1914 ГОД.
Почтовая открытка Александра Бенуа.
ОХОТА НА РОССИЮ
глава пятая
**************
Ноябрь 1902 год.
НОВОСТИ ДНЯ:
по телефону от наших
корреспондентов.
"Её Императорское Высочество Великая Княгиня Ксения Александровна, 11-го ноября, в 11часов 48 минут дня благополучно разрешилась от бремени сыном, нареченным при святой молитве Ростиславом. Состояние здоровья Её Высочества и Высоконоворождённого вполне удовлетворительно".
"Строителю подводной лодки лейтенанту Колбасьеву выдано вспомоществование
от правительства, в размере пятидесяти тысяч рублей, на работы по окончанию постройки лодки. До этого времени сооружение лодки производилось на средства самого Колбасьева".
"В тюремном ведомстве получено известие, что знаменитая железнодорожная воровка Софья Блювштейн недавно умерла на Сахалине, где она, отбыв каторгу, жила на поселении. Смерть Софии Блювштейн, более известной под кличкой «Сонька Золотая ручка», последовала от простуды".
***
Январь 1906 год
СЕВАСТОПОЛЬ:
"Адмирал Чухнин тяжело ранен. Дама, одетая в чёрное, произвела из револьвера Браунинга четыре выстрела подряд; прибежавший на шум выстрелов вестовой матрос убил даму тут же из ружья. По слухам фамилия стрелявшей Крупницкая, ей 25 лет, и приехала она два дня тому назад из Москвы".
"Художник Врубель, находившийся в частной психиатрической больнице в Москве, получил звание академика".
***
МОСКВА:
"На Пресне появляются прокламации по поводу предстоящего рабочего Праздника первого мая. Прокламации содержат угрозы сжечь в этот день всю Москву".
- I -
От бессилия у Андрея опустились руки: узда ослабла; Абрек, почувствовав настроение наездника, двинулся шагом вокруг озера к пожарищу. Имение Гаппе догорало. Несколько мужиков суетливо бегали с вёдрами к озеру, черпали воду с лодочного причала и бегом возвращались назад - к жару; бессмысленно тушили шипящие головешки. Уцелела только литая чугунная ограда на каменных столбах.
На одном из княжеских вензелей ограды криво висел кусок фанеры, на ней неровными буквами углём написано: «Убий их всех! Сожги всё!»
Колокол замолчал. Вместо «Бум! Бум! Бум!» Сознание сверлили слова: Убий! Убий! Убий их всех!..»
- Если существует стихия любви, то есть ли стихия ненависти? Вероятно, где любовь, там и слёзы; а где слёзы, - горе. Наше счастье – печаль без маски. Кто правит нашей жизнью? Бог? Дьявол? Космос?..
Вернулся он в Светлогорское под утро.
Марина не спала. С влажными глазами она тихо сидела у кроватки спящего Николая:
- Что случилось? – спросила Андрея, входящего в детскую комнату.
- Они сожгли дом князя Граппе. Дотла…
- А он сам? Анна Фёдоровна? Дети? Внуки? Они живы?
- Дом был пустым. Князь и всё семейство уехало в Крым.
- Кто они, эти поджигатели?
- Народовольцы-революционеры…
- А мужики-то мужики, крестьяне куда смотрели?
- А они им помогали.
- Как помогали?
- Просто. Селяне не мешали террористам. Князь им школу, больницу построил; дороги к деревне проложил; кассу взаимопомощи организовал;
мельницу соорудил, а они ему « в знак глубокой благодарности красного петуха» на его дом пустили! Зачем? Почему? Откуда у русского человека столько злобы и ненависти?
Отблагодарили, значит, «барина» за благо своё! Сегодня его имение спалили, а завтра наше сгорит!
II
Рано утром, быстро погрузившись в авто, взяв только самое необходимое: документы и драгоценности, Высацкие уезжали в Петербург.
Проводить хозяина на крыльцо дома вышли все работники поместья: управляющий Никодим Сосновский, эконом Краузе, горничные, повара, официанты, садовники, прачки, конюхи, сторожа.
В стороне, придерживая за руку внучку, стояла и плакала старушка – домашняя приживалка из крепостных:
- На кого вы нас покидаете, барин? Вы уедете в свой Париж, а нас тут нехристи пожгут…
- Не плачь, Марфа! Никто вас не тронет. Береги внучку Настеньку. Завтра сюда на караульный постой прибудет казачий разъезд… Никодим, прошу тебя, прими казаков с хлебом солью: кормите их вдоволь; в пристройке казарму с постелями оборудуйте; поите казачков, как родных, поставьте на довольствие, чтоб у лошадей всегда свежее сено было, чтоб они чувствовали здесь себя как дома.
- Не волнуйтесь Андрей Александрович, обустроим их, как подобает…
Ведь на казаков-то и надежда вся… Они ведь веками спасали Отечество отразбойников… Гладкой дороги, барин!
Андрей прерывал свой отпуск с тяжёлым предчувствием вселенской беды:
- Прощайте! Храни вас Господь! Я скоро вернусь!
Высацкий нажал на клаксон, отпустил тормоза, надавил педаль газа.
Новенький мотор «Бразье» тронулся с места. Николенька сидел на руках у мамы. Он с любопытством смотрел в небо на кувыркание поющего жаворонка. Марина, обернувшись на провожающих, ещё долго махала им рукой, пока авто не выехало на старую смоленскую дорогу.
Вернулись они в Светлогорское только через четыре года. Впереди их ждала Русско-японская война. Всемирная охота на Россию началась.
Внешне жизнь Петербурга совершенно не изменилась. Всё текло своим чередом: в стольном городе проживало довольно много высокородных знаменитых сумасшедших, чудаков и юродивых. Принц Ольденбургский продолжал каждый день спрашивать лакея:
- Где Анюта ?
- Какая Анюта?
- Моя горничная!
- Спит без задних ног!
- А куда ноги ушли?
- Погулять!
- Всё равно, разбудите, Анюту!
- Каким образом?
- Положите ей в попу лёд, она и без ног, проснётся!
Герцогиня Анастасия Лейхтенберская держала во дворце восемь огромных собак. Она кормила «любимых собачек» кулинарными изысками французских поваров – свиными печёнками на сливочном масле и бисквитами с телячьими языками. Ежедневно псы проглатывали до трёхсот деликатесов..
Некая дворянка преклонного возраста - в шляпке времён Наполеона - продолжала неизменно стоять на углу Невского и Садовой, пытаясь заговорить с ветеранами Балтийского флота на французском языке:
- Пардон, месьё! Я опоздала на поезд в Царское село. Меня ждёт Александра Фёдоровна. Для билета мне не хватает два рубля. Прошу вспомоществования!
Петербург продолжал веселиться. Пиры во время революции продолжались.
Бал-маскарады, начавшись во дворцах и дворянских собраниях, выплёскивались на улицы. Невский проспект, Марсово поле, Дворцовая набережная, сады и парки наполнялись ряженой публикой, одетой в костюмы пёстрых сословий, полуголых молочниц, скелетов, вампиров, пришельцев из космоса. Петербург пил шампанское, вина, водку с пивом, ел ананасы, жевал рябчиков, словно по всей России не пылали старинные имения, не били саксонский фарфор в ступах, не резали серпами картины знаменитых художников…. Крестьянам нравилось сбрасывать из окон на землю марочные рояли. Наслаждаясь диссонансами их агонии. Но своих помещиков - не трогали:
- Свойбарин - родной барин! Пригодится!
А сами тихонько ходили по чужим поместьям. Помещиков выгоняли из имения -
без битья, по-хорошему; усадьбу грабили обстоятельно, потом, крестясь, деловито поджигали. Награбленное далеко не прятали:
- Своё берём , народом сделанное!.. Хотя, - понимаем, что озорничать не годится.
Помещики не сопротивлялись. Известно, что непротивление – злу не помеха.
III
По Петербургу гуляла байка про «одну решительную княгиню». Славилась она щедрой заботой о "своём" народе. Жила с крестьянами душа в душу. Детей мужицких баюкала, лечила, кормила, воспитывала, иностранным языкам учила...
Пришёл однажды к ней управляющий и говорит:
- Крестьяне ваши волнуются, барыня. Претензии на землю твою предъявляют; грозятся красного петуха под крышу пустить. Советую уступить им, бросить голодным кость… Может быть, - усмирятся.
- А ну, зови их - всем гуртом! - ко мне на беседу!
Пришли.
Княгиня главных зачинщиков за чайный стол ласково с улыбочкой усадила. Пирогами, кренделями угощать стала. А потом, прямо в глаза глядя, спрашивает:
- Когда же, друзи мои, родные милые, грабить то меня собираетесь?
Мочать мужики. "Репы" чешут.
- Вы моему слову верите? - спрашивает вкрадчиво.
- Побойся Бога, матушка! А кому ж нам ещё верить, окромя тебя, родимая!
- Вот то-то! Слово клятвенное вам сейчас даю: если кто меня обидит, хоть одну старую скирду соломы моей запалит, я - деревни ваши до головешек сожгу! Понятно? Деньги у меня есть: найму поджигателей! Сибирской каторги не испугаюсь! Грех на душу возьму, но дотла! – до черноты все хозяйства ваши - со всей скотиной, со скарбом - сожгу в отместку. Вот крест кладу перед святым образом! Обет даю! Идите смирно по домам, о детках думайте!
Бунтари с почтением, молча разошлись по избам.
В округе все соседские имения были разграблены, некоторые усадьбы сожжены, но её « вековое потомственное гнездо» - с вишнёвым садом - мужики
неустанно, днём и ночью, оберегали, как зеницу ока, от заезжих революционеров и полупьяных студентов.
Ни одна барская курица не пропала до ноября 1917- го года.
Только во время Октябрьского переворота, предварительно перебив все зеркальные стёкла, со смехом выбросили со второго этажа старинную мебель и фортепиано, за которым ещё сочинял музыку Сергей Рахманинов. Барский дом с белыми колоннами
разграбили до нитки.
Одичавшая усадьба стала прибежищем непонятных дьявольских звуков.
Через черные глазницы окон влетали и вылетали вороны, пока весной в полуразрушенную крышу не ударила шальная молния.
Через год пепелище полностью заросло бурьяном.
IV
Случилось это в семнадцатом. А в 1903-м, на другой день по возвращению на Английскую набережную, - в особняке Высацкого рано утром зазвенел колокольчик входной двери.
Явился посыльный унтер-офицер из Главного штаба военно-морских сил с секретным пакетом для господина лейтенанта.
Андрей, с хрустом сломав красные сургучные печати, вскрыл пакет. Пробежал быстро текст документов. Сердце радостно ёкнуло:
- Всё идёт своим чередом! Высочайшим приказом за № 319 по Морскому ведомству «лейтенант Андрей Петрович Высацкий - за отличие по службе - производится в капитаны 2 ранга.
Вторым приказом за № 89 Император жалует его орденом Святой Анны второй степени «за успешное плавание на ледоколе «Ермак» в Северно-ледовитом океане»
Третий приказ за подписью Управляющего морским министерством Ф. К. Авелана предписывал ему, «ввиду чрезвычайного положения международных дел на Дальнем Востоке, немедленно прервать отпуск и прибыть в понедельник в час дня пополудни в Александровский дворец Царского села на совещание Военного совета. Форма одежды – офицерская, служебная. По всем вопросам обращаться по телефону к Начальнику Имперской Канцелярии генералу-майору Александру Фёдоровичу Редигеру»
Расписавшись в журнале получения почты, Андрей предложил посыльному перекусить, чем Бог послал.
- Никак нет! Не могу, Ваше благородие!.. На Английской набережной меня ожидает служебный мотор. Ещё десять пакетов предписано вручить господам морским офицерам! Разрешите идти?
- Разрешаю!
Как только захлопнулась дверь за унтер-офицером, Андрей почти бегом бросился на звуки фортепиано, доносившиеся из гостиной. Жена играла для маленького сына австрийскую польку. Николаша, подняв ручонки над кудрявой белесой головой, неуклюже пытался танцевать.
Андрей застыл на пороге, умилённый. Марина, увлечённая ребёнком, не сразу заметила мужа:
- А теперь, сынок, давай вместе песенку споём!
Андрей на цыпочках незаметно подошёл сбоку фортепианной банкетки и осторожно сел рядом с Мариной, включившись в аккомпанемент в четыре руки. Марина с улыбкой посмотрела на него и перестала играть:
- Как я рада, милый, что ты пришёл! Ты хорошо читаешь ты фортепианную партию с листа?
- Кажется, неплохо. А что?
- Вчера купила новый сборник Чайковского «Шестнадцать песен для детей». Вот он!
Марина открыла красочный нотный альбом :
- Вот эта песенка, которая мне ужасно понравилась. «Мой Лизочек так уж мал, так уж мал…» Стихи Аксакова. Мы собираемся её выучить наизусть, петь её и танцевать. Правда, Ника?
Малыш заулыбался и ухватил маму за нос.
- Вот видишь, папА, Николя просить тебя нам аккомпанировать.
- А посмотреть текст можно?
- Разрешаем, господин лейтенант!
- Ошибаетесь, моя милая! С сего дня – я не лейтенант, а – капитан второго ранга! Вот, получил сегодня приказ о моём новом назначении!
- Поздравляем и целуем! А наш приказ выполнишь?
- Ваш приказ для меня важнее приказа Императора. Текст простенький, аккомпанемент довольно простой даже для меня… Только, скажи мне: кто такой «Лизочек, который так уж мал?» Комар?
- Да нет же! Сразу видно, что ты в детстве в куколки не играл.
- Я играл в бумажные кораблики…
- «Лизочек» - это куколка. Русская дюймовочка. Пупсик! Для мальчиков ангелочек, а для девочек Лизочек. Всё просто и понятно.
- Я бы никогда не догадался…
- Ты готов нам аккомпанировать?
- Так точно!
- Не обращай внимания на текст. Я заменила авторские слова песни:
Вместо «мой Лизочек…» я буду петь « мой Сыночек…»
«Мой Сыночек так уж мал, так уж мал,
Что, надувши одуванчик,
Заказал себе диванчик,
Тут и спал, тут и спал»
Андрей «фортиссимо» сыграл фортепианное вступление.
Марина, взяв на руки сына, прижав его к груди, запела простую незатейливую детскую песню с таким глубоким проникновением, с такой возвышенной любовью к первенцу, к нему, к жизни, что у Андрея бешено забилось сердце. Её низкое грудное меццо-сопрано заполнило теплом каждую клеточку его тела необъятным счастьем. Он стал сбиваться с ритма и темпа…
Марина, тоже испытав восторг от простенькой пьески Чайковского,: остановилась:
- Ты, оказывается, не только отличный моряк! Ты - замечательный
музыкант. Я люблю тебя! Нашему сыну пора есть и спать. Я отнесу его к няне.
- А мне, мои родные, надобно сейчас позвонить генералу Редигеру. Меня срочно вызывают на важное совещание в императорскую штаб-квартиру. Мой отпуск закончился. В понедельник мы с тобой едем на нашем моторе в Царское село.
- Вот и отлично! Там живут мои хорошие подруги: Оля Книппер и Аня Горенко. Мы учились в одной Мариинской гимназии. Можем даже у них остановиться, пока ты будешь совещаться. У них прекрасные большие квартиры, и я не буду там скучать. Я позвоню им.
V
Александру Фёдоровичу Редигеру, Начальнику имперской канцелярии, будущему Военному министру России, а особенно его супруге Софии Марковне,- придворной даме из свиты императрицы Александры Фёдоровны - очень нравилось, влиятельное, безбедное существование под сенью императорской семьи.
Капризная, но волевая женщина из богатого банкирского дома командовала мужем грубо, как боцман - "салаге" приказывает на паруснике.
Александр Фёдорович, напротив - был её антиподом: дворянин, потомственный аристократ, питомец Пажеского корпуса, среди которых были столпы многоликой русской истории, такие, как укротитель Наполеона граф Кутузов, граф Шереметьев, фельдмаршал Паскевич, адмирал Ушаков, декабрист Рылеев, писатель Радищев, поэт Баратынский, лексикограф Даль, композитор Скрябин...
Они никогда не опускались до скандального крика.
Все "александровцы" гордились своим уникальным образованием, академическими знаниями, совершенством владения тремя европейскими языками, интеллигентностью, способностью при всех обстоятельствах не выходить из душевного равновесия.
София, без всяких церемоний, без повода, без стука обычно врывалась в его кабинет и требовала - в повышенном тоне -от "солидного государственного мужа", постоянно заваленного работой по составлению необходимых документов для Императора, уделять ей ежесекундно должное внимание и уважение: терпеливо выслушивать и обсуждать кухонные петербургские сплетни.
Как правило, громкие крики о долге любить её ночь и день, заканчивались истерикой, угрозой написать жалобу государю на его "неприличное, недостойное его должности, поведение с законном браке".
Александр Редигер приходил от её диких сцен в молчаливое исступление. Вначале он спасался длинными прогулками вдоль Дворцовой набережной Невы, а с переездом в Царское село, взяв по-солдатски – под локоточки - выводил Софию силой в сад, предлагая искупаться в фонтане.
Однако семейные нелады им удавалось скрывать до поры до времени.
К ним в дом - на углу Бульварной и Церковной улиц - к подросшим дочерям, ученицам Мариинской гимназии, стали заглядывать подруги – Оля Книппер и Аня Горенко. Появлялись они в компании двух мальчиков. Долговязый Коля Гумилёв и юркий Коля Пунин - гимназисты из Николаевской мужской гимназии устраивали для девочек импровизационные домашние концерты: читали стихи собственного сочинения, пели под гитару, дурачились, пытались целоваться с гимназистками.
Разумеется, "софийские истерики", регулярно происходившие на втором этаже дачи, не могли пролететь мимо ушей подростков. Скоро всё Царское село знало о существовании "скандального театра" в доме генерала Редигера.
VI
Царское село - к началу ХХ-го века, впитавшее в себя всего два десятка тысяч жителей, с одной стороны, повязанное летописной исторической нитью с жизнью русских царей, с другой - по быту своему оставалось большой тихой деревней, жители которой знают друг о друге всё в подробностях. И всё же это был город, в котором бок о бок существовали противоположные миры: богатство и бедность. Огромные английские парки с античными статуями, ажурными беседками, укутанными в розы павильонами, с рукотворными озёрами, на зеркальной глади которых плавали белые лебеди, плескались
заморские чудные птицы, а пригороды царского городка были заполнены невзрачными домишками служилого люда.
Рукотворная природа естественным образом, органично, сливалась с девственными лесами и полями, изрезанными живописными речками и чистыми ручейками.
За углом Императорского Александрийского дворца, сверкающего золотом, разноцветным мрамором, прозрачной чистотой венецианского стекла дверей и окон, начинались тихие улочки, переулочки, на которых в ряд стояли обыкновенные скромные деревянные домики простого люда, утопающие в зелени садов летом и припорошенные пушистой белизной снега зимой.
Но чем дальше от дворцов, тем приземистее становились пыльные улицы гарнизонных поселений, с кривыми мещанскими избами в резных палисадниках, окруженных переплетами серых заборов.
Аня Горенко, преобразившись из нерадивого «утёнка» в великую Анну Ахматову, обернувшись прекрасным «лебедем» русской поэзии, там, в Царском селе – городе русской Музы, знала «изнанку» царской казармы:
Там солдатская шутка
Льётся, желчь не тая.
Полосатая будка
И махорки струя.
Драли песнями глотку
И клялись попадьей
Пили допоздна водку,
Заедали кутьей.
Всё гармонично уживалось в этой маленькой географической точке земного шара. Среди дворцов и хижин, ума и глупости, православных соборов, церквей, погостов, немецких кирх, польских костёлов, турецких минаретов, китайских пагод - упрямо зачиналась вера, надежда, любовь к России.
Иностранцы, которые селились здесь, быстро русели, часто становясь более русскими, чем, жившие здесь веками, славянские туземцы.
Здесь была проложена первая железная дорога.
Здесь впервые вспыхнул городской электрический фонарь.
Здесь впервые хирургический скальп доверили женщине – княжне Вере Игнатьевне Гедройц.
Здесь царь Пётр Великий принял титул - Первый Император Руси.
Здесь Николай Второй потерял этот титул навсегда.
Царское село - волею истории, оказавшись символической родиной и одновременно - могилой Великой империи, превратилось для её потомков далёким отраженным светом романтического 19-го века.