Сидели мы недавно с одной моей родственницей на кухне. Пили чай. Детство вспоминали. А если точнее – детскосадовский период. Период, когда каждый человек окончательно осознаёт, кем его создала природа - девочкой или мальчиком – это уж кому как повезло...
- Я в сад вообще не ходила, - начала я, - но у меня был дружок со двора. Беленький такой, маленький. Алёшей звали. Помню, что как-то у него всё время брючки немного отдельно от него двигались. Видимо, велики они ему были. Мне это казалось чем-то таким...жалким...несчастным. Да, рано во мне материнский инстинкт-то проснулся!
Ну, вот. Ходил ко мне этот мальчик, ходил в гости. Во что-то мы с ним такое играли, о чём-то – не исключено – даже разговаривали. Одним словом, дружили.
Но однажды возник между нами непреодолимый барьер. Прямо – стена.
Дело в том, что я, начав разговаривать, почти сразу же научилась правильно произносить все звуки.
Помню, что мне это даже было обидно. И я, пытаясь как-то это дело исправить, говорила взрослым: «Вы знаете, а я букву Р не выговагиваю!». Но мне почему-то не верили. Видимо, что-то я неправильно делала.
С Алёшей – другая история. Он не только не выговаривал половины звуков, он и имя-то своё произносил с трудом. Когда моя бабушка спросила его – раз уже, наверное, в пятый – как же его зовут? А он снова ответил: «Аёся» .... Всё!!! Мне это не понравилось! Неубедительно звучало. Не надёжно. И на этом всё у нас с ним рухнуло.
Нет! Не могла я представить рядом с собой такого мужчину. С таким вот именем. Да – и со штанишками не по размеру – тоже...
Встал вопрос: как ему об этом сказать. Будь он Алексеем, я бы ему прямо заявила: «Понимаешь, ты мне не пара. Не могу я с тобой больше дружить. Извини». Но это – Алексею.
А вот как ты такое скажешь ему, Аёсе, суженому своему, русоволосому и миниатюрному до слёз? Да ещё – с тоооненьким голоском?
Несколько дней я ломала над этим свою четырёхлетнюю голову. И – нашла единственно приемлемый выход. То есть, так, чтобы и от дома отказать и – не обидеть, не травмировать его душу, которой и держаться-то особо было не в чем. Ну, про штанишки-то я говорила, помнишь...
Короче, когда он пришёл в следующий раз, я выдала ему почти с порога: «Слушай, мне тут в одном институте (это слово я случайно откуда-то узнала, и вот – пригодилось!) предложили такую работу сделать. Мне надо начертить план – как вода по трубам течёт. Ну, от реки, под землёй, по домам и – обратно в реку. А то они там одни, без меня, не справляются. Понимаешь? Так вот... Ты мне помочь не можешь? Сроки у меня поджимают».
- Ну, а он – что?
- Больше не пришёл. В тот день посидел-посидел рядом на диване, посмотрел на мои чертежи... Загрустил. И ушёл. Понял, видимо, что не судьба...
- А вот я, - переняла эстафету инфантильных воспоминаний моя гостья, - в сад ходила. До самой школы. И, как раз в последний год, влюбилась в одного мальчишку. Не помню только, как его звали. Кажется, Женя. Но – не точно.
Очень он мне нравился. Хороший такой был, весёлый, не хулиган...
И вот, когда до конца садика оставалось буквально несколько дней, он, отлично зная, как я к нему отношусь, сказал мне: «Ты не бойся, я, когда вырасту, женюсь – на тебе и на Люське!».
- Так прямо и заявил? И ты не обиделась? Люська-то тут зачем?
- Да нет. Я ещё подумала тогда: «Точно - хороший мальчик. Ни одну из нас отказом обидеть не хочет». Я только спросить забыла, он как это планировал – по очереди или сразу на обеих? И, если всё-таки по очереди, то – на ком из нас сначала? Но, в предшкольной суете не успела. А потом больше и не встретила. Мы с ним в разные школы пошли... Да, упустили мы, похоже, наших женихов...
- А всё – гордость наша, будь она не ладна! – сказала я. И засмеялась.
- И – скромность наша, нерешительность проклятая, - добавила моя гостья. И загрустила...