Тело Сальваторе было мореным дубом и патокой под сухим слоем кремнистой пленки. Чахоточная Хулия нашла его, лежащего крестом, на берегу рыкающего в жару иссиня-мрачного моря. Воздух дрожал перед глазами от перегрева, и потому первой ее мыслью было, что сердцевина оконной рамы выломана из проема в стене и брошена с размаху в желтый песок. Хулия прилегла подле Сальваторе навзничь, вытянувшись, как узкая коричневая лодка. Оба находились во власти солнца, бушевавшего наверху, а под боком у них сновало на древнем ложе не знающее покоя плечистое чудовище. Каждую минуту мужчина и женщина могли вспыхнуть или утонуть.
Они оба умерли, но в другие скорбные дни. Оба, - когда обдуманно, а когда против воли, - втихомолку сличали до последнего часа свои дела на земле с идеальными списками, которые составляются сами собой, чтобы люди могли ориентироваться по ним в своих одиноких жизнях. И, кто знает, с каким чувством уходили в небытие сначала Хулия, а за ней Сальваторе… Это их сугубо личное дело. И, кто знает, не звалась ли Хулия на самом деле Гала?
И крестом вознесся над бездной, где прежде расслабленно лежал, вжегшись в раскаленное дно.
Что, если к упомянутому идеальному списку вот так добавился холст «Христос св. Иоанна на кресте» Сальвадора Дали? Забудь я собственный опыт, забудь я все мысли, приходившие ко мне на момент общения с магическим объектом искусства, - сам испанец научил бы меня отыскать первоначало этой картины в обычном, несущественном, говоря по поводу какой-то другой, что название он придумал после того, как ее увидел мир.
2008-06-07