Петрик сидел за столом и пытался ужинать. Кушать отчаянно не хотелось, но мама была на страже. Она стояла рядом и поэтому спасения от тарелки борща не ожидалось. Петрик елозил ложкой по дну тарелки, изредка поднося ее полупустую ко рту в надежде на чудо.
Мама хитро посмотрела на Петрика.
- Сын, ты знаешь, о чем думает сейчас тарелка?
- А разве тарелки умеют думать?
- Конечно, - тоном, не допускающим возражений, ответила мама, - все вещи думают, они просто не говорят с нами.
Петрик с сомнением посмотрел на тарелку, потом на ложку, на кусок хлеба, лежащий у левой руки.
- А где же у них ум помещается? – Петрик разломил кусок хлеба и внимательно изучил обе половинки.
- Ты хотел сказать мозги? – спросила мама, с улыбкой наблюдавшая за ним.
- Чем-то же они думают? Человек думает головой, а тарелка?
- Тарелка думает тарелкой, ложка – ложкой.
- Интере-е-е-е-сно, - протянул Петрик, - и о чем же сейчас думает тарелка?
- Наверное, о том, что ей больше нравиться быть чистой и стоять в сушке, чем держать в себе остывающий борщ неизвестно сколько.
- Да? – недоверчиво спросил Петрик.
- А ты подумай. Вот, как, по-твоему, что лучше: работать или отдыхать?
- Конечно, отдыхать!
- А для тарелки стоять с борщом это же ее работа, ведь правильно?
- Да-а…
- Вот! Вместо того, что бы быстренько покушать и ее освободить, как, впрочем, и ложку, ты их уже полчаса мучаешь.
Пораженный тем, что вещи, возможно, умеют думать, Петрик за две минуты съел все, что было предложено ему на ужин, и ушел к себе. Он обвел глазами небольшую комнату, где стояла кровать, стол, за которым он делал уроки, шкаф и ящик с игрушками. В комнате был совершенно нормальный беспорядок. На столе кучей валялисьтетрадки и учебники, игрушки разбросаны по кровати и полу, а постель была скомкана так, словно на ней гарцевал целый табун лошадей.
- Интересно, - продолжал думать Петрик, переодеваясь в спортивный костюм, - а если вещи могут думать, значит, они могут и чувствовать? Что думает и чувствует, например, не застеленная кровать? Может быть, ей холодно?
Он тут же поправил простынь, подушку и аккуратно накрыл все одеялом. Потом, так же быстро навел порядок на столе, разложив в разные стопки учебники и тетрадки. Может, тетрадкам лучше быть в одной компании со своими сестричками, чем с толстыми незнакомыми дядьками-учебниками? Посмотрел на ручку с обгрызенным концом (каково ей было, когда он ее зубами терзал?) и вдруг с ужасом вспомнил, что вчера оторвал голову индейцу, которого года два тому назад ему кто-то подарил на день рождения. Он, что, убил его?! Но он же - не нарочно! Петрик лихорадочно бросился к ящику с игрушками. Туловище индейца лежало на самом верху, а голова… где голова?! Петрик перевернул ящик и высыпал на пол все содержимое. Голова была маленькая. Чтобы ее найти, пришлось игрушки по одной отправлять в ящик. Игрушки он уже не бросал, как попало, а осторожно складывал. Кучка уменьшалась, и где-то, в самом низу, Петрик, наконец, нашел то, что искал. Со страхом взял в руки оторванную голову. Может быть, это и вправду голова мертвого индейца, которого Петрик убил? Он внимательно осмотрел оторванную голову, и ему показалось, что лицо индейца искажено гримасой боли. Петрик приложил голову к туловищу и стал думать, как бы ее там закрепить. Игрушка была из упругой резины, и Петрик не знал, как это сделать. В это время со службы пришел папа. Переодевшись в домашнее, он заглянул к Петрику в комнату.
- Чего такой грустный, сын?
- Вот… - Петрик протянул отцу индейца с оторванной головой.
- Ну… - сказал папа, - стоит ли так расстраиваться из-за старой поломанной игрушки?
- А может, ему больно? Может, он умер вовсе?
- Больно? – переспросил папа и неожиданно согласился, - что ж, может быть и больно. Давай теперь думать, как его вылечить.
Папа быстро нашел способ оживить индейца. Он взял длинный шуруп и скусил с него острыми кусачками головку. Одну сторону шурупа он вкрутил в шею, а вторую в голову. Индеец снова стал живым и теперь смотрел на мир веселыми, как показалась Петрику, глазами.
Пока папа кушал, мама рассказала ему о маленькой хитрости, которую придумала, что бы заставить Петрика быстро съесть ужин. Сначала папа улыбнулся, а потом сказал:
- Кто его знает, а вдруг и вправду думают?
- Кто думает? – не поняла мама.
- Да вещи же…
- Да ну тебя, Макс… - сказала мама.
Петрик спал. Как и положено, в полночь, Индеец Железная Шея потянулся, словно после долгого сна, и сел, осторожно ощупывая свою, с шурупом внутри, шею.
- Смотри, полечили все-таки, сказал он, обращаясь к Обгрызенной Ручке, - а я уж думал что все, отгулял свое. А получилось совсем наоборот. Железная шея – это круто!
- Ага, - согласилась Обгрызенная Ручка, - Петрик - просто молодец, только вот грыз бы меня меньше…
- И с моим платьем обращался бы аккуратней – подала тонкий голосочек Тетрадка по математике. - А то у меня еще целых три чистых странички, а выйти в люди уже стыдно.
- Молчи, скво, - сурово сказал индеец. - Зато на последней твоей страничке Петрик нарисовал мой портрет!
- Прямо скажем, не очень удачный, - ехидно ответила Тетрадка по математике.
Неизвестно что в этот момент снилось Петрику, только он вдруг пробормотал:
- Я старался…
Мама, закончив на кухне все свои дела, проходя в спальню, заглянула в комнату сына. Там был непривычный порядок, только на освещенном яркой луной столе, рядом со стопкой тетрадей, явно не на месте, лежал резиновый индеец. Мама тихонько вошла в комнату, взяла игрушку и внимательно на нее посмотрела.
- Интересно, о чем он сейчас может думать? – мама вспомнила шутливое замечание мужа,
и тихонько положила индейца в ящик.