Линия слёз 8. 7. 08

Алексей Стрижинский
 Всё началось весною 2005. Тогда для меня впервые по-настоящему открылся Питер. Тогда мой разум стал осознавать его не как какой-то обрывок пространства, где есть Эрмитаж и Васильевский остров – он стал городом. Эти места стали связаны друг с другом улицами. Я начинал запоминать такие простые и незнакомые дороги, понял, что такое Большой Проспект ВО и Невский, чем они отличаются, что на них находится… но главное – я понял, что означают эти четыре таинственных разноцветных линии нашего метро. Я узнал, на какой какая станция, узнал, что между ними возможны пересадки, узнал, что из каждой остановки можно подняться наверх, и там тоже что-то будет. Поразительное открытие для 16летнего ребёнка, не так ли…
 Да-да, это всё не может не вызывать улыбки, но со станции Проспект Просвещения началось моё нисхождение по линии слёз. Почему слёз? Один мой знакомый создал интересную теорию о четырёх эссенциях любви. Пересказывать её нет смысла, но я уже так привык к этим обозначениям, что они стали для меня естественны как смайлики на письме. Скажу только, что первой эссенцией считалась кровь, которая проходит через наше влюблённое сердце, а второй – слёзы, которые роняем мы, когда нас переполняют боль или радость. Вторая, синяя ветка метро, линия слёз, вниз по которой я ехал, кажется, целую вечность, а на деле – три года. Три года убивая одиночество, в разных компаниях и с разной целью.
 На Просвещения жила Т. Очень странная женщина. Вернее девушка. История моих с ней отношений путанная и довольно недолгая, хотя время это было плодотворным, и я даже не жалею о нём, хотя многие с ужасом представляют меня рядом с ней. Переломным моментом оказался день, когда я спустился на две станции вниз. Не буду вдаваться в подробности, но мне приходилось приезжать к ней на Удельную. Оттуда ехать на Просвещение, потом обратно… А иногда и в Озерки, чтобы отец забрал меня домой по пути из больницы. Да. Больное было время.
 Нисхождение продолжилось, когда в моей жизни появились готессы. Одна из них С. жила на Чёрной Речке. Как друга из них я ценил её больше всех, и потому часто и с удовольствием приезжал в этот сталинский дом делиться тёмным и философскими размышлениями... В последствии один из моих лучших друзей М. тоже оказался обитателем этой станции, поэтому я даже примерно могу там сориентироваться…
 Петроградская… там не жил никто из знакомых, но это была очень посещаемая станция, ввиду того, что там находился клуб Орландина, куда я в компании всё тех же девушек ходил травить время и собственную душу. Там же был и магазин «Дохлая рыба», который не особо мне приглянулся, и Метрострой, где я управлял стаями голубей, пока однокурсники бежали кросс вместе с В. Кстати, В. Тоже причастен к линии слёз, так как живёт на Парке Победы, но на своё счастье или горе, я ни разу не бывал у него дома, а сам Парк посещал только по случаю Пивных Фестивалей или же походов в кинотеатр…
 С Горьковской есть у меня только одно воспоминание – как я сдавал чешскую литературу Б. Не самое приятное для меня… мы с Л. почти там потерялись, пока искали её квартиру. Болезненный день был это – ещё одна капля… стекаем ниже.
 Невский Проспект… думаю не стоит долго объяснять… когда я влился в жизнь города, ни одна, ну… или почти ни одна моя поездка не миновала этого места. Каждый день я поднимаюсь на Канал Грибоедова и иду пешком до университета… и думаю ещё несколько лет предстоит мне топтать его тротуары…
 Но тут же не могу не сказать и о Парнасе, который появился в моей жизни не так давно – станция, над которой порхают музы и Апполон на огненной колеснице. До сих пор помню суеверный страх, когда я сел на другую сторону с Проспекта Просвещения и поехал к этой новой неизвестности. Электричка шла в гору медленно… зима… темнота… когда я вышел, передо мной была пустая заснеженная парковка и несколько огоньков вдалеке. Благо теперь папа довозит меня до сюда, и тем самым дарит мне пять минут одинокого блаженства в почти пустом вагоне, где я могу превратиться в того, кого захочу, без лишних свидетелей…
 Сенная Площадь… странно, но это место совершенно не оставило отпечатка в моей душе. Я хорошо помню Садовую улицу, по которой я ходил от Невского пешком, чайный дом, Макдональдс, кафе, в котором мне вручали мой портрет, киноцентр Пик, где мы смотрели Симпсонов, магазин мужских костюмов где я пускал слюни когда папа примерял пиджаки, какой-то уютный парк, кокакольный ларёк и даже музыкальное училище, куда ходил наш хор репетировать Сакуру… это какие-то размытые, светлые воспоминания, в которых почти нет боли… почти нет. Всё-таки они немного связанны и с Н. и с Е., которые не жили на линии слёз, но и не миновали её.
 Технологический институт… там живёт А. Там замечательные крыши и обшарпанные полупустые дворы, напоминающие Сайлент Хилл. Оттуда мы как-то пешком шли до «Революции». И там был проведён просто чудесный день рождения А. Жаль в этом году не удалось воспроизвести и тени его… А вообще это странная станция. С такими странными переходами. Пару раз очень уставал на этих лестницах, ибо я слишком путаюсь, когда мои мысли витают далеко от земли, под которой я нахожусь…
 Московские ворота – однажды мы долго ждали там С. Она встречалась с какими-то друзьями готами. Я помню тогда очень устал и был расстроен… кажется я куда-то спешил и мне было неловко оттого, что я на незнакомой станции…
 Электросила тоже вызывает у меня боль, но её я своим присутствием так и не почтил. Однажды меня звали туда на новогоднюю сходку, когда мне было всего 13, и город был для меня лишь набором локаций из компьютерных игр, но родители отказались отпустить меня даже с О. А теперь ещё Б. завязала в моей голове ассоциацию с каким-то своим бредом, родившимся в наркотическом полубреду.
 И дальше я никогда и не заезжал, если бы не Х., которая жила на Московской. Помню, как ночью мы ехали на такси и пришлось отдать последние деньги. Х. была очень расстроена и вела себя не особо гостепреимно… мне тогда было всё равно, ибо усталость и внутренняя боль зашкаливали. Но она таки согласилась проводить меня хотя бы до автобуса, который довёз меня до метро. Помню только, что была зима.
 Да. Зима. Зима же ассоциируется у меня с концами синей ветки. Однажды, сев на Просвещении, до которого меня довозил по утрам отец, я решил, что коли первой пары всё равно нет, я могу закрыть глаза и доехать до другого конца линии слёз. Сердце немного ёкнуло, когда я проезжал Невский проспект, словно я совершаю преступление и качусь в никуда. Я узнал тогда, что есть станция Звёздная. Мне очень понравилось название. Я даже хотел на ней выйти, но решил доехать до конца. Помню, как вышел в Купчино и долго удивлялся тому, что чтобы перейти к поезду параллельного направления, нужно выйти на улицу. Я очень испугался… на улице была метель, а зимнее утро было окутано кромешной тьмой. Народу было очень много, все торопились на работу, а так как это не Просвещения, то они все мёрзли на улице. На третью электричку я умудрился забиться внутрь и думал, что наверное никогда не вернусь в это страшное холодное место… как же я ошибался…
 Видно это ирония судьбы, но Купчино оказалось концом линии слёз для меня, потому что там живёт прекрасная Л., которую я намерен взять в жёны, и теперь я каждый раз ищу возможность снова и снова приехать туда, несмотря на время, расстояние, холод и другие неприятности… Я привык и полюбил это место, дорогу к дому любимой, длинную и извилистую по неспокойным дворам через небезопасные дороги и троллейбус до её улицы, и даже все окрестные супермаркеты дышат для меня чем-то милым и приятным… Только изъездив эту ветку от Парнаса до Купчино, с севера на юг, я снова обрёл способность по-настоящему любить и плакать, думая, что в 2004м я потерял это навсегда. Заключение возможно прозвучит крайне банально – пока не выпьешь всю чашу слёз до дна, не узнаешь, что на дне стакана лежит бриллиант…