Пролог.
Встреча с дроу издревле считалось не просто плохим, а страшным предзнаменованием. Люди начинали креститься и судорожно шептать молитвы при одном только упоминании о темных эльфах. И, надо сказать, не без основания. «Остроухие демоны» (как их называли в народе) наносили немалый ущерб поселениям, находившимся рядом с их пещерами. Было время, когда эльфы держали в страхе весь род людской. Ведь по жестокости эта раса не знает границ... Им не нужна дань, их не интересуют деньги, человеческая душа не в силах понять намерений «демонов». Все, кто шли с ними на контакт неминуемо находили своё последнее пристанище в каком - нибудь овраге со свёрнутой шеей. Но так «везло» далеко не всем... Дроу любят мучить, истязать свою жертву. Они владеют страшнейшим из искусств, и надо сказать, достигли в нём совершенства. Одним из произведений этого искусства можно назвать инквизицию (ведь она пошла именно от тёмных эльфов), но в исполнении людей не осталось и следа от той грации и искусности, чем так славятся дроу.
Сначала они плетут тонкую паутину интриг и заговоров, заманивая туда жертву, и когда несчастный, уверенный, что всё под его контролем (величайшая ошибка!) теряет бдительность, тогда- то и появляются «демоны». Они дают своей жертве достаточно времени (перед тем, как вонзить клинок в спину) на осознание своей беспомощности и того, что всё это время она шла в ловушку по собственному желанию, добровольно жадно (как это присуще людям!) заглатывая приманку... И так случалось с каждым, кто решался вступить в союз с дроу. Поэтому люди научились не доверять им, однако, даже зная всё это невозможно противостоять обаянию и неземной красоте тёмных эльфов.
Ни одно существо не может уберечься от их чар, стоит только заглянуть им в глаза... Словно сплетённые из тонких нитей, изящные, гибкие... они завораживают. Не зная их, никогда не подумаешь, что эти небесные существа на самом деле порождение куда более древнего зла, чем ад, зла, не доступному уму, живущих ныне. Эти демоны, намного более древние, чем все известные нам, и никакие кресты и распятия не способны защитить несчастных от жестокости дроу (раз уж вам довелось угодить к ним в сети).
Но более всего пугает не столько жестокость, сколько непредсказуемость их действий. Никогда не знаешь чего ждать от них. Были случаи, когда дроу подавали щедрую милостыню многодетной матери (которой только и оставалось, что побираться, стоя у дороги). Но лишь затем, чтобы, вернувшись, домой счастливая и с полными сумками еды она обнаружила своих сыновей с перерезанными горлами и исполосованными тонкими клинками телами...
Жестокие, древние, искусные творцы смерти... принимая какой- либо дар, тем более от дроу, надо помнить, что ничего не даётся просто так, и, в конце концов, за всё придётся платить.
* * *
Да, к чему я это всё рассказываю? Просто вспомнилась мне одна история... Было это лет шестьсот назад. Я тогда была ещё свежа и прекрасна, как нераспустившейся бутон... Эх, где мои шестнадцать лет... (на счёт возраста, позвольте мне не раскрывать эту маленькую тайну). И был у меня тогда возлюбленный, звали его Феофан. Он происходил из семьи священников и сам учился в семинарии.
О, как же мы любили друг друга! До беспамятства, до дрожи в голосе... Часами мы могли смотреть друг на друга, не отрывая взгляда, словно каждый из нас был произведением искусства. А он... Феофан действительно был прекрасен. Тонкий, изящный юноша с взглядом полным желания, страсти и восхищения. Настолько очарователен он был, что ни одна девушка не могла остаться равнодушна, стоило ей лишь увидеть его. Но Феофан был верен лишь мне, мы даже собирались пожениться, но так было до поры до времени...
* * *
На краю нашей деревни, возле самого леса стояла небольшая церквушка. Она была единственным пристанищем верующих. При ней же была школа, где и учился мой Феофан. Каждый день с утра и до позднего вечера (за исключением Воскресенья) проводил он свои дни там. До кельи, где жил Феофан было рукой подать, но поговаривали, что в лесах водились «темнокожие дьяволы». Ему не полагалось так часто видеться с девушкой, и я, не смотря на все ужасы, поджидавшие меня в тёмном лесу, всё равно каждую ночь ждала своего возлюбленного возле кельи. А после, мы обычно гуляли, держась за руки, всю ночь, до самого рассвета, до последней звезды...
Но однажды он задержался (хотя такого никогда прежде не случалось), и с тех пор так бывало каждый день. Но как-то раз, устав ждать, я зашла таки к нему в келью (обычно я туда не ходила, ведь это жилище священника и туда кроме него никто не имел права входить). Я прошла, села на кровать. Рядом с кроватью стоял массивный дубовый стол. На этом столе лежали книги, я посмотрела: Молитвослов, Библия... и ещё... какая-то маленькая книжечка в чёрном переплёте из грубой кожи. «Совсем не похожа на Священные Писания»,- подумала я и вопреки дозволенному раскрыла книгу...
* * *
Это оказался дневник. Причём вёл его Феофан давно, с тех самых пор, как начал задерживаться...
«Как всегда ночью, я возвращался из церкви. Возле дома меня ждала возлюбленная, и лишь пара сотен метров разделяла нас. Было темно, очень темно и я, не оглядываясь по сторонам, шепча молитву, поспешил преодолеть это расстояние.
Неожиданно, уха моего достигла воистину прекрасная песня. Не понимая, что это и откуда это, позабыв о той, которая ждёт меня, я пошёл на этот чудесный голос. Он манил меня в самое сердце леса, и я бежал, нырял во тьму, которой прежде так страшился. И вот наконец, я вышел к небольшой круглой поляне.
Я не мастер красиво говорить, а то, что происходило там не под силу описать ни одному смертному, но я расскажу как смогу и попытаюсь передать те чувства и мысли, что посетили меня в тот момент.
Я видел её... среди дерев, танцуя, она пела, а голос, нежный и тонкий, пронзающий сердце, разливался по поляне. Она была словно Царица Ночи... словно Повелительница Луны, чью красоту не смеет лицезреть ни один смертный, ибо, посмотрев ей в глаза, обратится в камень. Она танцевала, едва касаясь земли, кружилась, как невесомый осенний лист, гонимый ветром.
Как только я увидел её, то перестал существовать для этого мира, всё моё существо обратилось в непреодолимое желание вкусить этот запретный плод.
Шёлк её волос, подобный звёздной метели, серебряным дождём рассыпался по её хрупким плечам, нежная эбеновая кожа, без единого изъяна...Под едва заметной, словно паутина накидкой было видно, как изгибается её тело в этом безумном танце. Она была подобна кошке, подобно Змию, искушающему меня, но я не прочитал молитвы, не воззвал к Господу...
Не понимая, что делаю, я вышел на поляну, влекомый страстью, опустился перед ней на колени и посмотрел ей в глаза, горящие огнём и страстью.
О, как же устал я от этих бледных, затянутых в корсеты барышень! И моя Каталина... да, моя любимая Каталина (к сожалению, такая же, как и все) тоже мне надоела. Отнюдь не кротость и покорность волнуют моё сердце... Но, я полюбил Её – горячую дьяволицу, отступницу, проклятие людей!
И стихла музыка, и прекратился танец, неслышными шагами подошла она ко мне и руку протянула, но я не смел подняться, тогда моя богиня села рядом, в её глаза взглянув, узрел я звёздный свет и тысячи миров.
- Мелания,- я прошептал (так звали Богиню Ночи).
- Пусть так,- ответила она и улыбнулась, обнажив жемчужно белые зубки.
С тех пор не знал покоя я... И каждую ночь, возвращаясь из церкви, я хоть ненадолго, но прихожу на ту поляну, где ждёт меня Мелания. Она рассказала мне о многом... О жутких подземельях, о пытках страшных дроу, о том, как тяжело ей без любви и ласки. И рядом с ней я чувствовал себя царём, когда нежный свет её дрожал в моих руках (о, Боже!), я был всевышним, повелителем!
Когда я украл поцелуй с её нежных губ, она ответила мне тем же... Прижав её к себе, я чувствовал, как совпадают ритмы наших душ. Одним во всей Вселенной, рождённым для Милании я стал.
* * *
Окончив читать эту страстную балладу о Милании, я посмотрела в окно и вдалеке увидела Феофана. Быстро захлопнула дневник, убрала всё на место и выбежала на улицу.
Мне придётся жить с этим, думала я, как же иначе... Лучше думать, что ничего этого не было, что это лишь дурной сон, что Феофан всё ещё так же любит меня.
Сердце больно сжало, словно силки... Нет, не ревность, не злоба, не жажда мести, а скорбь. Великая, ни с чем не сравнимая скорбь. Я слишком хорошо знала все повадки дроу, все их уловки, поэтому понимала, что уже слишком поздно, что пути назад нет.
* * *
Тем временем все приготовления к свадьбе были завершены, но я то знала, что нашему союзу не бывать. Царица ночи поглотила душу несчастного Феофана и от него осталась одна лишь безжизненная оболочка.
Он был до безумия влюблён в Меланию и видел, что она отвечает ему тем же. Эльфийка была умна, необыкновенно красива, она дала ему то, чего он больше всего жаждал. Но откуда же было знать бедному Феофану, что под маской хрупкой и нежной Мелании, скрывался древний демон, много веков несущий страдание и смерть всему живому.
* * *
И вновь ночь коснулась лёгкой ногой земли, а дорога в лес осветилась сиянием звёзд. Оглядываясь по сторонам, Феофан спешил на поляну. Вдруг среди деревьев он заметил знакомый серебристый блеск и услышал звонкий смех. Феофан обернулся. Смех то удалялся, то приближался вновь. Юноша побежал на голос. Всё дальше и дальше в лес...
И уж не было слышно пения ночных птиц и стрекотания сверчков, всё зловещее и чернее становился лес.
Смех Мелании стих. Оглянувшись по сторонам, Феофан понял, что остался совсем один... Тьма накинула плащ ему на глаза, и теперь он, словно слепой, шёл, цепляясь руками за всё подряд, и взывал, взывал к своей любимой.
Феофан сорвался с обрыва, и, упав перебил себе ногу, но встал, побрёл дальше, всё взывая и взывая к Мелании. Ох, как жаль, но не слышал он лёгких шагов у себя за спиной...
Седовласые демоны окружили несчастного Феофана. Полуживого, его схватили, и, подталкивая острыми, как бритва клинками, погнали вперёд.
Стало тяжело дышать, воздух сделался вязким и липким. Они были в пещере. Крик. Протяжный, полный боли и отчаяния крик вырвался из его уст, стоило ему заметить фиолетовые огни Подземного Города.
Тьма, страх и полное опустошение овладело Феофаном, когда над самым ухом, нежный, прямо таки медовый и до боли знакомый голосок произнёс нараспев:
- Умри.
И тысячи клинков с жадностью вонзились в тело, коля, протыкая и без того истерзанное сердце...
Эпилог.
Столько лет прошло... Но я до сих пор помню... его улыбку, его взгляд, его слова... Я не знаю, что там произошло, но как же мне хочется надеяться, что это моё имя последним сорвалось с его уст.