Воображение и фантазии в жизни каждого занимают одно из самых основных мест. Другое дело, что многие из нас заменяют воображение голым и холодным расчетом, считая может быть, что фантазию не поймаешь, что оно подобно бабочке порхает и порхает у тебя в голове иногда улетая, иногда возвращаясь. А нам же нужно, что то ощутимое, что то реальное, что можно потрогать, намазать на хлеб или принести в квартиру. Большинство из нас потеряло своих бабочек, выгнало их из себя. Я не давался, я сопротивлялся. И тут было применено главное оружие, которое сродни огню выжигает из тебя остатки воображения, я пошел в школу.
Школу я любил примерно до четвертого класса, она представлялась мне изначально чем то загадочным, полезным и безумно интересным, ведь именно в ней, как мне казалось можно было получить ту самую вещь, которая и отличает нас друг друга, в школе раздавали индивидуальность.
Первые сомнения в это у меня стали зарождаться, когда каждое утро я стал влезать в школьную форму. Почему, крутилось у меня в мозгу нас, с детства лишали вкуса. Глядя на себя в зеркало, я придумал для всех нас название. Мы все были Маленькими Мышиными Королями. На переменах мы собирались в стайки, выбирали для себя Нильса и слепо двигались за ним, будто повинуясь его волшебной дудочке. Мне это занятие довольно быстро надоело, и поэтому единственным занятием на перемене для меня было в основном чтение. Я читал всё подряд, как оказывалось всё, кроме того, что мне задавали. Я не любил так называемую реалистичную прозу. Мне не нравился Чехов, Тургенев, Островский. Я не представлял как можно, имея внутри себя главное достоинство человека – воображение, описывать повседневную реальную жизнь. Мне было не понятно, почему все так восхищались монологом Катерины в «Грозе» Островского. Вы помните, наверное: «Отчего люди не летают как птицы, вот взяла бы и полетела», в общем, что-то похожее. Но, что ещё оставалось сказать девушке, стоящей на краю обрыва, глядящей в небо и жаждущей сбежать от всех навалившихся на себя проблем. Это же очевидно.
Мне никогда не нравились очевидные вещи, они понятны и так. Вот докопаться до глубины вопроса, до обратной стороны вещи, вот к этому меня тянуло всегда. Но на это было табу. Мы должны были доказывать теоремы, заучивать машинально стихи, писать сочинения на заданные темы, которые из года в год оставались все те же и, которые каждый знал наизусть. Мы писали по шаблонам, решали задачи по шаблонам, мыслили по шаблонам, и всё это было в самой шаблонной стране мира.