Жизнь на окраине. Продолжение 13-16. Веруня

Сборник Избранных Рассказов
ГЛАВА ШЕСТАЯ, ИЛИ НЕМНОЖКО О ПОСТОЯННОМ И ВРЕМЕННОМ…

Как известно - нет ничего более постоянного, чем временное…

Моя мама, приехав с Урала в незнакомый город в 1946году, временно поселилась с мужем в двух полутёмных комнатках. Они собирались немного обжиться, осмотреться и приобрести, пусть и небольшой, но свой домик.

За мамой потянулись из эвакуации и остальные родственники. На малом пространстве сосредоточились разные судьбы. И каждому из приехавших следом хотелось устроить свою собственную жизнь. И устроили, нечаянно разрушив мамину…
Молодой семье необходимо строить свою жизнь отдельно ото всех. Но кто в те годы мог бы такое себе позволить?!

Мама рассказывала, не жалуясь и не сетуя, как приходилось ей примирять мужа, свою мать, брата и сестру.
Моя тётя, своевольная и своенравная, всегда поступала по-своему.
Ей не приходило в голову, что нехорошо терять кольцо замужней сестры – подарок мужа.
Или нарядиться в нижнее бельё всё той же младшей сестры – шифоново-кружевную комбинашку, используя её как вечернее платье(в это трудно сейчас поверить, но так было!) и отправиться на премьеру в театр.
Тётя была модницей. Ей хотелось любой ценой вернуть утраченные годы, пришедшие на время войны.
Незамужняя, она пыталась наверстать упущенное…

К двадцати семи годам моя мама стала матерью-одиночкой с двумя детьми и кучей своенравных родственников…



...Временное жильё лет на тридцать стало постоянным местом обитания для четверых: бабушки, мамы и наше с сестрой.

Две небольшие смежные комнаты, занимаемые нами, находились во втором, не хозяйском доме.
Первая, полутёмная, двумя большими окнами выходила на веранду. В этой комнате почти всегда был полумрак. Часто приходилось и днём включать электрический свет.
В ней стоял пузатый деревянный буфет, придвинутый к стене, на середине - большой овальный стол, над которым висел абажур, старый одностворчатый шкаф и печь, примостившаяся в углу.
Печь отапливалась углём и дровами. Без неё, без этой печи, мы бы не выжили…

Когда спустя десятилетия мою школьную подругу спросили общие знакомые о нашей прошлой жизни, о мебели в съёмном жилье и о многом другом, она, не задумываясь ни на минуту, сказала:
- Кровати, везде кровати…
Действительно, металлические кровати с панцирными сетками, на которых здорово было подпрыгивать, стояли повсюду…

Во второй комнатке, которую мы называли спальней, рядом с единственным окном примостился и маленький с двумя выдвижными ящиками письменный стол. За владение им шла упорная многолетняя борьба между мной и моей сестрой. Но, с материнского согласия, побеждала всегда сестра.

Окошком эта комната смотрела в общий двор. В нескольких метрах от окна стояло обветшавшее покосившееся строение – общественный туалет. Много позже хозяева перенесли его на новое место, спрятав за сараями.

В спальню наша печь выходила стеной, выложенной изразцами. Но они слабо нагревали комнату. И если в первой комнате, когда топилась печка, бывало жарко, то во второй – всегда прохладно, а в сильные морозы становилось и по-настоящему холодно…

Я любила прижаться спиной к тёплым плиточкам и мечтать о чём-то, грезить наяву, придумывать разные истории, которым не суждено было осуществиться…

С наступлением лета мама красила деревянные полы, белила печку.
Большая любительница чистоты, наша мама держала квартиру в идеальном порядке.
Накрахмаленные старые гардины на окнах, белоснежная простенькая скатерть на столе, кружевные салфетки в буфете – всё это создавало уют, непередаваемое ощущение вечного праздника…

Праздника, запахи которого невозможно забыть даже спустя полвека…


В долгие зимние вечера в жарко натопленной квартире я любила в полнейшей темноте сидеть на маленькой скамеечке около печки и, не отрываясь, смотреть на неё – её дверцы, духовой шкаф, на раскалённые конфорки, которых было неисчислимо много.

На первую конфорку клалась вторая. На неё - третья и так до тех пор, пока печное отверстие, куда закладывались дрова и засыпался уголь, полностью не закрывалось.
А в нашей печи имелись два таких отверстия. И у каждого из них свои конфорки – тяжёлые, чугунные…

Я ждала, когда на пол, на прибитую рядом с печью жесть, выскочит непокорный уголёк.
Вот радости-то, вот удовольствия…
И так становилось тепло где-то там, глубоко внутри меня, наверное, в душе – простыми словами не описать…

Помнится, как тётя под шипение угля и весёлое потрескивание дров в печке читала вслух книгу. Голос её дрожал. Мама и бабушка утирали слёзы. Они слушали печальную историю о жизни Дженни Герхард.*
А я, сидя на полу, на перевёрнутом стуле (так можно было раскачиваться, представляя себе качели, которые обожала), наверное, впервые в жизни увидала, какой силой может обладать книга…


Летом, в жару, самое прохладное место в квартире опять-таки находилось около печки.
И бабушка часто оставляла там продукты, чтобы лишний раз не спускаться по осклизлым ступеням в сырой погреб.

Празднично смотрелась наша любимица – печь после побелки и тогда, когда огромное блюдо с клубникой, засыпанной толстым слоем сахара, занимало своё законное место на её поверхности, плите, накрытой накрахмаленной до хруста салфеткой.


Две наши комнаты отделялись от соседской квартиры тонкой дверью. Распахни её и попадёшь к ним в гости. И слышимость была невероятной…

Почти сразу же после вселения мама купила на базаре за триста рублей большого размера бухарский или персидский (это доподлинно неизвестно) ковёр ручной работы.
Сама набила на дверь планку и, пришив на ковёр кольца, завесила им всю стену.

Ковёр всегда висел напротив окна. Солнце, заглядывая в наше скромное жилище, скользило по нему, и делало его ещё более привлекательным и красивым.

А я, поглаживая его ворсинки рукой, пыталась поймать ускользающие от меня солнечные лучики.
Всё же это было интересным занятием для больного ребёнка, часто и подолгу вынужденного оставаться в постели…



Веранда… Крылечко… Именно там в тёплое время года и проходила большей частью наша жизнь.

Деревянную веранду, изнутри оббитую фанерой, мы почему-то называли «галереей».
Одна её стена состояла из рам, застеклённых разными по размеру стёклами, соединенными между собой многочисленными задвижками – шпингалетами.

В погожие весенние или в жаркие летние дни необходимо было проветривать помещение.
Приходилось открывать и закрывать – двор наш был проходным - не один десяток шпингалетов. И не только внизу, рядом с длинным подоконником, но и вверху - под потолком. Занятие было сложным, даже небезопасным, потому что хозяйка домов, Сина, возвела свои хоромы высотой до четырёх метров…

Зимой стёкла изнутри покрывались изумительными рисунками. И я ногтями старалась ещё что-нибудь нацарапать – лишь бы быть причастной к этой красоте.

На длинном подоконнике всегда стояли многолитровые бутыли с бабушкиными наливками, запах которых будоражил не один заинтересованный нос!

В нашей галерее почти всё свободное пространство занимал большой деревянный стол.
Сам он был квадратным, раздвижным и стоял на толстенных ножищах.
На моей памяти стол этот всегда был чем-то заставлен - разнообразной едой, старой, отжившей свой век посудой, всякой ерундой, скопившейся за трудные годы нашего проживания в этой квартире - всем тем, что мешает в быту, занимает много места, но с чем неимоверно тяжело расставаться.

С приходом тёплых дней стол освобождали от ненужных вещей. Накрывали скатертью.
Принимали гостей, чаёвничали, читали книги – жили…
Дом наш был чрезвычайно хлебосольным.

Мой день рождения всегда отмечался за этим столом.
Средина июня, жара, а на веранде прохладно и уютно.

Детвора любила куриные котлеты, картофельное пюре, обязательное ситро, огромное блюдо с отборной клубникой и бабушкин «Наполеон», торт, вкуснее которого я ничего в своей жизни не ела.


Порой несколько человек приносили одни и те же подарки. Чаще всего дарились очки от солнца, ручки, наборы карандашей, точилки, носовые платочки, открытки и многое другое - без чего невозможно было бы обойтись в напряжённой, насыщенной всякими приключениями детской жизни!

…В детстве самый важный в жизни каждого человека праздник ожидается весь год. Предвкушение подарков, празднично накрытый стол, присутствие близких людей – всё делает этот день радостным и незабываемым.

Как жаль, что весёлый и беззаботный в детские и юношеские годы, со временем он становится вехой прожитых лет, удач и потерь, грусти по прошедшему и не сбывшемуся, по утраченным друзьям и близким, которые покинули нас навсегда…


Продолжение следует...




© Copyright: Веруня, 2008
Свидетельство о публикации №2807030263