В руки и ноги были воткнуты иглы. Они мешали жить. Он уже давно и безнадежно пытался от них избавиться. Никакие уловки не помогали. Ни увеличение дозы, ни уменьшение. А надо было жить, ходить на работу, воспитывать детей. Мозги пока работали. Может быть, даже лучше, чем прежде. Но эта постоянная боль...
Жена что-то чувствовала. Она говорила: зачем ты себя губишь. А он говорил: нет, я живу, работаю, пишу. Дети привыкли считать, что папа непогрешим и вечен. А он уже плохо видел и плохо слышал. Когда случалось что-нибудь переспрашивать у сына, тот говорил: ты что, глухой?
Он ничего не боялся. У него были причины ничего не бояться. Но фантомы, постоянно его окружавшие, раздражали – что-то промелькнуло сбоку, повернул голову: ничего. Особенно трудно было возвращаться вечером по лестнице на четвертый этаж. Призраки призраками, но ему каждый раз казалось, что он сейчас потеряет равновесие и сверзнется с лестницы. Затылком о ступеньку. И всё же возвращение было счастьем. Еще один пролет, и он дома. И порция, которая разольется по жилам. Нет, она не уничтожит боль. Но даст надежду на это.
Хотя, надо признать, иглы, воткнутые в него, всё-таки притуплялись и кололи не так больно. И были какие-то вечерние семейные события. И он оживал, или почти.
А потом было утро. И всё начиналось сначала.
Это утро было замечательным. Светило солнышко. Завтрак. Поцелуй на прощанье. На работе – как обычно.
К вечеру начало сосать. Тело потело, боролось – но силы были неравные.
Троллейбус, наконец его остановка...
Он поднимался по лестнице. Еще пролет, и он дома.
И в этот момент мир перевернулся. Было страшно, как во снах, когда он срывался в пропасть. Он ударился головой о ступеньку.