Внезапный шум вырвался из дверей дворца. Это большая группа молодёжи направлялась на какие-то другие увеселения. Они громко переговаривались между собой. Воздух сотрясал изощрённый мат. Девушки, путаясь в кринолинах, подбирали подол юбок и затыкали их за резинки колготок. Кое-кто на ходу снимал юбку и продолжал путь, перекинув её через плечо. Взрывы возбуждённого хохота перемежались свистом и улюлюканьем.
"Натуральное представление закончилось - догадался Павел. - Значит балу конец." Он повернулся и пошёл прочь.
Большой город, когда-то гордившейся своей архитектурой, уже несколько лет назад был кардинально перестроен: снесены старинные дома, построены новые престижные строения, для определения которых пока не было соответствующего слова. Ни особняком, ни дворцом эти уродливые создания, хвастающиеся друг перед другом размером и стоимостью, назвать было невозможно. Строения были обнесены кирпичными, мраморными, металлическими заборами. Город превратился в лабиринт, внутри которого шла широкая трасса, заполненная машинами.
Когда Павел подошёл к стоянке такси, там был только один молодой мужчина по виду из числа обслуги.
- Здравствуйте, - приветствовал его Павел. Тот с удивлением уставился на слишком уж вежливого незнакомца. - Давно не было машин?
- Давно, - буркнул мужчина.
- Это странно, - Павел не обратил внимание на его нелюбезность. В Большом городе незнакомые люди старались не общаться друг с другом. Это было опасно. - Обычно такси подъезжают одно за другим. Наверное, что-то случилось, - предположил он.
Мужчина промолчал. Несколько минут они стояли в раздумье. Время шло, а такси не появлялось. Общественного транспорта в городе не было: состоятельные горожане общественным транспортом не пользовались. А куда ездить обслуге, которая жила у своих хозяев?
И вот что-то произошло с единственным транспортом в городе - с такси. Ситуация была сложной: улицы-коридоры не имели пешеходных дорожек, так как хозяевам заборов были неприятны снующие пешеходы. По улицам мчались сумасбродные машины, не обращая внимания на людей. Бедняги совершенно безнаказанно гибли под колёсами машин, так как ходьба по проезжей части строго запрещена правилами движения. Для того, чтобы двигаться по этой дороге, пешеходы надевали оранжевый жилет и, прижимаясь к стене, короткими перебежками продвигались вперёд. Ночью же двигаться по этой дороге было просто самоубийственно. На стоянке такси не было ни скамеек, ни тента от дождя. Положение становилась безвыходным.
- Звери! Уроды! - вдруг зарычал мужчина, обращаясь к какому-то невидимому врагу. - Их надо взорвать, уничтожить, пока они полностью не уничтожат нас!
Павел попытался его утихомирить. Ведь такие выкрики приравнивались к терроризму. Мужчина себя и его подвергал опасности.
- Успокойся. Крики не помогут. Сейчас что-нибудь придумаем. У тебя есть кто-нибудь, кто мог бы тебя встретить на машине?
- Какая тебе машина?
- Пусть наймёт. Я оплачу.
- Да нет у меня никого. Жена умерла. Родители не живут в этом городе.
- К сожалению, и у меня нет никого. Впрочем есть один человек…
И в этот момент к стоянке подрулила полицейская машина. Из машины выскочили два полицейских и подошли к мужчинам:
- Что вы делаете здесь в ночное время? - строго спросил один. Павел знал, что с полицейскими лучше не связываться, поэтому он, опережая своего разгневанного попутчика, ответил:
- Ждём такси. Но, видно, что-то случилось. Нет ни одной машины.
- Предъявите ваши документы.
Павел поспешно достал удостоверение личности. Полицейский долго рассматривал документ, потом передал другому. Тот, едва взглянув, кивнул головой.
- Вам придётся проехать с нами.
- А в чём дело? - Павел не поверил своим ушам.
- Узнаете в полиции.
Они взяли под руки Павла и повели к машине, потеряв всякий интерес ко второму мужчине.

Это помещение не было похоже на комнату для временно задержанных:
       сырой каземат с низким потолком, без окон, с бетонным полом и засиженной тусклой лампочкой. Павла грубо втолкнули внутрь и заперли на замок, не объяснив, в чём он провинился. Павел сел на деревянную скамью, огляделся вокруг. Что всё это значит? Он вскочил со скамьи, быстро зашагал по камере, прилагая усилия, чтобы взять себя в руки.
И тут он услышал лязг замка. Дверь распахнулась, на пороге возник тот же полицейский:
- Идём, - и он бесцеремонно взял Павла под руку.
Яркий свет в кабинете на какой-то момент ослепил его. Но затем он увидел, что за столом сидел суровый офицер, который смотрел на него, с брезгливым пренебрежением.
- Садитесь, - кивнул офицер на стул, поставленный на некотором расстоянии от стола.
Павел сел. Он изо всех сил старался выглядеть спокойным и независимым. Офицер смотрел на него в упор. Павел глаз не отвёл. Их взгляды словно сцепились. Пару минут длился этот поединок. Потом офицер уткнулся в бумаги и некоторое время что-то внимательно изучал. Павел не произнёс ни звука.
- Ну-с, - сказал офицер с нескрываемой насмешкой, - давно хотел с вами познакомиться. Взглянуть, так сказать, в глаза.
- И что же вы увидели? - Павел старался придерживаться такого же тона.
- Увидел обыкновенного человека. И просто не верится, что вот такой человек был признан у нас идеологом постмодерна. Что во многом благодаря ему рухнула культура, мораль, благородные порывы - то, чем только и может гордиться человек. Ваша идеология взрастила постчеловека, созданного по образу и подобию беса.
- Что?! - Павел оторопел от такого обвинения. - Вот вы и нашли виновника того, что произошло в городе! Так в чём же моя вина?
- Вы навязали обществу в качестве идеала порок! Вы разрушили не только нравственные идеалы, но и предпосылки идеальности!
- Что же это за общество, которое пошло на поводу у такого безумца?
- Порок заразен. Если его страстно, системно, как это делали вы, пропагандировать, он прорвёт тонкий слой культуры любого общества.
- Вы преувеличиваете мои возможности. Да и что такое порок? Кто это может определить? Человек свободен выбирать стиль поведения и образ жизни.
- Скажите, умник, а вам нравится, что происходит в городе? Вам приятно в нём жить? Да, вам нравится! Иначе бы вы не прикидывались дуралеем, не понимающим, что есть добро, а что - зло, не задавали такие наивные вопросы. Но мне всё это не нравится. И я, как свободный человек, не хочу и не буду жить в таком городе. Я очищу его от таких, как вы. А вы за вашу деятельность, погубившую наш город, никогда не выйдите отсюда.
- Вы не имеете права! - Павел вскочил со стула. - Это беззаконие!
- Статью в законе найдём, не беспокойтесь. Да и кто это может определить, что такое беззаконие? Ведь вы, кажется, придерживаетесь именно такой точки зрения?
Офицер нажал кнопку и сказал вошедшему полицейскому:
- Уведите.
И Павла снова бросили в ту же крысиную нору. Он бессильно опустился на скамью: так вот что ему хотят припаять…Жалкие людишки! Сначала кричали ему осанну, а теперь решили сделать козлом отпущения! В своей немощи, неспособности жить в свободном мире, они обвиняют не себя, а священную свободу, несчастные рабы!
Он вскочил, зашагал из угла в угол камеры. Он кипел негодованием. Он презирал таких людей. Нет, никогда он не отречётся от своих убеждений! К тому же он был уверен, что те, которые сумели прагматично использовать его идеологические успехи, не оставят его в беде.
Однако проходили дни за днями, но им никто не интересовался. А положение было отчаянным: он спал на жёстком тюфяке, брошенным на скамью, его кормили два раза в день, как дворовую никому не нужную собаку. Сначала он пытался протестовать, стучал в дверь каземата, отказывался есть баланду. Но на это не обращали никакого внимания. Постепенно им овладело чувство, которое, называют депрессией: он вдруг осознал необратимость случившегося, отчётливо ощутил, что всему пришёл конец, конец его славе, конец сладкой гордыне, конец жизни. И эта неотвязная мысль жгла огнём. Однако постепенно огонь затухал, и он впервые задумался о том, что же случилось с его городом и почему. Он вспомнил, с каким энтузиазмом подхватывали его идеи прагматики. Как в считанные дни они разделили между собой богатства города, а потом начали кровопролитную войну друг с другом за увеличение своего состояния (другими способами увеличения своего богатства они не владели). Те, кто победил в этой войне, боясь реванша, превратили свои дома в крепости. Они полностью разрушили экономику города, чтобы избавиться от лишних людей. И город опустел. Теперь в нём жили только прагматики и их обслуга. Разве об этом он мечтал? Разве мог даже предположить, что красивые идеи оседлают и извратят прагматики? Да, вправду, - дорога в ад вымощена благими намерениями.
Он прикрыл глаза и вытянулся на скамейке. Сердце как-то странно болезненно затрепетало. И вдруг ему почудилось, что камера ярко осветилась. Он открыл глаза и с изумлением увидел, что одна из стен исчезла. И в проёме стены в ореоле яркого света стояла Евгения. Павел вскочил и бросился ей навстречу. Но куда исчезло его мрачное подземелье? Они оказались в белоснежной берёзовой роще, где-то в другом мире. Ноги утопали в плотной мураве. Щебетали птички. Душистый нежный ветерок обвивал их лица. Что это - сон или предсмертный бред? Его тело сделалось невесомым. Он взял Евгению за руку и, глубоко вздохнув, они отделились от земли и полетели навстречу солнцу. И вдруг он увидел там, внизу Большой город. Безжизненный и страшный. Высокие стены, окружая дома, превратили Город в мрачный лабиринт, в ответвлениях которого обосновались новые хозяева. Они были очень заняты каждый в своём логове: обозревали и пересчитывали свои богатства, обсуждали, где можно найти новый источник доходов и потребляли, потребляли, потребляли, охваченные вихрем потребительского бешенства. Потребляли всё без разбору. То, что считалось символом богатства.
Они забыли свой язык, общаясь с помощью мата и остатков криминального жаргона . Их мозг упростился до счётной машинки и всегда возбуждённых, не знающих насыщения, примитивных центров потребления. Павел с ужасом смотрел на этих человекоподобных существ и понимал, что никогда уже не вернётся старое доброе время. Он взглянул на Евгению, чтобы сказать, как она была права в их споре о смысле бытия, но не мог выговорить ни слова. Вот они облетели весь город, и он увидел, что вокруг города выросла огромная толстая стена, похожая на китайскую.
- Это наше спасение, - сказала Евгения, указывая на стену.
- О чём ты? - не понял он.
- Они выстроили эту стену, чтобы защитить свои богатства от нас. Они не понимают, что с помощью этой стены мы защитимся от них. Мы изолируем их от других городов , как страшную заразу. Мы соорудим вокруг Большого города карантинную границу. И никто из его обитателей не сможет проникнуть в другие города и разнести эту чуму. А всех идеологов потребления мы будем высылать в Большой город. Они должны жить там, где их идеи воплощены в жизнь.
- И меня вы тоже не выпустите из Большого города?
- Всех, кроме тебя, - ответила Евгения.- Потому что ты искренне заблуждался и ничего не захотел получить от этого жуткого мира. И потому, что ты осознал, что совершил преступление.

Вечером, как обычно, полицейский принёс заключённому ужин. Тот лежал на своём убогом ложе, вытянувшись во весь рост и глядя в потолок, точно фараон в древней гробнице. Он не повернул головы и не издал ни единого звука. Поставив поднос с едой на пол, полицейский наклонился к узнику и заглянул ему в лицо. Красивое лицо узника странно изменилось. Вместо отрешённого страдания оно выражало удовлетворение и мудрое спокойствие, как будто он решил, наконец, для себя самый сложный вопрос человечества: зачем человек приходит в этот прекрасный Божий мир.