Окно. С окна начнется рассказ, а чем закончится - пока неизвестно. Повествование должно течь свободным потоком.
Карина проводила дни своей жизни перед окном. Это окно с улицы едва заметишь. Справа - сплошной поток (машины, машины и изредка чумовые пешеходы), а слева - раздолбанное здание. Красный кирпич, крытый средневековым слоем побелки. Окно на первом этаже обвито диким виноградом.
Директор однажды пришел к Карине и спросил:
- Вырубим эту зелень? Ведь мешает?
Директор не любил ничего, вылезающего из стандартов. Девушка Карина, 23 лет, боялась его до полусмерти. Хотя - что страшного в моложавом дяденьке лет пятидесяти. Он может оказаться даже очень окей в кровати.
- Не надо, - подняла голосок Карина, - красиво ведь!
Дикий виноград вовсе не был красив. Честно говоря, это были пыльные антисанитарные заросли с дурацкими черными ягодами. Я бы лично выдрала их немедля, прямо руками.
Я - не Карина.
Она была совсем юная и того типа, который простой народ называет "целка-невредимка".
Эти девушки алчно хотят выйти замуж. Они мечтают о стандартной семье из четырех человек.
Больше ни о чем, и сны у них - пустые и белые.
Но Карина Смолина, работавшая в Доме быта на оформлении заказов, была несколько другая.
За это я уважаю ее и даже временами люблю.
С 2006 года года Карина Смолина работала в Доме быта. Она приходила к восьми утра и доставала из стола мраморного цвета папки. Папки были наполнены аккуратными файлами. Каждый файл содержал ряд документов. Документы Карина содержала в сверкающем порядке.
В Доме быта работало не очень много народу. Район города - непрестижный.
Тихо...
Магазинов - много, заводов, фабрик, офисов - мало.
Летом дикий виноград пылился за окном у Карины, и старые рамы тоже были все в пыли. У Карины и ее сотрудниц не доставало усердия эту гадость вымыть, етти их мать, покрасить. Два года уже молодая девушка смотрела на эту пыль.
Ее сотрудниц в кабинете две. И абсолютно неинтересные две.
Наталья Андреевна в крупновязаной кофте (даже летом) была уже на пенсии. Она ругала программы "Дом -2" и "Ты не поверишь".
Ирина Ивановна тридцати семи лет устраивала чай каждые два часа. К чаю прилагались булочки с глазурью, которые Ирина, не буду больше звать ее по отчеству, покупала в продуктовом напротив. Карина бегала за булками с нею. На нее булки пока не действовали. А Ира обрастала жировыми балкончиками спереди и в районе бедер.
- Мне не восемнадцать лет, чтобы быть, как березка! - говорила Ира.
Булки поедались, чай кипел. Время уходило с чайным паром.
Как всегда уходит наше единственное время.
Карина жила совсем близко от Дома быта. Пешеходный переход, над всей улицей клены и вязы. По пять кленов и вязов с каждой стороны - и вот девушка уже дома.
Я люблю такие хрущевские двухэтажки. Они старые-престарые, они пахнут семидесятыми годами, сливочным мороженым за восемнадцать копеек. В них всегда есть дворики, заваленные рухлядью, заросшие бурьяном. Жить в таком доме - не дай аллах, но думать о его секретах, о его обитателях - дивно.
Простите меня, что я влезаю в это золотисто-зеленое спокойствие. Я много облазила таких домов. Просто из любопытства я заходила в незнакомые дворы. Я балдела от граффити, которые не гармонировали с пыльной лебедой. Я поднималась по темным лесенкам. Кошачьими ссаками пахло там, чужими обедами пахло там.
А потом, выйдя из темноты на пустую улицу, я видела, как плывет серое небо над старинной церковью, над задрипанным кафе. Во мне росло и выплескивалось почти гашишное блаженство.
Что-то есть!
Что-то есть, кроме нас!
Над серым небом, над церковным куполом, над хрущевской рухлядью и надо всеми вами...
Карина выросла в таком доме.
Она поднималась по деревянной лестнице, под которой жили популяции и поколения мышей. Мать вязала у телевизора или возилась на кухне. Отец спал пьяным в маленькой спальне или смотрел телек.
Мать была уже на пенсии, а отец еще работал. Они поздно родили Карину.
- Привет, - говорила Карина.
Ей немедленно подавали ужин - макароны, или сырники с вареньем, или горячий пирог и холодное молоко. Мама хорошо готовила. Редкость, потому что до пенсии она работала учителем русского языка. А все училки обычно отвратительно кормят свои семьи.
- Ну? - спрашивала мать. - Как день прошел?
Карине совсем нечего было рассказывать. Время у нее застыло так, что его можно было резать ножом, наподобие поминального киселя.
У нее не было подружек. Она была застенчивая и неинтересная - она сама так себе назначила.
Вообще, любую роль в жизни мы назначаем себе сами. Я лично определила себя в аутсайдеры, и никто не прогонит меня с этой должности. Да она и незавидная.
А Карина Смолина общалась только с мамой и немножко - с отцом. Сотрудниц можно не считать. Карина их забывала, едва выходила за дверь конторы.
Еще у нее была старшая сестра, тридцатитрехлетняя. Сестра жила в другом районе города, где светло и шумно, у нее были муж, двое детей и миллион подруг. Карина любила сестру, племянников и зятя. Но бывать у них в гостях, там, где светло и шумно, она стеснялась.
Карина считала себя жутко неинтересной.
Она слишком много читала, а чтение - очень вредный фактор. Вся жизнь уродливо скрючена у женщины, которая с детства обожралась книжками.
Карина читала, придя с работы. За едой мама читать не разрешала. Карина читала в зале у телевизора. Читала в постели перед сном. Иногда она мучила глаза до часу-двух ночи.
Вы, вероятно, мысленно дали в руки моей Карине любовные романы в обложках с лакированными картинками. Спасибо большое, Карина презирала такие книги.
Каждое воскресенье она ходила в библиотеку. И там набивала пакет романами Фейхтвангера и Жоржи Амаду. Она рылась на полках, где было совсем чуть-чуть скандинавских авторов. Всякие Лагерлёф, Нексе и Стриндберг числились в ее обычном меню.
Библиотека была единственным местом, куда ходила Карина Смолина. Кроме магазина и работы.
Никогда никуда не ездить, ни с кем не болтать по телефону! Одиночное тюремное заключение, скажете вы.
Карина стала ощущать это только к 23 годам.
До этого мозги были нераспустившиеся, как весенние почки. В них зрело.
"Книги либо нарочно обманывают, либо я живу как-то не по-нормальному". Так стала Карина думать, глядя в пыльное окно с диким виноградом.
Вероятно, книги врали. Потому что Карина сама кое-что писала. Самое глупое, что есть на свете - стихи.
"Я ждала тебя в потоках лепестков,
Я ждала тебя на черном перекрестке,
Ты пришел, не говоря мне слов,
Ты пришел без слов и без вопросов"
К кому девушка Карина Смолина обращала свои стихи? Не было у нее ни одного "пришедшего без вопросов". Она выдумывала. Она обманывала сама себя. И собралась даже обмануть других людей. Купила в киоске конверт, перепечатала на работе пять-шесть своих стишков и отослала в литературный журнал. Этот журнал она часто читала в библиотеке. Там сзади имелся адрес.
Потом много дней она смотрела в пыльное окно с диким виноградом. Думала о героях книг. Глупости, думать о несуществующих людях.
Раньше мне тоже было дано это волшебство чтения. Теперь я читаю и думаю - в чем секрет композиции произведения? Где кульминация? И тому подобное, литературное занудство.
Ничего Карине из журнала не ответили.
Она рискнула показать свои стихи маме. Вообще, секретов от мамы у Карины не было.
"Спали зимы, спали города
И машины занесло снегами
Я опять спешила в никуда,
Колыхала шар земной шагами"
- Набор слов, - строго сказала мать, - неграмотная речь. Ничего доброго, светлого. Иди лучше лестничную клетку подмети. Наша очередь.
Карина плакала полночи. Писать наборы слов ей было противно. А не писать - она не могла. Это называется - графомания, психическая болезнь.
Не доводите себя до такого!
Дни сворачивались, как ежи, в клубки. Иголки - это были часы и минуты, заостренные против Карины. Она не была такой смелой, чтобы ждать приключений или самой их искать. Она никогда не задумывалась, что вообще-то все девушки выходят влюбляются, путешествуют, выходят замуж, рожают детей.
С каждым днем все сильнее хотелось плакать перед сном.
Мне-то понятно, что это была банальная тоска организма по сексу. А до Карины не доходило. Она смотрела в облака, замерев в ступоре посреди своей кленово-вязевой улицы. А однажды она обняла ясень перед Домом быта.
- Вы вступили в контакт с земной осью, - сказал ей, проходя, какой-то мужчина.
Карина покраснела страшнейшим образом. Ясень отпустила и спросила:
- Почему?
Дядечка был лысоватый, маленький, и с большой чудиной, видать.
- По скандинавской мифологии ясень Иггдрасиль является осью мира. Древние китайцы тоже почитали ясень. У многих племен североамериканских индейцев ясень - священное дерево.
Карина слушала невнимательно. Стыд побеждал любопытство. Она ушла в свой кабинет и села у пыльного окна.
И тогда это началось.
Карина Смолина, застенчивая до пришибленности девушка, вдруг обнаружила себя в какой-то беседке. Карина Смолина целовалась в беседке с парнем.
Все было реально, без всяких там "привиделось". Черная ночь, довольно холодно. И притом, с крыши беседки лила вода.
Дождь.
На Карине была короткая юбка, и она жалась к парню не столько за поцелуем, сколько за живым теплом.
- Карина, - спросил парень, - а ты замуж за меня пойдешь?
- Ты что, очумел? - презрительным и смелым голосом сказала Карина. - Замуж! Я тебя, бля, первый раз вижу!
Парень не обиделся, он был сильно пьяный.
"Что за херня мне мерещится?" - подумала Карина. Думала она лексиконом той, другой Карины. Но, проходя за парнем по длинному коридору неведомого общежития, она увидела в грязном зеркале свое отражение.
Это была она. Без вопросов. Только волосы пострижены каскадом до плеч и покрашены способом "колорирование".
Карина в жизни не красила волосы, носила их всегда в косе. У нее не было ни одной короткой юбки. И сроду не имелось таких длиннющих ногтей с гелевыми цветами.
Она прошла за парнем в длинную комнату, где лежало на койках пять или шесть мужских особей. Они смотрели в темноте телек. Карина и ее партнер разулись и в одежде забрались под одеяло. Безымянный возлюбленный стал скручивать вниз Каринины колготки.
Что ж это творится, а?!!
Карина пришла в себя, потому что Ирина позвал ее в магазин за булочками. Магазин был обычный, булочки - обычные.
Время текло по привычному руслу, где ему удобно и гладко.
По дороге домой Карина вдруг обнаружила, что идет совсем в другую сторону. Не по улице Достоевского, где клёны и вязы, а по центральным, в густой толпе народа. Подошел троллейбус "тройка", толпа ломанула внутрь. И Карина - за ними.
Здесь она в зеркало посмотреться не могла. Но видела свои ноги. Они были в колготках в гигантскую сетку, в коротенькой замшевой юбочке и в туфлях на толстенной платформе. У нее в жизни не водилось таких вещей!
Было страшно до обморока. А ощущения опять - все были настоящие. В троллейбусе пахло смесью самых разных потов и духов. Карина пропихнулась к заднему сиденью. Там сидели всякие дети и старичьё. И один молодой пацан, он спал, свесив подбородок на грудь. И барсетка его спала на колене. Он ее даже не придерживал.
Карина спокойно взяла ее и вышла на ближайшей остановке. Может, лупоглазые дети и заметили, но от такой наглости у них языки окостенели.
Дальше Карина прошла мимо киоска с горячими пирожками. Запах горячего теста и масла накрывал две широкие улицы.
- Дайте пирожок с лимоном! - сказала Карина. И расплатилась из чужой барсетки. Там было нормально денежек, пацан, видимо, зарплату получил.
В зеркальной витрине шикарного универмага отразилась Карина Смолина. С колорированными волосами, с губами цвета фуксии. Жующая пирожок.
"Сниться такая херь не может. Я же не могу во сне есть и чувствовать вкус. Видением из прошлой жизни это не назовешь. Все рекламы на улицах - современные. В чужое тело я не вселилась - тело мое".
Так размышляя, Карина дошла до подъезда дома. Не пыльной хрущобы, а пятиэтажки, обсаженной жалкими анютиными глазками, подыхающими от городской вони. В подъезде Карина ловко вытащила из чужого почтового ящика письмо. Потом отперла дверь ключом.
- Мам! Ты дома? Пашка! Ты дома?
Никого дома не было, поэтому Карина смогла сделать спокойно два дела - покушать разогретой гречки с котлетами и отпарить над чайником чужой конверт.
" Здравствуй, дорогая Наташенька! Как у вас дела? Как Олежек? Не беспокоят ли его больше ушки? Мне Нина Алексеевна дала рецепт, смотри в конце письма. От отита помогает хорошо. А отец часто стал кашлять..."
- Блин, херня какая-то! - Карина бросила письмо в мусорное ведро. И продолжила пить чай. Рядом на столе лежала книга - "Заколдованный круг", автор - со скандинавской фамилией.
Карина даже не прикоснулась, хотя почитать за едой - это блаженство, не сравнимое ни с оргазмом, ни с получением крупной премии.
Для меня, во всяком случае, и для той Карины, которая работала в Доме быта.
И тут она начала понимать.
"У меня два воплощения, что ли? Совсем разных... Разве так бывает?"
Бывает.
Я помню его. До сих пор помню непонятное состояние. Видимо, один-единственный раз напало это помешательство - любовь.
Мы полюбили друг друга с первого взгляда. Мы бродили по улицам, сидели в беседках, целовались на скамейках. Какой-то маленький город был под нашими ногами. С высокого берега виднелась серая река, плыли лодки.
- Лена! Откуда ты взялась?
- Я не знаю, Андрюшка.
Клянусь, не знаю, как я попала в тот город с лодками, где я нашла этого Андрея. В записной книжке живет какой-то номер. Ни у одного соседнего города нет такого кода.
Помню, как адски и райски я любила его.
Как он плакал от любви.
Я никогда не найду его в этом мире. А в другие миры ведь пускают только по блату.
Карина закончила обед и пошла снова на улицу. Остановилась на ступеньке подъезда. Достала пачку сигарет. И - ужас! - начала курить. Курилось легко. Даже приятно было - после обеда-то... Выходивший из подъезда парень нечаянно задел Карину в спину тубусом.
- Эй, ты! Лошара ссаная! Язык заикается, и ноги тоже? - гневно крикнула Карина.
Парень обернулся, хотел сказать - кажется, извини. Но он заикался так, что больше двух букв не получилось.
- Иди, иди! Инвалид херов, - Карина докурила.
Она пошла дальше, теперь уже между клёнов и вязов. В своих каждодневных светлых брюках, в серых балетках. К своим маме, стихам и книжкам.
- Иди обедать! - позвала мама.
А есть не хотелось. Она же только что обедала - там...Где?!
Карина с ужасом понимала, что с нею происходит нечто паранормальное.
Самое кошмарное, она отлично помнила, где она живет во втором воплощении. Номер троллейбуса, расположение дома, квартиру. Назавтра она отпросилась у Натальи Андреевны на час пораньше. И поехала туда.
Пока ехала, в голове у нее прямо вулканизировало: лилась красная лава и взлетали каменные бомбы. Как с этим жить?
Посмотрелась в витрину, когда вышла из троллейбуса. Обычная Карина Смолина, с косой, в светлых брюках.
Она дошла до "того дома". И прямо около подъезда увидела парня с тубусом.
- Каринка! - ошеломленно сказал он. - Какая ты... ч-ч-ч-ч...
Карина не поняла - чудная или чудовищная. Полетела оттуда с такой скоростью, которая бывает лишь у жертв внезапного поноса.
Хорошо, я имею два воплощения.
Оба воплощения живут в одном и том же пространстве, в одном и том же времени.
Как же они не пересекаются?
Волнует ли ту Карину существование меня - Карины, живущей в хрущобе и работающей в Доме быта?
-Мам! - Карина подошла, мама строчила на швейной машинке. Блузочку для Карины.
- Мам, нам надо поговорить.
Мама удивленно обернулась. Карина вся дрожала.
- Мам, у меня, кажется, что-то психическое... Раздвоение личности, наверное.
- Меньше надо читать по ночам! - вынесла диагноз мама. - Не выдумывай ерунды! Иди лучше посуду помой!
Одна к психиатру Карина в жизни бы не пошла. Она смотрела в пыльное окно, увитое дурацким виноградом, и думала.
С чего все это началось? С ясеня и дядечки, который сказал, что Карина соприкоснулась с земной осью. На обеденном перерыве Карина побежала в библиотеку и попросила все, что есть о ясенях и скандинавской мифологии.
От чтения голова заболела, а проку никакого. Карина не нашла объяснения. И опоздала на работу.
- Иди полежи, - приказала мама, когда Карина вернулась с работы, - ты что-то бледная такая...
Будешь бледная.
Карина легла на свой старенький диван с зеленым котенком на спинке. И вдруг увидела, что рядом с ней лежит девушка с короткими черными волосами. Волосы у девушки были задраны вверх, это делается специальным воском. Тени на веках у нее были черные, а в брови торчал пирсинг в виде шпажки.
Девушка целовала Каринину грудь. Абсолютно голую грудь. И соски были уже воспаленно-красные, от них горячими ручейками бежал по телу сумасшедший восторг.
Карина осмотрелась. На диване не было котенка. И вообще не было дивана, а стояла под голубым атласным покрывалом какая-то кроватка Барби. Карина и черноволосая с пирсом возлежали на атласе голые...
- Супер, - на выдохе сказала Карина, - прикинь, Пашка увидел бы?
Черноволосая сделала жалостное личико:
- Давай не будем о нем...
Карина засмеялась. И стала вдвигать слегонца в черноволосую один палец, потом другой...
- Давай, бэби...подай свой голосок, бэби...
Черноволосая начала ненатурально стонать. Карина сказала:
- Представляю рожу Пашки, если бы он увидел, что его девушка с его сестрой...
Черноволосая ничего не ответила. У нее были слезы. Но она склонила шею и приступила к оральному действу.
Такого не может сварить даже самая психически больная голова.
- Я же так правда сойду с ума! - шептала Карина, идя утром между кленов и вязов. - И некому рассказать! И что делать?!
Ей совсем не нравилось спать с незнакомыми пьяными парнями, воровать чужие барсетки, читать украденные письма, курить и делать лесбийскую любовь. Эти доктор Джекил и мистер Хайд были утомительны для Карины. Она не умела ТАК.
"Наверное, бог послал мне всё это в наказание. За то, что я считала свою жизнь неправильной и скучной".
Она не очень-то верила в бога. Но сейчас даже помолилась. Однако это вряд ли помогло бы.
Бог слушает людские молитвы очень избирательно. Если бы он выполнял все, то это был бы не Бог, а официант, или доктор, или сантехник, или проститутка... просьбы -то у нас самые разные.
- Дернуло меня обнять этот ясень!
Карина начала придумывать глупые объяснения. Ведь у корней ясеня три Норны прядут человеческие судьбы. Карина начала сочинять - может, я перепутала эти нитки? И моя нитка свернулась пополам. Всякая чушь лезла ей в голову.
И здесь не обойтись без меня, потому что не зря же я присутствовала в этом рассказе с самого начала. Как голос за кадром, и уже никак не в роли режиссера.
Я могу написать, что Карина Смолина подвинулась рассудком, и ее забрали в психушку. И дать обычное врачебное объяснение - истерическое расстройство из-за отсутствия секса.
Можно написать фантастическую историю о параллельных мирах.
Или еще - подсознание Карины Смолиной, сжатое скучным существованием, придумало и воплотило все скрытые Каринины комплексы.
Смотрите, сколько версий!
А получилось вот что.
Карина шла домой с работы, и около трансформаторной будки на нее налетели две девахи в яркой помаде и поясах со стразами.
- Ну, сейчас ты у меня получишь, сука рваная! Я тебе покажу, как моего Сашку отбивать!
И скромную девочку из Дома быта стали лупить за неизвестного ей Сашку. Истинно по-женски: кулаками, ногтями и за косу. Спасли Карину два парня. Они оттащили бешеных самок и умыли рыдающую Карину под колонкой.
Один из парней оказался бывшим одноклассником Карины, Витькой Бобровым. А второй был заикающийся юноша с тубусом.
- За что они тебя, Смолина? - спросил Витька, который помнил, кто есть Карина - зубрилка, тихушка, училкина дочь.
- Нн-не знаю!!! - рыдала Карина.
Это был стресс. Это был шок.
Карина, хлюпая носом, все рассказала парням.
- Да ты же помнишь! Я тебя отругала на крыльце ни за что! - сказала Карина юноше с тубусом.
Его звали Глеб. Он почувствовал, что Карина ему близкая душа, и даже заикаться перестал.
- Н-н-не думай об этом, Карин. Это ч-ч-чепуха. Самовнушение. Я, когда х-х-хочу, могу не заикаться.
- А как же вся эта история? Двойная жизнь эта? Как ее объяснить?!
Глеб сказал глубокомысленно и без единой запинки:
- В мире полно такого, чего не объяснишь. Зачем голову морочить?
И он был прав, бесспорно.
Мы не можем объяснить, что есть жизнь.
Мы не знаем, как судьба распределяет красные и черные карты.
Мы не знаем, существует ли Бог.
Зачем голову морочить...
А, вы хотели узнать, поженились ли Карина и Глеб? Поженились через полгода.
Но вопросов от этого не убавилось.