4200 зн.
Петр I сидел нахмурившись и задумчиво крутя на пальцы кудри ненадеванного парика. Мурлыкал себе под нос что-то жалостливое.
- На горе стоит машина, а машина без колес. Всю резину на гондоны потаскала молодежь…. Эх!
Ломоносову нонче никак не удавалось растормошить Петра I и сподвигнуть его на задушевную беседу. Он уж и о Думе, и о Катерине, и о народе, и о Европах, и о Балтийском флоте фанты Государю закидывал – ничего ровным счетом.
Пришлось тогда спросить прямо.
- А что это ты, твое Величество, такое жалостливое себе под нос напеваешь?
- Да частушку мурлыкаю, будь она неладна, - отозвался Петр I.
- А почему же из неисторического тебе времени? Да еще такую душещипательную? – Стал подпирать Ломоносов тихонечко, чтобы не спугнуть Государеву откровенность.
- То-то и оно, - Петр I смахнул слезу с усиков, - Все люди, поди, знают и рассуждают обо мне по твоей Европе с окном, и по Карлу хромому на голубым шведским сукном устеленном Полтавском поле. А главного-то не видят!
- Что же в Вас главное, Государь? – Ломоносов весь собрался в кулак осторожности.
- Жалостливый я очень. - Петр I буднично посмотрел на свои мозолистые ладони, после топора и шерхебеля устало лежавшие на довольно мясистых бедрах, и пустил еще одну слезу. Та по небритой щеке покатилась причудливой дорогою, вихляя и будто ощупывая разноцветные монаршии волоски. Петру I стало щекотно и он снова смахнул слезу с усиков.
Ломоносов же молчал, как громом среди зимы пораженный невероятным откровением собеседника.
- А… Э… О… У… Ну, как же??? – Всего-то и смог сформулировать он.
- Ты, никак, спросить хочешь, как во мне, Камне Российской Государственности, двуглавого орла за обе шеи придерщем, жалость проживает? – Помог Ломоносову Петр I.
- Ага!
- А анус его знает! - Петр I хотел было пустить по русскому обычаю третью слезу, но Ломоносов жестом напомнил, что Петр-Симон-Камень не чужд и Европе тоже, а там двойка царит. Петр I крякнул, сплюнул в урну и решился продолжить.
- Вы ведь знаете, Ломоносов, как много я сделал и делаю для России. И во многом благодаря моей личной роли в Истории… - Грудь Петра I явственно расширилась, в голосе забряцали каменья, но Ломоносова политика интересовала мало, он привык обращаться с самой сутью любого вопроса.
- Простите, что, Государь-Ваше-Величество!?
- … Так вот, я и говорю… - камзол немного опал на плечах Петра I – Это со стороны кажется, что я такой рубанок-парень. Махну рукой налево – Полтавская битва, махну направо – окно в Европу, а по центру – народ под Ораниенбаумом в болотах гниет.
- Да, Государь, истинно так. Бывает, кажется!
- А я ведь… - Третья слеза все ж таки пробилась на щетину монаршей щеки, но Петр I смахнул ее, не дав добраться до щекотных усиков, в эту секунду ему не хотелось перемены настроения. – Я ведь… - Петр прокашлялся и продолжал, - Я ведь всею душой за каждого болею!
- За каждого??? – Ломоносов оказался поражен пуще прежнего.
- Ну, а я тебе о чем толкую!? - Петр I широко развел руки.
Ломоносов не нашелся, что на это ответить, только снял парик и стал в задумчивости теребить чужие власа. Петр заметил это и дико взблестнул глазами.
- Вот! – громовым голосом заорал он, - Вот, и Вы, Ломоносов, так думаете! - Собеседник замер под указующим перстом Петра I.
- А знаете ли Вы, Ломоносов, из чего Ваш парик?
Ломоносов всего на свете знать не мог.
- Из боярских бород!!! – Рокочущим шепотом произнес Петр. – Да Вы навряд ли принюхивались!
Тут с Ломоносовым случился приступ оторопи, парик случайно выпал из его рук на голову, и некоторое время собеседники примирительно молчали. Потом Ломоносов приосанился и выдавил из себя.
- Я не знал!
- То-то, не знал он… - По-отечески сказал Петр I, - Впредь знай, что не одной Европой прирастать должна Расея-матушка, а и Уралом, и Сибирью, и, главное, Историей своею, корнями! – Государь поднял к лицу ненадеванный парик и задумчиво потянул носом воздух.
- Да… - Протянул Государь, сыграл губами небольшой марш, и вновь его обуяла жалость. – Берешь эдак в руку бородищу-то боярскую… А другой рукой топор-то эдак заносишь… - Пауза не показалась Ломоносову театральной.
- И !?
- И - хрясь со всего маху! – Государь рубанул ручищей воздух меж колен Ломоносова.
- Ох! – Ломоносов выдохнул, схватившись за парик.
- То-то! Верно испугался. Борода-то боярская, ох как голове близка. Почитай, неразлучны они.
4.06.08