Любимый мой чужой,
Я буду твоей рабой….
Утро солнечного и жаркого июльского дня. Я просыпаюсь до звонка будильника. А я спала? От тучи мыслей и пары часов тяжелого забвения раскалывается голова. С трудом отрываюсь от кровати. Я вся липкая от пота, но все равно сначала иду на кухню за дозой кофеина и никотина. Иногда я ненавижу утро, зачастую вечер, но сегодня я буду ненавидеть весь день….
Кот играет с моей ногой, не пряча когтей, но нет сил даже от махнуться от него. На линолеум капает кровь из ссадины. Я отчаянно жму кнопку чайника, но он никак не хочет включаться. С ужасом обнаруживаю отсутствие электричества. Ставлю маленький ковшик на плиту. В горле ком.
Пью кофе, курю. Одной сигареты не хватает. Берусь за книгу, но откладываю после первой же строчки. Смотрю в окно. На градуснике уже, в 6 утра, плюс 23. Я ненавижу жару, а сегодня будет плавиться асфальт. Синоптики, в кои-то веки, не обманули. И ни облачка на небе. Внизу еще спокойно, редкие люди куда-то идут.
Мне необходимо принять душ, хоть и без света. В ванной по ошибке открываю на полную катушку кран с горячей водой. Надо же! Зимой приходится ждать по 15 минут, чтобы вода нагрелась, а тут сразу кипяток из душа. Отпрыгиваю, ударяюсь о полки, поскальзываюсь, царапаю вторую ногу о край ванны, но удерживаюсь на ногах. И реву. Надо успокоиться и одеть линзы, а мне никак. Приходится снова идти на кухню курить.
Глаза красные, одна линза постоянно выворачивается, распластываясь по пальцу. Мне хочется вернуться в постель и также распластаться по ней. Но меня ждет работа на другом конце города…
С трудом наношу макияж.
С трудом делаю прическу.
С трудом надеваю первые попавшиеся брюки и футболку.
С трудом чищу кошачий туалет и пополняю пищевой запас в миске маленького мерзавца.
И обнаруживаю, что опаздываю. Потому что все этим утром делаю с трудом и медленно.
Выхожу на улицу, там духота. Тяжело вздыхаю и включаю плеер. Сегодня я перематываю танцевальные песни, сегодня я на волне Лары Фабиан, грустного рэпа и даже ранней Тани Булановой. Перебегаю дорогу прямо перед капотом серебристого X-TREILa, слышу из открытого окна машины мат в свой адрес. Не обращаю внимания. Хуже мне не станет. Хотя нет. Цепляюсь за натянутый провод и ломаю каблук. У меня нет Мэнтоса и свежего решения. Я буду ходить так весь день, потому что времени возвращаться тоже нет.
Ковыляю до метро вместо 15 минут все тридцать. Лучше бы зашла переодеться. Собираюсь достать жетон из кошелька, но вижу, что они кончились. Оглядываюсь на кассы. Как и полагается, километровая очередь. Встаю в хвост. С ужасом понимаю, что большая часть покупает карточки, а это более длительный процесс. Слезы предательски наворачиваются и выкатываются из-под солнцезащитных очков, которые я не сняла в метро. Пытаюсь взять себя в руки, получается, опять же с трудом.
До меня еще 8 человек, и тут разворачивается драма.
- Девушка, я в командировке. У меня поезд уходит через час. Пожалуйста, миленькая… - почти плачет прилично одетый молодой человек в окошко кассирше лет 50 с заплывшим лицом.
И ее злобный визг в громкоговоритель:
- С вечера разменивать деньги надо! У меня нет сдачи с твоих пяти тысяч!
- Ну, возьмите 16, 70, мелких больше нет, пожалуйста, дайте мне жетончик… - умоляет мальчик.
- Я что, миллионерша, за каждого деньги докладывать?! – визг перешел в ор. К слову, жетон стоит 17 рублей.
Очередь волнуется. Сзади старушка грубо пытается отпихнуть незадачливого парня от кассы, все остальные кроют его, на чем свет стоит.
- Какая мерзость… Какие твари… - произношу в слух и довольно громко. Выхожу из очереди и подхожу к окошку. Сую в него десятку и говорю:
- За него и еще многих последующих, у кого будет не хватать копеек.
Разворачиваюсь и иду к автомату по продаже жетонов, игнорируя благодарность парня и язвительное «ишь, выпендрилась, поработай за кассой, как я» из окошка. Работала, тетечка, не сомневайся…
У автомата обнаруживаю отсутствие сотенных купюр, а другие он не принимает. Пытаюсь вернуться на свое место в очереди, но меня не признают.
- Вали в конец, сколько вас тут, якобы стоявших! – выстреливает алкогольными парами мне в лицо мужчина средних лет и огромных габаритов.
Отстаиваю уже другую очередь, к другой кассирше. Та бы обязательно высказалась. Проходя через турникет, понимаю, что опаздываю просто катастрофически.
Бежать по эскалатору не могу. Сил нет. И, по-моему, у меня отекают в этих туфлях ноги. Или просто от жары… Ужасно, да? Мне всего 31 год…. Пробегающий мимо подросток задевает меня рюкзаком и даже не оборачивается. Это нормально. На платформе толпа, но стоя я не поеду. Останавливаюсь рядом с открытой дверью уже почти забитого до отказа поезда, оставив проход для спешащих пассажиров, и все равно награждаюсь тычком в руку и криком:
- Чё встала, корова???
В поезде сплю. Пересаживаюсь. Толкаюсь. И снова сплю, но уже стоя. На желтой ветке мне редко удается сесть.
Я ненавижу метро.
Выхожу на станции «улица Дыбенко». Сразу закуриваю на ходу. Вибрирует телефон.
- Где тебя черти носят? У нас проверка, а ты уже на десять минут опоздала! Будешь оштрафована!
Мне уже на это наплевать, я даже уволиться готова, лишь бы все оставили меня в покое. Банк, правда, не оставит, кредит выплачивать надо….
- Это что за вид? Ты в офис или на пляж явилась? – кричит главбух. – Да меня Арнольдович с говном сожрет из-за тебя! Еще и опаздываешь! Сегодня!
Можно подумать, что это ежедневная история. Нет, я опоздала первый раз за 2 года работы в компании. Но помощник директора кладет мне на подпись листок штрафа на полторы тысячи, без выяснения причин. Молча подписываю.
Механически разбираю бумаги, раскладываю счета, распечатываю необходимые для наловогой таблицы. Слышу голос главбуха за перегородкой:
- Не придут? Переносим на завтра?
Офис расслабляется, народ потянулся к кофейному автомату. А штраф с меня снимать и извиняться за грубость, явно связанную с повышенной нервозностью, никто не собирается. Я не помню, чтобы у нас вообще кого-то штрафовали за опоздание даже на час. Правда, и проверок за мои 2 года еще не было…
Старые отчеты готовы, а для новых еще не все данные упали на «мыло». Просто сижу и смотрю на картинку заставки компьютера. Там разноцветные рыбки, плывущие в разные стороны. Они меня успокаивают. Только не сегодня.
Опять слезы наворачиваются. Каждые 10 минут лезу в сумку проверять мобильник. Но пропущенных вызовов нет. Сама позвонить не решаюсь. Не хочу слышать то, что имею все шансы услышать. Сжимаю руки, прикусываю губы. Перед обедом не удерживаюсь и набираю его домашний номер. Выдерживаю 15 длинных гудков и собираюсь положить трубку обратно, когда на том конце все-таки подходят к телефону. Сердце замедляется до предела и гулко отдается в ушах. Я не слышу «алло», он его не говорит. Молчит. И я молчу. А потом вешаю трубку. Я не знаю, почему он молчит и от кого прячется. От меня?…
- Семенова, проснись! – главбух кидает на стол пачку документов для обработки. – До конца дня надо сделать.
- У меня имя есть… - тихо бормочу вслед. Она не со зла, у нас это принято, как в Штатах «миссис Книферстоун», например. Но сегодня меня это раздражает. Нет, обижает.
- Ага, - улыбается главбух. – У меня тоже. Но мое хотя бы Арнольдович знает!
К чему это? Позлорадничать? Или выплеск собственных проблем? Что-то случилось? Заболел ребенок? Или муж ночью плохо поработал над телом? А у меня вообще нет ни мужа, ни детей, ни даже постоянного любовника. Только человек, у которого моя душа в рабстве.
Все-таки расплакалась. Лезу в сумку, теперь уже за платочками. Они кончились удивительно синхронно с жетонами. Ближайшие салфетки у кофе-машины, а это три рабочих стола по дороге. Собираюсь с силами и совершаю марш-бросок к ней. Прикладываю салфетку, разворачиваюсь.
- Аленка, что с тобой? Ты что, плачешь? – приятельница с соседнего офиса, которая заходит за мной, и мы вместе ходим на обеденный перерыв. Блин, мне кажется, что это последний человек, с которым я хотела бы сейчас пообщаться. Потому что она упорно делает вид, что ей не до фонаря, что со мной. Врет, конечно. Наверно, в этой жизни только маме до сих пор не все равно.
- Все нормально, просто линза вывернулась.
- Давно говорю тебе, хватит ерундой заниматься, одевай уже очки… - и минут на десять в том же духе. Она старше меня на 7 лет, и, конечно, по ее мнению, неизмеримо умнее. Обычно я согласна с этим. Только не сегодня.
- Пойдем?
- Я сегодня без обеда.
Таня ошарашено смотрит на меня. Да, мой отказ от перекуса – редкое явление. Чтобы отмести расспросы, киваю на стол:
- У меня завал. Надо успеть. Прости.
Таня, пожав плечами, уходит. Я опять наедине со своей внутренней болью и тридцатью сотрудниками офиса. Я реально просто не хочу есть.
Работаю очень медленно. Каждые 10 минут по-прежнему смотрю на темный экран мобильника. Каждые 20 минут думаю о никчемности всего в своей жизни.
В 13 лет я окончила музыкальную школу и ни разу после этого не села за рояль. Потом 3 года отходила в секцию восточных единоборств. За это время ребята в группе в основном получили синие пояса, а я застряла на желтом. Сознательно пропускала экзамены. Ушла, как только мне расквасили нос на соревнованиях. В 20 я заболела большим теннисом. Потратила бешеные тогда для меня деньги на ракетку и оплату двухмесячного курса начальной подготовки. И бросила теннис после трех занятий. Год назад получила водительские права. Мама хотела мне отдать машину, но я так и не сумела перебороть свой страх и сесть за руль. Я получила 2 диплома – медицинский и логистический, сертификат специалиста - невролога. Вы представляете, сколько времени я потратила на свое обучение?! А сколько денег вложили в меня мои родители??!
В итоге я закончила бухгалтерские курсы и устроилась в первую попавшуюся более или менее приличную компанию на небольшой, но постоянный оклад…
Ни высокого дохода, ни карьерного роста, ни тем более уж мировой славы.
Ничего я не добилась в этой жизни.
За 2 года многие позже пришедшие уже перепрыгнули через мою голову. Карасенко, нынешний главбух, всего год назад пришла в компанию помощником бухгалтера, то есть на ту же должность, что и я.
Я неудачница.
Слезы, слезы, бесконечные слезы… До чего противна я сама себе! Выхожу на перекур и смотрю в небо. Спрашиваю про себя: «Господи, зачем я нужна тут на земле такая нелепая, такая невезучая, несчастливая?...» Тренькает телефон. Сообщение! Слезы высыхают. Опять нарастает ритм сердца… Жму кнопки и…. «Как ты, Алешка?» - спрашивает мама. Я уже несколько дней ей не звонила, а ведь ей тоже нелегко приходится после смерти отца. «Все хорошо, мамуль, вечером позвоню» - отвечаю я, зная, что вру. Я не буду вечером в том состоянии, чтобы убедить маму, КАК мне хорошо. И поэтому не позвоню.
А может, просто боюсь, что предательница-рука опять наберет не тот номер? Совсем не мамин….
Глубоко дышу, переживая разочарование. Не мамино беспокойство было бы в радость сейчас. Но он не звонит. Воздух как будто густой. Мне всегда так кажется, когда отметка градусника переваливает за 30. Мне тяжело курить. Одна затяжка уже обжигает пересохшее горло и заставляет выкинуть недокуренную сигареты. Возвращаюсь и сажусь за компьютер.
Ухожу с работы последней в 9 часов. Охранник, забирая ключи от офиса, как-то сочувственно смотрит на меня, но ничего не спрашивает. Смотрю в зеркало при выходе – глаза красные, прическа сбилась, небольшое чернильное пятно осело на футболке после заправки печати… Та еще красота…
Домой еду на маршрутке. Сегодня меня не волнует, что водители кавказской национальности иногда и прав нужных не имеют. Я не замечаю ни выбоин, ни ухабов, на которые он усердно наезжает, ни поворотов без сброса скорости. Уже темно, белые ночи кончились, но я в солнцезащитных очках и с салфеткой у носа. Сердобольный дедушка, сидящий рядом, спрашивает:
- Девушка, Вам плохо? Могу чем-нибудь помочь?
Пытаюсь улыбнуться:
- Спасибо. У меня аллергия, – и плачу еще больше. Смотрите-ка, совершенно чужой человек - и тот спросил. А человек, которому я отдала в рабство душу, на этом и успокоился. Дальнейшая ее судьба его не волнует.
Мелькают дома, улицы, проспекты… Зеленые тельца кустарников….Неоновые вывески супермаркетов…. Город проносится мимо окон маршрутки, такой живой и летний, но такой равнодушно-холодный для меня сегодня!... Я ежусь от бегущих по коже мурашек.
Начинается гроза. Как раз за пару остановок до моей. Конечно, у меня нет зонта. Ибо если бы он был, то гроза позволила бы мне добраться до дома. Это закон моей жизни.
Пробежаться бы под дождем, смыть все печали, но я наоборот еле ковыляю. И сил нет, и каблук сломан – не разбежишься особливо. Прихожу промокшая насквозь и замерзшая. Меня встречает голодным мяуканьем кот. Соображаю, что утром высыпала ему остатки корма. Психую, плачу, разворачиваюсь и иду в магазин. Опять без зонта. По дороге думаю о том, что сегодня многое кончилось – жетоны, платочки, корм, и кажется, что сама жизнь кончена.
Я знаю все симптомы депрессии. Я знаю, что нахожусь в ней. Я знаю, что это состояние тоже имеет конец. Но сейчас-то я в разгаре…
Прихожу домой, кормлю кота. Закуриваю и снова смотрю на телефон. Электричество дали, но я не включаю свет. Так и сижу в темноте, пока не высыхает очередной поток слез. Открываю ноутбук. Мне надо сказать человеку, у которого в рабстве моя душа, несколько слов, и я сделаю это. Я напишу.
«Ты уходишь из моей жизни, а мне кажется, что это жизнь уходит из меня…
Я раньше не знала, как ярко может светить солнце через грозовые тучи, как может быть жарко в лютый мороз, как в полной тишине можно услышать пение птиц… Я не знала, как сходят с ума.
Я видела только прозу жизни и самой себе представлялась черствым куском заплесневевшего хлеба. Меня невозможно было любить, потому что я сама себя не любила. Отворачивалась от зеркала и от своей души, смотрела на картинки и брала с них примеры. Мне казалось, что свобода – это лучшее, что я могу иметь в этом мире. Свобода от чувств и привязанностей…
А потом ты потеснил меня на моей дорожке судьбы. Я даже не заметила, как мы стали идти рядом, как просто физиологическое притяжение перешло в нечто неведомое мне. Тогда все изменилось – люди, мир вокруг и я в мире… Я стала казаться себе юным полураспустившимся бутоном, который с каждым твоим поцелуем раскрывался все больше и больше, забыв, что потом лепестки опадают… Я была сильна и полна энергии, которой заряжалась от твоих пальцев. Я не боялась бед – они все остались за твоей мощной спиной.
Какие красивые слова! И как жестока реальность, когда подходит к концу конфетно-букетный период… Пусть у нас он и не получился традиционным, ибо мы оба боролись с излишним цинизмом, насмехаясь над возвышенными чувствами, но он был. Тогда, когда ты шептал мне на ушко «моя евреечка» хриплым баритоном, когда я просыпалась под щекочущий нос запах кофе, дымящегося на столике возле кровати, когда мои ногти вонзались в твою грудь, а ты задыхался от страсти, когда я нежно перебирала твои волосы и целовала идеальный маникюр… Не было слов, зато было столько эмоций.
Мы – два циника и двое успешно избегающих обременительных серьезных отношений людей – упрямо ходили вокруг чувств и не приближались к ним. Но я женщина, я не смогла сохранить свое равнодушие. Я раскрылась тебе до конца.
Это страшно, это было и есть страшно. Аддиктивная любовь, когда становишься зависимым от объекта страсти, приносит всегда массу страданий. Даже зная все про это, я не сумела вовремя остановиться. Я сгорела, но готова была разгореться для тебя еще сто тысяч раз, если бы ты попросил об этом. Я готова была на любое воплощение, которого тебе хотелось, просто не понимая, что моя роль в твоей жизни сыграна.
Ты уходишь… Исчез внезапно, но из моей жизни ты уходишь медленно, по капле крови, вытекающей из открытой раны. А потом засохнешь сгустком и отпадешь. Только временные рамки другие…
И болевые ощущения разные… Мне кажется, что уходишь не ты, а жизнь из меня…»