Шторм

Тамара Костомарова
       К вечеру погода испортилась: налетевшие с севера тучи окутали землю сумеречной тишиной, и только чайки, мелькая белыми пятнами на фоне облаков, всё ещё носились над Обью.
- Девочка моя, - шептала Лидия Петровна, прижимая меня к себе, - скажи отцу, что не нужно ехать в такую погоду: река сейчас опасна. Очень опасна! Слышишь – гремит, скоро и дождь хлынет. Вань, - она повернулась к мужу, - хоть бы ты поговорил с ним, путь-то не близкий!
       Иван Аркадьевич, всё это время молча следовавший за нами, отозвался лишь на последнюю реплику:
- Я уже говорил. Но ты же видишь, – как об стенку горохом, будто сам не понимает, что делает.
- О, господи, - простонала Лидия Петровна, - не хватало, чтобы с ними что-нибудь случилось.
«С ними» – это значит со мной и моим отцом, шагавшим впереди нас с мотором на плече.
       Я-то знала, почему отец упрямится. Всё было просто, это я разозлила его, потому что за те полтора месяца, что гостила в его семье, вопрос – «почему ты нас бросил» – не давал покоя ни мне, ни ему. Не стал исключением и сегодняшний день. Отец объяснялся, как мог, но я чувствовала, что именно сегодня этот вопрос расстроил его окончательно, а принятая на грудь рюмашка-другая за обедом у друзей не помогла, а напротив, подлила масла в огонь.
       Когда до причала оставалось метров сто, отец остановился, переложил с плеча на плечо мотор и, также прихрамывая, зашагал дальше. «Наверное одному богу известно, что творится в его душе, - по-детски эгоистично думала я. - Вот-вот, пусть помучается, да за всё сразу: и за то что поверил россказням о «недозволенном» поведении моей матери, когда вернулся из госпиталя, и за то что с двух лет я осталась без него, и за то что мне было плохо».
      
       Между тем набухшие влагой тучи распластались во всё небо. Они ворочались, дымились, клубились, пока наконец не превратились в одно иссиня-чёрное месиво. Молнии блистали непрерывно, разрывая небо на куски, и гром грохотал прямо над нами. Ёжась от холода, Лидия Петровна плотнее запахнула жакет, и, взяв меня под руку, снова заговорила:
- Детка, беги, – может, ты уговоришь папу, – нельзя ехать в такую погоду, буря ведь надвигается!
Я догнала отца, когда он подошёл к лодке. Опустив двигатель на корму, он выпрямился, постоял, прислушиваясь к завыванию ветра, и приступил к установке мотора.
- Па-ап, - робко протянула я, - давай не поедем, – смотри, что делается!
- Нет, поедем – нас дома ждут, - не поднимая головы, буркнул он. - Сказал – поедем, значит поедем. Садись в лодку! 
Умоляюще глянув на Никитиных, будто они могли чем-то помочь, я шагнула в лодку и, держась за борт, прошла в носовую часть к скамейке. Отец снял причальное крепление, забрался на корму и сказал Ивану Аркадьевичу:
- Вань, оттолкни.
       Когда лодка закачалась на волнах, отец рывком шнура завёл двигатель и, усевшись поудобнее, направил её к середине реки, а Обь в тех местах действительно похожа на море: если глянуть на противоположный берег, то едва ли можно различить его кромку.

       Но всем своим видом отец давал понять, что всё в порядке и опасаться нечего, но его поглядывания в сторону туч, которые из иссиня-чёрных превратились в чёрно-свинцовые, выдавали тревогу. Молнии одна за другой сверкали рядом, озаряя всё вокруг, а раскаты грома, рассыпаясь на звонкие осколки, заставляли вздрагивать и втягивать голову в плечи. Но двигатель мерно гудел, и лодка, подпрыгивая на волнах, уносила нас всё дальше и дальше. Однако ветер крепчал, гроза усиливалась, темнота сгущалась. Вскоре стало так темно, что невозможно было понять, где небо, где волны: всё пространство сделалось одноцветно-чёрным, и всё смешалось. Неожиданно мотор чихнул, и тут же изменилось его звучание, – обороты упали, скорость тоже. Я почувствовала, как лодка, подхваченная волной, сначала вздыбилась, потом резко ухнула вниз. Сердце защемило, в мозгу пронеслась одна-единственная мысль: упасть на дно и заткнуть уши руками.
- Чёрт, цилиндр отказал, - послышался голос отца.
- Что? - выкрикнула я.
- Цилиндр отказал! - с надрывом прокричал он. – Но ты не бойся, второй-то работает. - И заметив моё стремление обернуться назад к волнам, вдруг резким, срывающимся голосом заорал: - Не смотри назад, не смотри, я сказал! Вычерпывай воду, быстро!
- Чем вычерпывать? Чем? - выкрикнула я.
- Под сидением банки, – возьми их, да поживее!
Крепче ухватившись за скамейку, я отыскала банки и тут же принялась за работу.
      
       Сколько так продолжалось, – не знаю, только в какой-то момент, в промежутках между раскатами грома, я не услышала звука мотора, ничего не услышала. Мотор заглох намертво. Это означало одно – оба цилиндра вышли из строя. Лодка встала и закачалась на волнах, и теперь стихия делала с ней всё, что хотела. В одночасье мы сделались абсолютно беспомощными, и надежды на спасение не было никакой.
       В следующее мгновение вспышка молнии высветила фигуру отца, в её сферическом блеске я увидела, что он пытается грести, но что его попытки напрасны. И тогда, стараясь перекричать бурю, он стал повторять одну и ту же фразу:
- Ты только не бойся, с нами ничего не случится... ничего – вот увидишь... 
       Но я боялась. Потому что вокруг бушевал настоящий шторм, потому что наше судёнышко, как щепка, болталось на волнах, и я не понимала, почему мы всё ещё находимся в нём. В моём воображении уже давно мелькали картины, одна страшнее другой: я видела перевёрнутую лодку, вёсла, относимые в сторону, рюкзаки, прыгающие по волнам, и нас обоих в холодной воде. «Господи, скорее бы рассвет», - взмолилась я, но договорить молитву не успела: лодка, подхваченная волной, встала почти вертикально, – да так, что я едва не вылетела. Тут же последовал удар, и мне показалось, что наше маленькое судёнышко со всего маху уткнулось в какую-то твердь.
- Ты где? - послышался голос отца. 
- Да здесь я, здесь! - не отрывая рук от борта, с надрывом отозвалась я.
- Похоже, нас на косу выбросило, – уже спокойнее сказал он, - сейчас возьму фонарь и посмотрю.
      
       Да, это была коса, – продолговатая и узкая. Она тянулась вдоль берега на расстоянии двух метров и нигде не соединялась с ним. Мы обрадовались, но когда осмотрелись, поняли, что радость наша преждевременна, потому что добраться до берега всё равно было невозможно. Затащив лодку на средину отмели, стали думать, что делать дальше. Двухметровое расстояние до берега не перепрыгнуть, тем более отцу с его изувеченной во время войны ногой. Но ведь самое страшное уже позади, и неужели то немногое, что осталось преодолеть, нам будет уже не под силу?!
В это время послышался вой сирены, – кажется, шла баржа. Она шлёпала где-то посередине реки, и мне показалось, что лучи её прожекторов, высвечивая потоки дождя, упали прямо на нас.
«Может, спасут? - мелькнула мысль, - надо только посигналить. Где же фонарь?»
- Они идут своим фарватером, - будто прочитав мои мысли, сказал отец, - а здесь мелко, так что придётся выбираться самим.
- Нет-нет, спасут, – вот увидишь! Дай мне фонарь!
Закрывая и открывая светящийся экран ладонью, я завопила:
- Спасите, спасите!

       Нас заметили. Баржа была неплохо освещена, и я увидела, как вдоль палубы забегали люди. Они тоже что-то кричали, но расслышать ничего не удавалось. Через пару минут прозвучало три гудка: два коротких и один длинный, – всё, баржа прошла мимо. Надежды на спасение рухнули, я села на песок и заплакала.
- Иди сюда, - через минуту позвал отец, - посмотри, что я нашёл, – он показал деревце метра два длиной (оно было выброшено на косу бурей). - Знаю, что ты устала, но соберись – прошу, – я буду говорить, а ты запоминай. Здесь не глубоко, поэтому сделаем так: я срежу лишние ветки на дереве, брошу его комельком к берегу и на вершину подставлю ногу, ты станешь на неё, а я…
- Но тебе же будет больно, - воскликнула я, перебивая отца не оттого что ему будет больно, а оттого что ушла баржа и оттого что мне страшно.
- Успокойся! Ты станешь на ногу, а я тебя буду поддерживать, пока не ступишь на ствол. Потом тихонько проберёшься к берегу, только держись за ветки и ещё вон за те кустики, что торчат из воды, – поняла? 
       Я-то поняла, но отчего-то подумала, что больше не выдержу. Мне показалось, что именно сейчас, когда осталось немного, я свалюсь в эту проклятую воду, запутаюсь в водорослях и утону.
- А ну, соберись! – услышала я жёсткий голос отца. - Действуй, как я сказал! Давай сюда руку и не забудь верёвку от лодки привязать, – вон там, видишь? - он направил свет фонаря на берег. - Я брошу её, когда ты выберешься на сушу.
- А ты-то потом как, – у тебя ведь подставной ноги не будет!
- Ничего, – если упаду, то успею схватиться за деревце, только держи его крепче.

       На берег мы выбрались. Отец конечно упал, но я, упираясь в корягу, изо всех сил держала в руках деревце, и к счастью всё обошлось. Мы вытащили лодку, протянули её вглубь, – подальше от воды, – и хорошенько привязали.
- Судя по всему, - заметил отец, - на том берегу должна быть деревня Ларино, так что километров пятнадцать мы с тобой отмахали, но самое главное, нужно отыскать охотничью сторожку, – мне кажется, она где-то здесь, там и печка есть. Пойдём, всё уже позади.

       Шли долго. Отдалённые раскаты грома и редкие всполохи молний уже не пугали, дождь стих до мороси, и только ветер, продолжая петь свою сатанинскую песню, всё ещё пронизывал до костей. От холода и сырости у меня стучали зубы.
- Пап, я больше не могу, я замёрзла, - не выдержала я.
Мы остановились.
- Наверно это не Ларино, - пробормотал отец. – Ты вот что… посиди тут, - он указал на поваленную бурей берёзу, - а я пойду, поищу сухих веток, попробуем костерок разжечь, благо у нас спирт в таблетках есть. - Он улыбнулся и добавил: - Не бойся, я ненадолго.
А я перестала бояться, мне показалось, что страшнее того, что было, теперь уже точно ничего не будет.
       Минут через пятнадцать отец вернулся. Найденный сухостой сложил небольшой горкой на расчищенную площадку (и где только он раздобыл его в такую хмарь), затем вытащил из рюкзака бумагу, подложил под ветки, туда же бросил несколько таблеток и зажёг. И костерок заполыхал. К счастью, ветер поутих и морось сошла на нет, только с веток иногда ещё сыпались холодные дождевые капли вперемешку с мокрыми листьями. Так мы и просидели остаток ночи, – скукожившись у костерка. Буря наконец стихла совсем, и только промозглая сырость да поваленные кое-где деревья вместе с поломанными ветками всё ещё напоминали о ней.

       Когда забрезжил рассвет, мы вышли к берегу. Слева на горизонте, где должно было показаться солнце, светлела полоска неба, внизу тихонько плескались обские волны, а прямо перед нами, на противоположном берегу, виднелся тот самый причал, от которого мы отшвартовались вчера, чуть выше раскинулась панорама села.
- Мда-а, приплыли, - протянул отец, глядя на противоположный берег.
- Пап, хорошо, хоть так приплыли, - сказала я. - А могли бы…
- Истину глаголешь, дочь моя, - улыбнулся он, - ладно, пойдём к лодке, надо посмотреть, что там случилось с ней.
       После замены свечей мы благополучно отчалили, ещё через мгновение, набрав скорость, наше маленькое судёнышко помчалось к середине реки навстречу приветливым солнечным зайчикам, озорно и весело прыгавшим по воде.


2006-2008 гг.

Фото из Интернета.