С сегодняшнего дня (а сегодня, напомню, 30 июня 2008 года), начну выкладывать главы своего незаконченного романа. Авось, это подтолкнет застопорившуюся работу)))
День начинался хорошо. Солнце, голубое небо, свежий воздух – всё было в комплекте. Я лежал на холодной земле и, задумавшись, покусывал соломинку. Солнце недавно выглянуло из-за горизонта, потому было довольно холодно. Холодный воздух из-за росы был тяжёлым и в тоже время освежающим.
Я плотнее закутался в куртку, которую предусмотрительно взял из дома и улегся удобней. Кое-где на небе всё ещё блистали звёзды, оставшиеся после июльской ночи, а ближе к горизонту белым призраком висел месяц. Над головой тонко пищали комары, чья пора медленно подходила к концу – утреннее солнце медленно разгоралось, обещая к полудню превратить это место в самый настоящий Ад. На этот случай из дома я ещё и панамку захватил! Краешек её вылезал из кармана, впитывая влагу утренней росы. Я пальцами запихал её глубже и продолжил любоваться небом. Давно я так не проводил время, давно...
Вдали послышались шаги. Слышно было, как ноги с трудом продираются через сеть переплетённой мокрой травы. Через некоторое время послышалось тяжёлое дыхание, а ещё через несколько секунд краем глаза я заметил тёмный силуэт.
- Вот, свои условия я выполнила, Андрей, теперь очередь за тобой! – Лена выпустила из рук ветки, которые она собирала около часа, и с облегчением опустилась на землю.
Я с трудом оторвался от любования утренним небом и перевёл взгляд на неё. Красные щёки, тяжело вздымающаяся грудь, блестящие глаза – эта прогулка пошла ей только на пользу. Такой она мне нравится намного больше. Глаза опустились с лица ниже, скользнули по гладкой коже шеи, задержались на плече и принялись опускаться ниже...
- Андрей!
Я чуть не подскочил на месте.
- Что? Что-то случилось? – спросил я, озираясь по сторонам.
- Перестань на меня так смотреть! – сказала она и покраснела ещё сильнее. И что тут краснеть? Эх, женщины...
- Как смотреть? – переспросил я, делая вид, будто не понимаю, о чём она говорит, между тем продолжив глазами опускаться всё ниже.
- Так смотреть! Будто видишь меня впервые!
Сказав это, она улыбнулась и выжидающе на меня уставилась. Похоже на этот раз мне не отвертеться... Значит, придётся рассказывать.
Но время я всё равно потяну – хотя бы из принципа это надо сделать. Когда-то в мои планы вообще не входило рассказывать эту историю кому-либо...
- Ну и что ты молчишь? – снова подала голос Лена, заметив, что я задумался, - опять пытаешься перевести разговор в другое русло? Не получится!
Она обаятельно улыбнулась, и я решил, что фиг с ними, с принципами – за эту улыбку и пол королевства мало!
- Ну ладно... Пожалуй, я расскажу тебе мою историю... – начал я нерешительно. А что? В конце концов, не из-за этого ли мы выбрались из города? Не я ли обещал ей рассказать всю правду?
Лена тут же села, устраиваясь в позу слушателя. Я же медленно привстал с земли, наслаждаясь каждым дуновением ветерка. Разложив ветки шалашиком, я щёлкнул пальцами. Над ними появился маленький комок огня. Удивлены? Тогда история, которую я начну сейчас рассказывать, как раз для вас.
Я закинул его в хрупкую конструкцию из веточек и через мгновение оттуда пошёл белый дымок. Вскоре появились первые язычки пламени, с огромным удовольствием облизывающие их сегодняшнюю трапезу.
- У моей истории есть несколько точек отсчета. Можно сказать, что она началась давным-давно, но я не преподаватель истории, да и времени у нас не так уж и много. Поэтому выберем другую точку, более близкую нашему времени. Пожалуй, это будет желание...
Я устроился поудобнее, грея руки о пляшущее пламя. Язык тем временем продолжал повествование...
Глава 1. Старик.
Началом этой длинной, запутанной и без сомнения интересной истории стало желание. Да, именно оно. Каждый человек чего-то желает, будь то денег, любви, власти, или обычной бутылки пива. Знаю, последнее из перечисленного очень приземлено, но именно этого многие хотят вечерком, после долгого тяжёлого трудового дня.
Именно желания управляют человеком, ровно как ветер облаками и течение неумелыми пловцами. Именно они заставляют нас просыпаться утром и засыпать ночью, именно оно заставляют нас идти в магазин за покупками, когда хочется отдохнуть, и отдыхать, когда нужно работать.
Я же желал сенсаций. Если вам это показалось странным, то поясню – я журналист. И именно это желание, а также несколько не совсем обычных компонентов, сделали мою историю крайне странной, необычной и в тоже время страшной.
Одно желание может в корне изменить жизнь человека, слепив из неё либо Рай на земле, либо Ад со всеми его атрибутами. Каким моё желание сделало мою жизнь, решать вам, но я же склоняюсь к последнему варианту.
Всё началось в один прекрасный день...
В этот прекрасный день у меня было отличное настроение. Я шёл по улице, щурясь от яркого солнца и размышляя о жизни. В частности – о работе. А если быть более конкретным – об интервью, из-за которого мне пришлось тащиться на другой конец города.
Впрочем, я был даже рад тому, что начальник на меня сильно разозлился за прошлое задание и в отместку заставил идти так далеко. Ничего не поднимает настроения так, как пешая прогулка в хорошую погоду. Конечно, при условии, что у вас нет плоскостопия, и вы любите солнечный свет. Если нет, то вы относитесь к людям, чью группу возглавляет мой начальник, считающий, что хорошо мне отомстил...
Я предвкушал встречу со своей новой жертвой – двухсотлетним стариком. Нет, я не ошибся, когда упомянул его возраст – ему действительно двести лет! И это будет правдой если и не для нашей редакции, то уж для наших читателей точно. И я конечно за мир без лжи, но парочка сенсаций нашему журналу не помешают...
Сейчас я развлекался тем, что воссоздавал в воображении портрет героя главной полосы нового номера журнала. Почему-то в голову лез Дункан Маклауд, главный герой «Горца», размахивающий направо и налево мечом. Когда я отвлёкся от фонтанов крови, которые благодаря импортным фильмам так красочно и живо рисовались у меня в голове, оказалось, что я стою около дома, где жил герой нового выпуска журнала.
Потратив пару секунд на «взлом» старого кодового замка, нужные кнопки которого от старости и частого использования почернели, я окунулся в темноту и прохладу подъезда. Он, на удивление, оказался чистым – не чета моему. Стены не были изрисованы, на полу не было окурков, а на стене – чёрных следов от спичек. Только в лифте в нос ударил сладковатый и уже родной запах мочи. Я улыбнулся и нажал на кнопку нужного этажа. Двери со второй попытки закрылись, и лифт рывками отправился наверх.
Эх, как же я не люблю лифты... С каждым его рывком у меня неприятно холодело в животе, а во рту всё пересыхало. Но ещё больше я не люблю таскаться по лестницам, особенно когда дело касалось многоэтажного дома.
С ужасом задержав дыхание, когда лифт остановился, и с облегчением выдохнув, когда двери с тихим жужжанием распахнулись, я шагнул на твёрдую землю. Быстро сориентировавшись в пространстве, я направился к обшарпанной двери, на которой красовались поблёскивающие в жёлтом свете ламп цифры 66. Что ж, обнадёживающе...
Не найдя кнопки звонка, я, не долго думая, принялся колотить по двери. Когда послышалось заветное клацанье замка, я уже успел отбить себе кулак. Дверь приоткрылась ровно настолько, насколько хватало тоненькой цепочки. На меня уставился чей-то глаз...
- Чаво? – спросил дрожащий старый голос. Образ Дункана Маклауда, размахивающего мечом, рушился на глазах.
- Я из журнала «Городской вестник», мы звонили вам сегодня.
В комнате воцарилась тишина.
- Ну, по телефону... Такая звонящая штука с циферками, проводом и приспособлением, которое надо прикладывать к уху... – съязвил я.
Дверь захлопнулась.
- Вот чёрт! – прошептал я, собираясь снова стучать в дверь, как услышал звон цепи. На этот раз дверь раскрылась полностью.
- Грубоват, юнец... – сказало скелетообразное существо, стоящее на пороге.
На мгновение я потерял дар речи, хватая ртом воздух на манер рыбы, правда, очень быстро взял себя в руки. Только вот мой вечный спутник – сарказм – ненадолго покинул меня, спрятавшись где-то глубоко в душе всё ещё подрагивая от страха. Передо мной стояло творение Голливудского кинематографа – нечто среднее между древним вампиром и скелетом, обтянутым кожей. Впрочем, последнее больше подходило действительности.
Увидев моё выражение лица, старик, хихикнув, протянул мне руку. В приглушённом свете помещения я разглядел паутину чёрных вен, выступающих из бледной кожи.
Эта картина тут врезалась в мозг, и, когда я поднял глаза и посмотрел на лицо старику, перед внутренним взором пульсировала сеть чёрных, похожих на ком червей, вен. Разум отговаривал меня ответить на приветствие, мотивируя ужасными муками, которые я испытаю, если хоть прикоснусь к бледной коже... Я поморщился, искусно сделав из выражения брезгливости нечто более приветливое, и, схватив старика за руку, начал её быстро трясти.
Старик некоторое время не шевелился, слегка покачиваясь от моего рукопожатия. Его глаза пристально вглядывались в моё лицо, выискивая что-то, мне непонятное. Через мгновение он приветливо улыбнулся (правда, выглядело это не так уж и приветливо) и сошёл с порога, пропуская меня внутрь.
Когда я зашёл, старик быстро закрыл дверь на замок, цепь и несколько засовов, и пошёл на кухню. Я остался в прихожей разуться и, воспользовавшись ситуацией, протёр руку о штанину.
- Будешь чаю? - донеслось с кухни.
Я выдержал паузу, ожидая, что старик упомянет про кофе, но чуда не случилось.
- Не откажусь, - сказал я, направившись на кухню.
Насчёт обстановки квартиры можно было сказать только одно – подъезд выглядел опрятнее. И, может, тут не пахло мочой, как в лифте – всё равно голые стены, беспорядок и тяжёлый запах удручающе на меня влияли. Оказавшись на кухне, я понял, что эта квартира – машина времени. Старая газовая плита на четырёх ножках с наполовину отшелушённой белой краской, стулья ветхого вида, ржавый налёт на раковине... Это было лишь первое, что я заметил. Вскоре к этой картине прибавился таракан, пришпиленный ножом к неровной поверхности стола.
Если честно, желание пить чай тут же куда-то пропало – видимо решило составить компанию всё ещё дрожащему от страха сарказму. Но отказаться от него мне не позволяла вежливость, единственное, что не сбежало, оставив меня один на один со стариком.
Чайник с водой уже стоял на плите, и под ним плясало голубое пламя. Старик сидел на стуле и пристально меня разглядывал.
- Начнём? – спросил я, немного запинаясь.
Старик кивнул и я, усевшись на одном из стульев, на мой взгляд, самом крепком, достал диктофон.
- Вас зовут Феофан Арсеньевич? – спросил я, сверившись с записью в блокноте.
Имя действительно было старым и придавало этой истории правдивости. Но вот действительно ли его так зовут?
- Так и есть, - сказал старик, улыбнувшись. Половина зубов были чёрными... Кажется, до меня донёсся запах гнили...
- И это вы нам сегодня звонили? – задал я второй вопрос, собрав всю волю в кулак.
Глаза тут же разглядели в углу комнаты старый дисковый телефон, по корпусу которого пролегала глубокая трещина. Внутри поблёскивало металлическое содержимое, а провод к трубке в нескольких местах потерял изоляцию.
- Так и есть, - повторил старик свой предыдущий ответ. Улыбка всё не слетала с его лица.
Нажав кнопку записи на диктофоне, я начал задавать вопросы. Часть их я, как обычно, уже успел придумать – дорога была долгой и по большей части скучной. Часть мне « настоятельно порекомендовал» босс, а в остальном оставалось полагаться на мою находчивость.
- Вам действительно двести лет? – задал я один из самых наивных вопросов, входящих в состав «рекомендованных».
- Сто девяносто девять, милок. Завтеча стукнет две сотни... – улыбка с лица пропала, сразу сделав его не таким уж и страшным.
В какой-то момент брезгливость ушла, а дрожащий сарказм выглянул из укрытия. Правда, обнаруживать он себя пока не хотел. Я неуверенно заёрзал на стуле, пытаясь найти более удобную позу, но страшный скрип, раздавшийся подо мной, остановил меня.
- И как это у вас получилось? – спросил я, стараясь не шевелиться. – Протеиновые коктейли, помощь бабы Яги, пробежки каждый день?..
Судя по лицу моего собеседника, мою шутку он не оценил. Впрочем, понял ли он про первый и последний пункт – тоже не очень ясно...
С несколько секунд с меня не слезал испытывающий взгляд, который я не только видел, но и ощущал кожей. Вскоре улыбка снова обезобразила лицо «вампира», и он начал говорить.
Был самый обычный день – солнце, жара и море работы. Такой был вчера и позавчера, и, скорее всего, будет завтра. От таких мыслей стало тошно, поэтому Феофан отложил в сторону косу. Стерев тыльной стороной руки едкий пот со лба, он посмотрел вверх: солнце добралось до середины неба...
«Проклятущее светило! Надысь раньше косить!» - подумал он и бросил взгляд на косу. Лезвие поблескивало на солнце и слепило глаза. Феофан толкнул её черенок, а через несколько секунд снова поднял её с земли.
- Зря сивуху намедни пил... – пробормотал он и снова вернулся к работе.
Работа опять не пошла и уже вскоре коса снова лежала на земле. Феофан снова устремил свой взгляд ввысь, разглядывая, много ли успело пройти солнце. Светило, казалось, не собиралось двигаться с места. В сердцах плюнув себе под ноги, он накинул на загорелые плечи мокрую рубаху и, волоча за собой косу, медленно направился домой.
Через несколько минут Феофан обернулся – издали поле казалось маленьким. Но даже несмотря на этот оптический обман работы было – непочатый край. Маленький домик с провисшей крышей и тоненькой полоской дыма из печной трубы медленно приближался, покачиваясь из-за неровного шага Феофана. Но тот не собирался идти домой, хоть живот и бурчал, требуя краюхи хлеба и миски борща. Он ведь знал, что его ожидает в доме – битая посуда и крики.
- Зря сивуху намедни пил... – повторил Феофан и продолжил медленно идти, волоча за собой косу.
А ведь можно было всего этого избежать... Если бы он докосил вчера, или хотя бы не допивал бутылку до конца... Но сделанного не воротишь – всё привело к тому, что этим утром он обнаружил себя валяющимся возле стога сена – кожа горела от жаркого солнца, а перед ним стоял огромный чёрный силуэт – его жена со скалкой... И всё же этого можно было избежать...
Феофан ещё некоторое время шёл по направлению к дому, но потом неожиданно свернул. Преступников всегда тянет на место преступления – перед ним возвысился стог темноватого прошлогоднего сена. Аккуратно положив косу на землю, Феофан принялся медленно обходить стог, внимательно всматриваясь в его неровные бока. Через минуту он остановился и засунул правую руки по локоть в сено. Через мгновение он нащупал прохладную бутыль и потянул её к себе.
Горло, уже давно требующее влаги, заныло ещё сильнее, от жажды выделяя вязкую слюну. Феофан сплюнул на землю, чуть не попав себе на ногу, и осмотрел своё сокровище. В руке он держал небольшой пузырь с плескающейся внутри сивухой...
Лицо его расплылось в улыбке и он, забыв о всех горестях, выдернул пробку и приник к горлу пузыря. Горло обожгло огнём, но Феофан, морщась, сделал ещё несколько глотков.
- Эххх, - тихо просипел он, судорожно разворачивая руками белый платок, который всё время находился у него в кармане. Достав оттуда картофелину, тут же засунул её в рот...
- Хорошо пошла, - просипел он, когда дар речи снова вернулся.
Сев на землю и опершись спиной в колкую стену, состоящую из тысяч сухих почерневших стебельков травы, Феофан прикрыл глаза и расслабился. Внутри стало горячо и в то же время очень приятно, а в голове мигом стало пусто. Руки снова нащупали холодную округлую поверхность пузыря... Через несколько минут снова забулькала сивуха и Феофан крякнул от удовольствия.
Собрав остатки сознания в кучку, он снял рубаху с плеч и накинул её на голову. В голове вдруг возник образ жены со скалкой и Феофан, испугавшись за пузырь, на ощупь засунул его в неподатливую стену из сухих стеблей. Перед глазами помутнело, и он отключился...
Перед глазами его проносилась череда сновидений, полных жара солнца и дурмана самогона. Но вскоре сны сменились – в них солнце скрылось за тучи, а по щекам захлестали капли дождя...
Феофан очнулся от того, что кто-то бил его по щекам. С трудом разлепив глаза и выдавив из себя нечто нечленораздельное, он уставился на тёмный силуэт над собой. Тучей он, как во сне, к сожалению не был.
- Жив, мужик? – спросил нависший над ним человек, перестав хлестать Феофана по щекам...
- Баба Яга? – вдруг вырвалось у меня посреди истории.
Старик на миг замер, обдумывая сказанное мной, а потом улыбнулся. Но в этот раз моё внимание привлекли не гнилые зубы, а глаза, которые в отличие от всёго лица не изменились, оставаясь совершенно серьёзными.
- Может и так... – сказал он, не сводя с меня пристального взгляда. Казалось, будто меня видят насквозь. Холодок пробежал по спине, пробираясь всё выше. Я уже было захотел извиниться за свою шутку, как вдруг на меня зашипели. Стул тут же надтреснул под моим напором, и комната перевернулась вверх тормашками. Отползя назад, я судорожно нащупал дверь, которая разделяла маленькое помещение кухни и тёмный коридор, и принялся её открывать.
- Что с тобой, милок? – спросил голос сзади.
Я замер, ожидая своей участи. Наверное, старикашка уже за моей спиной с ножом – целится прямо в сердце. Я зажмурился, чувствуя, как сердце последние мгновения жизни гонит по жилам кровь, как волосы шевелятся от страха, как одинокая капелька пота вышла из зарослей волос на виске и теперь скатывается по щеке...
- Чай приготовлен, – продолжил спокойный голос из-за спины.
Я замер, вникая в смысл прозвучавших слов. Это было шипение воды?! Через десять секунд я уже стоял на ногах, отряхивая штанины от пыли, и из всех сил старался выглядеть спокойным и гордым. Судя по выражению лица моего собеседника – это у меня выходило скверно.
Феофан протянул мне кружку с тёмным содержимым, от которого вверх вился пар. Я молча взял кружку у него из рук и быстро пригубил горячей жидкости, не замечая даже отвратительного вкуса. С трудом, выдавив из себя улыбку, я кивнул старику, и тот продолжил свою историю...
Тёмная фигура над ним отошла в сторону, и яркий солнечный свет ослепил Феофана. Судя по тому, где сейчас находилось яркое жёлтое пятно, отключился он не на долго. Приятная дымка в голове, мешающая любому, даже самому простому мыслительному процессу, только подтверждала эту догадку.
Феофан вслепую протянул руку вперёд и вскоре почувствовал, на запястье тонкие сильные пальцы. Через мгновение он был выдернут из ямки в сене, в которой было очень уютно, и из сна, остатки которого слетели где-то по дороге от горизонтального до вертикального положения. Сфокусировав взгляд, он критичным и пьяным взором окинул парня, который перед ним стоял. Высокий, стройный, красивый – он обладал всем тем, чего не было у Феофана, и чего он очень желал.
Сощурив глаза, крестьянин протянул руку незнакомцу. Незнакомец тоже улыбнулся, сверкнув ровными белыми зубам, и ответил крепким рукопожатием. Чего Феофан не ожидал, так это того, что его кисть, привыкшая к тяжёлой работе, захрустела под нежной тонкой рукой.
- Феофан, - проговорил он, морщась от боли.
- Епифан, - улыбнувшись, представился незнакомец. – Как трудится?
Не дождавшись того, как заплетающийся язык Феофана оправдает своё существование и изречёт чего-нибудь, странник втянул носом воздух и улыбнулся.
- Судя по запаху самогона, которым от тебя пахнет, ты уже оттрудился...
- Так и есть, барин, - бросил Феофан, принявшись с самым нахальным видом чесать спину. Впрочем, желаемого эффекта он не произвёл, так как земля в очередной раз качнулась под ногами, и крестьянин чуть не упал обратно в стог сена.
- Ну бывай, мужик, - сказал Епифан.
Прежде чем уйти, он нагнулся и поднял с земли косу. Отряхнув черенок от земли, он вручил её еле стоявшему на ногах Феофану и, махнув на прощанье, пружинистой походкой зашагал по неровной дороге.
Направив взгляд обоих сопротивляющихся глаз в одну точку, Феофан посмотрел в спину удаляющейся фигуре.
- Тоже мне, барин! – со злобой в голосе сказал он.
Блуждающий взгляд опустился и выхватил из сборища ярких цветов и мутных предметов косу, которую он сжимал в руке. Посмотрев на неё несколько секунд, Феофан неровной походкой направился вперёд – работа звала...
Ближе к вечеру хмель спал, да и солнце уже не так палило. Вскоре появились комары, с писклявым жужжанием кружащие вокруг своего ужина. Сильный запах спиртного не позволял им подлететь ближе, что отнюдь не мешало им, исходя слюной, наворачивать круги возле единственного блюда на сотню метров вокруг.
Работа продвигалась не так быстро, как могла, но всё же продвигалось, что не могло не радовать. Спина Феофана обгорела и теперь жутко чесалась. Завтра будет хуже... Феофан с жаждой посмотрел на стог сена, маленьким холмиком выделяющийся на горизонте, сглотнул слюну и продолжил работать.
Закончив работу, Феофан с облегчением отбросил косу. Солнце уже подошло к неровной линии горизонта и уже собиралось спрятаться. Лучи света красными полосками стелились по земле и взбирались по вертикальным поверхностям. Вдохнув полной грудью, Феофан подобрал уже в который раз брошенную косу с земли и направился домой. На этот раз точно домой...
На еле видной развилке Феофан остановился, бросив взгляд на сеновал. В какой-то миг желание свернуть туда выросло и перекрыло все мысли в голове. Но Феофан усилием воли поборол в себе это желание и, радуясь выполненной работе, пошёл дальше. Оставив косу в дровянике, Феофан смыл с себя пот, почерпнув деревянной кружкой тёплой воды из корыта. Теперь можно и в дом...
Но и дома Феофану не повезло. Проблемы начались сразу - не успел он переступить порог, как жена, злобно сверкая глазами, поинтересовалась, где он был весь день. Потом её не устроил несвязный ответ, а потом и запах перегара, за короткий срок вытеснивший практически весь чистый воздух.
Несмотря на то, что мысли в голове ворочались очень медленно, Феофан быстро понял, что к чему и тут же ретировался. Хотя этого очень не хотелось – в животе урчало, а дома витал приятный запах пищи...
Накинув на плечи прохладную от влаги рубаху, Феофан медленно побрёл по дороге, проклиная свою жизнь. Вскоре солнце скрылось за линией горизонта, всё ещё подсвечивая красным маленький отрезок неба. А потом на деревню тёмной вуалью опустились сумерки. Отовсюду слышалась трель сверчков и жужжание комаров. Скоро в мутных окнах домов замерцали огоньки, а из труб повалил дым. Трудовой день закончился...
Феофан плотнее закутался в рубаху, которая уже успела просохнуть и теперь сохраняла хоть немного тепла. Ноги несли его по тёмной дороге всё дальше и дальше. Несколько раз он спотыкался, и ночная тишина прерывалась взрывом ругательств.
Вскоре дорога привела Феофана к цели – деревья расступились и глаза различили точки жёлтоватого цвета. Вскоре послышалось гудение голосов, а нос уловил запах пищи. Крестьянин, ускорил шаг, направляясь к мерцающим огням питейной.
Питейной было небольшое грязное на вид помещение, где в тёмное время суток было всегда шумно и весело. Впрочем, находились и такие люди, которые проводили там чуть ли не сутки на пролёт – и сейчас Феофан приметил их среди остальных посетителей.
Но посетители волновали его меньше всего - не успев зайти, он уже начал искать глазами хозяина. Приметив его за одним из нескольких столов, он тут же направился туда.
Не успел Феофан пройти и несколько шагов, как его окликнули. Крестьянин остановился и обернулся – за столом рядом с выходом сидел барин. Феофан некоторое время стоял на месте, раздумывая, идти ли ему к странному барину, или не стоит, но уже через несколько секунд неровной походкой направлялся к пустующему столу.
- Как почивать изволите, барин? – после некоторой заминки спросил Феофан, неловко поклонившись.
Барин как-то странно улыбнулся – его глаза на миг сверкнули красным и тут же скрылись в темноте. Он снова, как и днём, протянул крестьянину руку.
- Илларион.
- Нет, Феофан, барин... – крестьянин снова поклонился – так же неуклюже, как и в прошлый раз.
- Да знаю я, как тебя именовать! – барин ударил кулаком по столу, да так сильно, что миска с харчо подскочила и чуть не расплескала своё содержимое, - Я Илларион!
Некоторое время он глядел на крестьянина строгим взглядом, а потом рассмеялся.
- Не серчай, барин, - тихо пробормотал Феофан, виновато понурив голову, - спутал я.
Илларион кивнул на табурет рядом с собой и принялся за щи, от которых исходил приятный запах. Феофан, стараясь не вдыхать в себя запаха еды, сел на краешек стула.
- Ешь, - сказал барин, протянув крестьянину краюху хлеба, - Хозяин, ещё щей!
Тут же из толпы вынырнул щупленький мужичок с тарелкой в руках и чуть ли не бегом направился к самому далёкому столу в пивной.
- Вот, сударь... – быстро пробормотал хозяин пивной, глупо улыбаясь.
Илларион извлёк из кармана монету и кинул её на стол. Золотая!
У Феофана отвисла челюсть! Такие деньги – вообще редкость для крестьянина. Но расплачиваться ими в этой захудалой пивной?! Да и судя по приятному ушам звону в кармане барина, денег там было предостаточно...
Но теперь понятно, что стало с Фролом, хозяином пивной, который сегодня выступал в непривычном для себя образе покорного слуги. Да за такие деньги он и мамашу продаст, не задумается!
Фрол положил плошку с харчо на стол и быстро удалился, крепко сжимая в руке золотую монету. На его лице еле помещалась счастливейшая из улыбок.
«Как пить дать, обокрадут его наши мужики. На барина не пойдут, а этого простофилю по башке саданут и обокрадут...»
Феофан взял со стола краюху хлеба, и откусил от неё кусочек. Запах щей приятно щекотал ноздри, и живот, давно требующий пищи, сильно заурчал. Илларион, ухмыльнувшись, придвинул к крестьянину тарелку с супом.
Феофан некоторое время сомневался, но, вняв голосу голода, пододвинул тарелку и начал есть. Все проблемы медленно утекали по мере того, как живот наполнялся горячим супом, а голод утихал. Покончив с трапезой, крестьянин заметил, что Илларион за ним наблюдает. Лица барина видно не было – спиной он опёрся о стену, куда не доходил тусклый свет огня. Лишь два глаза поблёскивали в темноте – в них плясал красноватый огонь.
- Благодарствуйте, барин.
Илларион не ответил. В темноте слышалось медленной размеренное дыхание, а огоньки глаз изредка пропадали, но лишь для того, чтобы загореться вновь. Феофан чувствовал. Что барин улыбается, только вот эта улыбка была какая-то холодная, не предвещающая ничего хорошего. Впрочем, само общение с этим человеком с самого начала не вызывало у крестьянина особой радости – Илларион был другим. Барин – чего с него взять! Рождённый чтобы отдыхать и радоваться!
У Феофана в душе разгоралось негодование, но вида он не подал. Лишь улыбнулся очень услужливо и фальшиво. Пора уходить отсюда...
- Чего бы ты попросил у Господа, если бы он снизошел на землю, Феофан? – спросил вдруг Илларион.
- Бутыль с самогоном, и чтоб побольше! – не задумываясь, ответил Феофан. Только вот, он сомневался, что Господь Бог спустится на землю только для того, чтобы исполнить желание какого-то крестьянина...
- И всего-то?
Рука Иллариона погрузилась в темноту и через мгновение на стол со звоном приземлилась золотая монета.
- Сие желание и мне выполнить под силу! Но стоит ли тревожить создателя такими глупыми просьбами?
- Может золото? – при виде золотой монетки глаза Феофана разгорелись алчностью. Он осмотрелся по сторонам и, когда убедился, что никто из посетителей на него не смотрит, быстро спрятал золотой диск за пазуху. Вот жена то обрадуется!
- Золото? Как это... мелочно... – выдавил из себя Илларион. Улыбка ту же исчезла с его лица, сменившись выражением отвращения, - Как это похоже на людей...
Наступила пауза: Илларион замолк, сильно о чём-то задумавшись, а Феофан, пребывающий в смятении (Остаться и выпросить ещё золота, или же уйти?), водил деревянной ложкой по столу...
- Не желал бы ты счастья? – вдруг спросил Илларион, - Любви?
- Дык, есть у меня и то, и то... – пробормотал Феофан, вздрогнув от неожиданных вопросов барина.
- И то, и то? – переспросил барин, а его глаза, тускло блестевшие в темноте, расширились от удивления, - Да ты везунчик!
«Ну не совсем» - пронеслось в голове у крестьянина, но он решил не оглашать эти мысли.
Илларион поднял руку со стола и обхватил тонкими пальцами покрытый чёрными точками пробивающейся щетины подбородок. Тем временем вторая его рука творила что-то странное – барин будто плёл венок из воздуха, ловко перебирая пальцами.
«Музыкант, наверное...» - подумал Феофан, но мысль продолжить не успел.
- А чего бы ты желал? – повторил свой вопрос Илларион, пристально разглядывающий крестьянина, - Представь на миг, что я – Господь Бог и пожелай...
Над свободной рукой, которая несколько секунд назад творила что-то странное, вспыхнул огонёк. Феофан сначала не поверил своим глазам, но когда понял, что зрение его не обманывает, перекрестился, а потом и вовсе упал на колени и принялся кланяться, шепча слова молитвы.
Илларион не долго терпел это – одним молниеносным движением он переместился из тёмного угла пивной к крестьянину, схватил его за плечо и резко поднял, оторвав того от земли на полтора локтя. Феофан, плечо которого пронзила острая боль, прежде чем у него потемнело в глазах, успел заметить кроваво-красные глаза барина. Не успел он и слова сказать, как Илларион снова оказался в темном углу помещения, а сам крестьянин сидел на табуретке.
- Господи, прости все мои прегрешения! – шепотом затараторил Феофан, быстро сообразив, что Бог не хочет привлекать к себе лишнего внимания. – Прости мне мою жадность!
Феофан быстро вытащил из-за пазухи золотую монету и протянул её Иллариону. Выражение лица крестьянина при этом было таким, будто он держал в руках не деньги, которые совсем недавно готов был целовать, а нечто отвратительное, от чего скорее надо избавиться.
- Ну что ты, всевышний щедр! А чем я хуже него?
Эти слова ввели крестьянина в ступор – он, как рыба, хватал ртом воздух, не зная, что сказать.
Илларион захлопнул ладонь, и маленький дрожащий огонёк растворился в воздухе.
- Ты всё ещё жаждешь прощения грехов и золота? – вкрадчиво спросил барин. Лица его снова не было видно из-за тусклого света, который не в силах был осветить всю пивную, но Феофан предположил, что сейчас Илларион смотрит на него все с той же улыбкой, не предвещающей ничего хорошего. Впрочем, крестьянин уже давно не обращал на это внимания – перед ним сидел чаровник.
Не став терять времени, Феофан тут же задумался, чего попросить у барина. Как назло, на ум приходили одни глупости, которые не годились для желания. Уже отчаявшись придумать что-либо путное, крестьянин решил попросить большого пузыря самогона, в котором он на данный момент нуждался больше всего – только он мог помочь не сойти с ума после произошедшего.
Илларион, чувствуя, что крестьянин готов, придвинулся к нему, выйдя на свет. На его лице отчётливо читалась нетерпеливость, природу которой Феофану в ближайшие пятьдесят лет не суждено было понять...
- Я хочу...
Крестьянин замолк, увидев, как изменилось лицо Иллариона: странная улыбка обнажила ровные белоснежные зубы, которые наталкивали на мысль о вурдалаках, а глаза вспыхнули оранжевым пламенем – в них появилась кровожадность.
На миг Феофану расхотелось самогона – возникло желание поскорее уйти из пивной домой, закутаться в тёплое одеяло и забыться крепким сном. Очень захотелось забыть лицо барина, который, казалось, стоит крестьянину вымолвить хоть слово, сожрёт его душу.
- Хочу жить вечно... – неожиданно для себя сказал Феофан.
Илларион улыбнулся шире. Его и без того длинное лицо удлинилось ещё сильнее, исказив некогда приятные черты, глаза разгорелись ещё ярче, излучая безумие. Крестьянин сжался в комок, жалея о сказанных им словах. Рука тут же нырнула за пазуху, и, нащёпав холодный крестик, сжала его что есть сил.
- Твоя воля...
«Я продал душу Сатане!» - пронеслось в голове крестьянина. Он ещё сильнее сжал рукой крестик и начал вспоминать слова молитвы, которые никак не шли на ум. Скоро красный свет, лучившийся из глаз Иллариона, начал распространяться по пивной, заполняя и пожирая всё, что встречал на своём пути. Вскоре очертания помещения, столов, посетителей, истончились и потонули в красной дымке. Феофану оставалось только кричать...
- Усё мужик, довольно орать!
Феофан почувствовал на плече чью-то руку и инстинктивно сжался в комок.
- Пора тебе домой, к бабе своей!
Феофан обернулся, не совсем понимая смысла услышанных слов, и увидел перед собой изрядно выпившего, но ещё стоявшего на ногах посетителя пивной. Позади него крестьянин заметил ещё кучу обеспокоенных тревожных лиц.
Феофан как следует тряхнул головой и, когда видение не исчезло, обернулся к столу. В тёмном углу, где недавно сидел барин, был пусто. Крестьянин ещё некоторое время беспокойно вглядывался в темноту, силясь разглядеть блеск глаз, или хоть какой-то намёк на кривую улыбку, но тщетно. Облегчённо выдохнув, Феофан перекрестился, и встал с табуретки. По дороге к двери его провожали тревожные взгляды посетителей пивной...
Выйдя на улицу, крестьянин набрал полную грудь воздуха и улыбнулся. Как же хорошо... Как хорошо, что всё это только привиделось...
Феофан медленно побрёл по извилистой дорожке, которая еле проглядывалась от тусклого серебристого света луны. Где-то лаяла собака, и завывал волк, пищали комары... Но крестьянин снова и снова возвращался к произошедшему... Как же хорошо, что это всё ему просто привиделось!
Проделав половину пути до дома, Феофан успел заречься пить самогонку, несколько раз спотыкнуться и чуть не упасть, как следует порадоваться неплохой жизни и продумать то, что произошло в пивной. Сатана? Какая глупость! Даже если бы это было возможно, то зачем ему Феофан? Крестьянин тихонько засмеялся, пытаясь не привлечь внимание всякой нечисти, которая проснулась и теперь сновала в кромешной темноте.
Луна вылезла из-за облаков, и стало значительно светлее. Крестьянин прибавил шагу и вскоре оказался перед домом. В окне мерцал тусклый свет – жена ещё не спит. Феофан тихо поднялся по низеньким ступеням кособокого крыльца и встал, придумывая, что же сказать супруге.
Господи, - прошептал Феофан, думая о скалке, которой его обычно бьет жена по спине, - смягчи её гнев.
Феофан положил правую руку на ручку двери, а левой в то же время залез за пазуху и схватил крестик. Крестьянин открыл дверь, сделал шаг вперёд и зажмурился, ожидая услышать крик жены. К его удивлению, Евдокия не стала на него кричать. Впрочем, когда он открыл глаза, то увидел, что она на него смотрит с немым укором. В руках она держала скалку.
- Где тебя черти носили? – спросила жена, поглаживая рукой деревянную ручку скалки.
Феофан отпустил крестик – всё равно тот ничем ему не помог – и потянул руку из-за пазухи.
- Дык я, это... – вдруг крестьянин замолк, найдя что-то у себя в рубахе.
Выудив находку из складок одежды, Феофан протянул руку на свет и уставился на маленький предмет, лежавший на ладони. Такое же глупое выражение на лице можно было лицезреть и у Евдокии, которая даже выронила скалку из рук.
- Откуда? – спросила жена шёпотом.
Феофан не ответил – лишь через некоторое время Евдокия расслышала еле слышные слова молитвы, исходящие из его уст.
- Горе нам... горе... – еле слышно пробормотал крестьянин, не сводя глаз с левой руки. В ней, переливаясь в свете свечи, лежал золотой диск...
- Сатана? – не удержавшись, переспросил я.
Хоть я и гнался за сенсациями, к религии у меня было особое отношение... И заключалось оно в полном его отсутствии... Не поймите меня превратно, но я никогда не считал правильным валить свои неудачи, и тем более удачи, на высшие силы. Профессия журналиста практически в обязательном порядке требует от человека скептицизма. Если смотреть с этой точки зрения – то я идеальный журналист! Что, впрочем, не мешает мне искать чудесную сенсацию, в которой всё замешано на таинственном и магическом...
- В оны дни я мнил так... Нынче мне всё одно, чёрт он, ангел ли... Кем бы ни был Илларион, он дал, я взял... теперь мой черед давать, а ему брать...
- Но что он у вас может взять? Душу? – со скептицизмом спросил я, следя за выражением лица моего бессмертного собеседника. Как ни странно – ни один мускул на его лице не дрогнул – старик всё так же был спокоен.
- Душу? Ты веруешь во всевышнего?
- Я нет, но вы... – я осёкся: на его груди не считая сильно выступающих рёбер и странным шрамов не было ничего, в том числе и крестика, упомянутого в рассказе.
- Человек верует, потому что по тропе бытия его ведёт надежда. Меня она оставила давненько...
- Но что тогда возьмёт Илларион? – спросил я, недоумевая.
Старик некоторое время молчал. В какой-то момент мне даже показалось, что он уже испустил дух – когда его желтоватые глаза двинулись, я чуть не подскочил на маленькой табуретке.
- Всё остальное... Всё, что я имею – моя жизнь, дряхлое тело...
Старик встал с табуретки, взял со стола покрывшийся беловатым налётом чайник и заварил себе чай. Я смотрел на всё это широко открытыми глазами, судорожно соображая, что мне надо ответить на эти слова. Посочувствовать? Не думаю, что у меня выйдет искренне, учитывая то, что в эту историю мне не так уж и верится... Наверное, попался старик, которому за сотню, вот теперь и пудрит мозги, чтобы после смерти долго помнили... Но всё же его рассказ задел моё любопытство.
- Но как такое возможно, вы же хотели стать бессмертным? – наконец нашёлся я.
- Скверно слушаешь, сынок... Я желал жить вечно... – старик прихлебнул из кружки. Впервые за время разговора он помрачнел и смотрел сквозь меня, о чём-то сильно задумавшись. – А жить вечно и быть бессмертным – две разные вещи. Когда человек умирает, дух его покидает тело и летает по миру, пока либо не сыщет себе пристанище, либо не истончится и исчезнет...
Старик снова замолк, прихлебнув чай из кружки. Его глаза со страшными жёлтыми белками не двигаясь смотрели сквозь меня, будто разглядывая что-то очень интересное у меня внутри. От этого мне было очень неуютно...
- И ваше тело останется на земле, да? – спросил я только для того, чтобы прервать эту гнетущую паузу.
Старик тут же сфокусировал взгляд на моём лице и внимательно в него всмотрелся. Через несколько секунд пристального взгляда он медленно кивнул. Лицо его снова не выражало и намёка на эмоции.
- Ещё чаю? – спросил Феофан, беря со стола пустой чайник.
- Нет, спасибо... – сказал я, решив, что пора бы уже и честь знать. Часовая стрелка приближалась к четырём часам – обычно в это время я уже выхожу из нашего офиса и направляюсь домой. Феофан глянул на меня понимающе, будто знал, какие мысли вертятся в моей голове, и налил воды в чайник. Порция была на одного человека.
- И когда же Илларион должен забрать принадлежащее ему? – спросил я из чистого интереса – кассета в диктофоне всё равно кончилась, так что в колонку журнала это вряд ли войдёт.
- Завтреча...
- Что?!
Старик сидел со спокойным лицом, правда в этот раз он отвёл от меня свой пристальный взгляд и начал делать вид, будто заинтересовался видом на стене. Меня этим не провести, хотя бы потому, что вид там открывается не самый живописный, сам знаю – уже пробовал туда взгляд переводить.
Либо этот человек очень хороший актёр, либо эта история – не очередная порция лапши, которую я хотел услужливо повесить на уши нашим читателям... Судорожно сглотнув, я с необычной для меня сноровкой вытащил записанную кассету из диктофона и заменил её новой. Кажется, я всё-таки нашёл свою сенсацию...
- Завтреча всё и случится...
- Но откуда вам это известно?
В моём голосе послышался скептицизм, который мне следовало бы изменить на сочувствие... Что ж, ничего не могу с собой поделать...
- После встречи с Илларионом мне приснился Епифан...
- Постойте-ка, но вы же сказали, что просто ослышались, когда в первый раз с ним встретились, или я неправ? – переспросил я.
- Прав... Тогда я аккурат эдак и мнил... Но ночью того же дня ко мне пришёл Епифан и всё растолковал...
История становилась всё интереснее... Если я всё-таки прав и эта история выдумка, то автору моё большое почтение! Ему бы в сценаристы податься – цены не будет!
- Поведал он, сколь долго смогу я жить в этом теле, поведал и о том, что же произошло в пивной... Поведал мне, кто такой Илларион...
Старик замолк на мгновение, и его лицо исказилось гримасой боли. До этого я сетовал, что не видел выражения эмоций у старика, теперь же, получив желаемое, испугался. На лице Феофана отразилось сразу много всего, что я должен был увидеть на протяжении всего интервью. Боль, страх, ненависть, стыд... Всё это смешалось в одну непередаваемую словами маску, которая вкупе с обезображенным лицом создавало неописуемо страшную картину.
Феофан обхватил костлявыми тонкими руками бока и сложился вдвое. Послышался стон боли. Я вскочил с табуретки, чтобы помочь старику, но тот с необыкновенной силой для такого хрупкого телосложения оттолкнул меня от себя. Я отвернулся, стараясь не смотреть на мучения этого человека – всё равно помочь я ему не мог. Сзади послышался глухой стук – такой, какой издаёт тело при падении на землю. Стоны превратились в хрипы и вскоре замолкли...
Мне стало страшно оборачиваться. Наверное, в такой позе я бы простоял ещё долго, но тут мне на глаза попался старенький дисковый телефон. Я тут же, особо не раздумывая, подбежал к нему и набрал 03. В трубке послышались гудки.
- Успокойся, сынок, - услышал я слова, от которых чуть не пробил головой потолок.
- «Алло?» - послышалось в трубке.
- Успокойся и положи трубку на место... – сказал всё тот же спокойный голос, и мне на плечо опустилась костлявая старческая рука.
- «Алло, с вами что-то случилось?» - голос в трубке стал более настойчивым и всем своим тоном, в котором проскальзывало раздражение, требовал разъяснений... Эх, кто бы ещё и мне всё разъяснил...
Повторять несколько раз мне не надо было – я медленно положил трубку и изменённый динамиком писклявый голосок пропал. Обернувшись, я и вправду увидел старика, а не призрака, чей образ благодаря моей чрезмерной фантазии стоял у меня перед глазами.
Правда, кое-какие изменения всё же произошли: кожа стала ещё более бледной – теперь она походила на мрамор, что сближало Феофана и моего призрака в голове, глаза ещё глубже ввалились, утонув в тени от высокого лба, черты лица стали более угловатыми, а на теле всё лучше просматривался скелет.
- Пора тебе и честь знать, сынок, - пробормотал старик, как-то странно шепелявя. Присмотревшись, я заметил, что зубов у него стало ещё меньше...
Теперь у меня уже не возникало никаких сомнений, что эта история – чистая правда. И хотя сознание до сих пор отчаянно этому сопротивлялось, я действительно поверил Феофану.
Что у старика не изменилось, так эта его сила. Такими же мощными движениями, как и тогда, когда он оттолкнул меня от себя, Феофан, заметив, что уходить я пока не собираюсь, принялся подталкивать меня к выходу. В этот раз коридор я преодолел намного быстрее, чем в первый раз. Даже видом насладиться не успел...
Старик пристально наблюдал за тем, как я, надевая обувь, долго мучаюсь со шнурками, а потом вдруг неожиданно исчез. Через минуту он появился, сжимая в руках диктофон, который я, видимо, умудрился оставить на кухне...
- Вот сынок, забыл ты штуку свою...
Или мне показалось, или в его взгляде промелькнула теплота? Нет наверное показалось... Я взял диктофон, остановил запись и положил его во внутренний карман куртки. Главное, не потерять его теперь...
- И, спасибо тебе... – сказал Феофан после некоторой паузы.
Я обернулся, не зная, что сказать... После некоторых размышлений решил промолчать...
Старик закрыл за мной дверь, послышалось приглушённый звон цепочки и несколько щелчков замка. Я ещё раз проверил, не забыл ли ничего – особо много внимания уделил ощупыванию выступающих через одежду очертаний диктофона.
Я уже собирался уходить, как вдруг послышались приглушённые стоны. У меня сжалось сердце... Тут же вспомнилось, как старик меня от себя оттолкнул... Видимо, помощь ему не нужна...
Стоны прекратились. Я ещё некоторое время вслушивался в мёртвую тишину, которая воцарилась в подъезде, после чего нажал на кнопку вызова лифта...
- Надо будет заехать к нему завтра, гостинец привезти... – пробормотал я тихо, пытаясь уверить себя в том, что слова старика – выдумка. На лице появилось некоторое подобие улыбки, но вот в душе так и остался гадкий осадок... Надо же, скептик, успокаивающий себя иллюзиями...
Я снова прошёл через пытку, в которой участвовали лифт и тошнотворный запах мочи. Зато, выйдя на улицу, я ощутил прилив хорошего настроения – там было свежо, просторно и относительно безопасно. Правда, как долго я ни искал, найти яркого солнца и голубого неба не смог – сверху на меня уныло смотрела череда тёмных туч, а откуда-то издалека доносились раскаты грома...
Напоследок оглянувшись на мрачноватый дом позади, я взял газетку со скамейки во дворе на случай дождя и быстрым шагом направился в сторону, где предположительно должен находиться офис. Правда, посмотрев на часы и охнув от удивления, я сильно изменил своё направление, развернувшись на девяносто градусов. Судя по тому, что время близится к позднему вечеру, пора домой... Завтра за опоздание шеф из меня отбивную сделает...
Впрочем, в тот момент я ещё не знал, что разъярённый шеф – не самая большая проблема, а двухсотлетний старик – не самое большое мистическое событие в моей жизни. Причём, как оказалось, следующее такое событие поджидало меня на той стороне дороги.
Я остановился перед дорожной «зеброй» - переходом на противоположную сторону дороги. На светофоре горел красный человечек, положивший руки на пояс, что, видимо, означало «стоять и не двигаться». Рядом со мной стояло ещё несколько человек, по виду которых можно было предположить, что они очень нервничают по поводу приближающейся грозы. Впрочем, это и понятно – одежда на них была дорогой... А ещё в толпе я заметил маленькую девочку, одной рукой держащуюся за мамину руку, а второй ковыряющуюся в носу.
Не вытаскивая указательного пальца из ноздри, девочка с любопытством на меня посмотрела. В её взгляде не было и намёка на застенчивость – в серых глазах читалась прямота, которая меня смущала. Я криво улыбнулся ей, изо всех сил стараясь сделать улыбку самой естественной, но девочка даже не заметила моих попыток вести себя нормально – вместо этого она уставилась куда-то вдаль и, вытащив палец из ноздри, подёргала маму за руку.
- Мам, гляди, дяди-близнецы! – сказала девочка, показав на меня пальцем.
Я на мгновение опешил, не понимая, что происходит. Мать, отвлёкшись от созерцания красного человека на светофоре, проследила за рукой своей дочки и, ничего не понимая, уставилась на меня. Впрочем, скоро дитя сдвинуло руку немного в сторону, показывая теперь куда-то вдаль, за мою спину. Мать перевела взгляд в ту сторону, и её лицо тут же осветилось пониманием, чего, отнюдь, не скажешь обо мне. Впрочем, я тоже последовал совету маленькой девочки и обернулся.
Сначала кроме толпы на той стороне дороги я ничего не увидел, но через несколько секунд упорного поиска, не поверил своим глазам – в десятке метров от меня стояла моя точная копия. Даже выражение лица моего двойника с точностью отображало моё – на нём было столько же удивления, сколько сейчас должно быть на моём...
Я несколько раз моргнул, пытаясь прогнать странное видение, но оно и не собиралось никуда исчезать. К тому же сзади послышался голос мамы:
- Это, Маш, наверное, два брата-близнеца...
- А почему они на разных сторонах дороги? – спросила девочка голосом, полным любопытства, - они поссорились?
- Да что ты, наверное, просто у них тут встреча, вот и не могут определиться, кому переходить через дорогу...
Нет, ошибки тут быть не может – я действительно смотрю на своего двойника... А он смотрит на меня... С его лицом творилось нечто странное – сначала выражение безмерного удивление, потом понимание, а следом дикий ужас. Какие же метаморфозы произойдут дальше, я посмотреть не смог – проезжавший автобус нас разделил. Но когда он проехал, лицо «брата-близнеца» резко переменилось. Нет, на меня всё ещё смотрело моё собственное лицо – эти черты трудно не узнать (как-никак каждый день в зеркале вижу), но вот его выражение... Несмотря на то, что мы находились на большом расстоянии друг от друга, я всё же смог разглядеть, что на меня пристально смотрели красные глаза. Проблем с видимостью не возникло, потому что они светились...
Губы двойника изогнулись в кривой улыбке, обезобразив моё лицо, словно уродливый шрам. Он махнул мне рукой, будто на прощание и земля ушла из-под моих ног, поменявшись местом с небом. Упал я не совсем удачно – затылок больно ударился об асфальт, а в ушах тут же зазвенело. На глаза опустилась темнота...
Что-то холодное и мокрое упало мне на щёку... Я лениво поморщился, но глаза открывать не стал. Впрочем, сознание прояснилось, и я услышал странные звуки: что-то похожее на гудение автомобилей, голоса людей, грозу...
Снова что-то холодное и мокрое приземлилось мне на лицо. Поморщившись, я открыл глаза и с удивлением обнаружил себя на улице. Надо мной склонилось несколько лиц, и каждое смотрело на меня со своей степенью обеспокоенности. И больше всего её было на лице маленькой девочки.
- Мам, с дядей всё хорошо? – протянул ребёнок, дергая за рукав бедного родителя. Женщина перевела с меня обеспокоенный взгляд и посмотрела на дочку нежным взглядом.
- С дядей всё хорошо. Видишь, он проснулся, - с уверенностью в голосе сказала мать ребёнка.
Эх, мне бы её уверенность, потому что, судя по адской боли в голове, да и самом факте, что я валяюсь посреди улицы – до «порядка» мне далеко...
- Жаль, брат дяди ушёл, так и не дождавшись... – пробормотала девочка, но договорить не успела – мать потянула её за руку – зелёный свет загорелся.
Какой-то парень протянул мне руку и помог встать. Благодарностей он от меня не дождался – не успел я и выпрямиться до конца, как он зашагал по «зебре» на другую сторону дороги.
Капли дождя всё чаще падали с неба, оставляя тёмные следы на асфальте, пятна на одежде и холодок на голове. Я отряхнул штаны от грязи и проверил, цел ли диктофон, выпирающий из кармана. Когда выяснилось, что моему будущему материалу опасность уже не грозит, я поспешил перейти через дорогу, пока на светофоре ещё горел зелёный свет...
Вскоре дождь перерос в самый настоящий ливень, а ветер усилился и теперь покачивал макушки деревьев. Промок я быстро – холод занял всё тело, постепенно проникая всё глубже. Только вот прогнать из моей головы лица моего двойника он не смог – красные глаза, кривая улыбка не давали мне покоя, пока я бежал домой.
На асфальте очень быстро образовались лужи, которые быстро разрастались. Когда я оказался в знакомых местах, на мне не было сухого места. Летняя рубашка промокла на сквозь, на джинсах вода в больших количествах не проникла разве что в карманы – там было не мокро, а влажно. В ботинках при каждом шаге хлюпала вода, но на это я уже не обращал внимания, потому что у меня была другая проблема – всё тело покрылось гусиной кожей, а зубы исполняли барабанную дробь, стуча так, что у меня в голове гремело эхо.
Диктофон – одну из самых хрупких и ценный вещей, которые были у меня с собой, я завернул в пакет, который очень кстати оказался у меня в кармане (забыл его вчера вытащить), и нёс в правой руке.
Впереди показалась заветная дверь подъезда, и я прибавил шагу. Несколько секунд потратил на то, что дрожащими руками пытался набрать код на домофоне, а потом окунулся в относительную теплоту...
Когда я поднимался по лестнице на пятый этаж (как я уже говорил – презираю лифты), меня всего трясло от холода. Хотелось поскорее оказаться в своей уютной квартире, завернуться в одеяло и надеть мягкие домашние тапочки, усесться в кресле и выпить горячего чая...
С замком входной двери я возился намного дольше, чем с домофоном – холодные пальцы отказывались слушаться, то и дело выпуская связку ключей, а руки тряслись от холода, что мешало мне попасть в замочную скважину.
Когда же я наконец оказался дома, все мои мечты о горячем чае и уюте испарились в миг – усталость навалилась на меня тяжестью в несколько сотен килограмм. Едва передвигая ноги, я, ежась от холода, который щекотал и покалывал покрытую мурашками кожу, пошёл в комнату... За мной оставались влажные следы и лужи, поблёскивающие в темноте, но я не обращал на это внимания. С меня ручьями текла вода, заливая ковёр в комнате, но и на это мне было глубоко наплевать.
Повинуясь здравому смыслу, который всё ещё находился где-то в глубине сознания, я с трудом стянул с себя мокрую рубашку и джинсы и зашвырнул их подальше (мой врождённый педантизм, видя это безобразие, закрывал глаза руками и кричал от ужаса). А вот на поход за полотенцем с целью вытереться у меня сил не хватило. Добравшись до кровати, я рухнул в её приятные зовущие объятия и, потратив последние силы на то, чтобы удобнее устроиться, отключился...
Впрочем, во сне был тот же ад, что и наяву – я опять боролся с холодом, медленно замерзая. Я бежал куда-то, сквозь ледяную мглу, стараясь не умереть, стараясь найти выход из лабиринта, в который я угодил, в котором я пропадал...
Я замолк, вслушиваясь в задорное потрескивание костра. Солнце уже отделилось от горизонта, правда, пока ещё не проснулось окончательно и грело с трудом – огонь тушить пока рано...
- Двойник? – послышался тихий голос Лены
Надо же, не знал, что из неё выйдет такой хороший слушатель... За всё время моего повествования она даже слова одного не вставила, хотя по её лицу было видно, что ей очень хочется что-то спросить...
Я кивнул, вытянув руки перед огнём. По замёрзшим ладоням тут же разлилось тепло, но пламя костра тут же задёргалось, зафырчало и стало уменьшаться на глазах. Я резко отдёрнул руки от огня и убрал их за спину. Пламя через некоторое время вновь распрямилось и затрещало как прежде...
Когда я посмотрел на Лену, глаза у неё были размером с блюдца, и взгляд скакал с костра на мои руки и обратно.
- И что тебя заинтересовало в двойнике? – попытался перевести разговор с неприятной для меня темы.
- Его глаза... это ведь был Илларион?
- Илларион? А ты оказалась сообразительнее меня! Я об этом задумался только на следующий день, да и то не особо верил в этот вариант...
- Ну да, ты же у нас скептик... Скептик, способный зажечь рукой костёр, прочитать мои мысли, да и вообще подчинить всю планету своей воле...
- Ну, для того, чтобы подчинить планету, мне придётся целый год собирать силу...
Глаза Лены расширились от удивления...
- Я же пошутила...
- Я тоже, - улыбнулся я, - не один год, а лет пять, может шесть...
Ну вот, до чего довёл девушку – она уже и сказать ничего не может! А ведь вчера тараторила так, что у меня уши уставали слушать...
- Может, есть ещё какие-нибудь вопросы?
- А что стало со стариком? – спросила Лена после некоторой паузы.
- С Феофаном? В полночь того же дня его не стало...
- Значит всё, что он говорил, было чистой правдой? – спросила Лена, лицо которой помрачнело от таких новостей.
- Да... Причём эта правда очень сильно изменила мою последующую жизнь...
Наступила пауза. Лена, склонив голову, о чём-то задумалась, а я, разлёгшись на земле, вслушивался в треск костра. Звук был настолько приятным, что я мог слушать его очень долго, хоть весь этот прекрасный день... Но если я хочу рассказать хоть часть своей истории за сегодняшний день, пора бы заканчивать эту паузу и приступать к повествованию...
- Ну, раз больше нет вопросов... – начал говорить я, приподнимаясь с земли, - то я продолжу рассказ...
Лена встрепенулась.
- Тогда можно ещё один, последний, вопрос?
- Для тебя – всё что угодно! Задавай!
- Ты простыл?
Этот вопрос ввёл меня в ступор. Некоторое время я пытался понять, что успел сказать такого, или сделать, чтобы она решила, будто я болен, а когда в голову пришёл ответ, я смутился.
- Я просто хотел погреть руки над костром... - начал оправдываться я, как вдруг понял, о чём спрашивала Лена, - Постой... так ты про мою историю?
На миг в воздухе повисла пауза. Лена, явно не успевающая за полётом моей мысли, кивнула... Целую секунду я думал, что же сказать, а потом рассмеялся.
- Увы, - сказал я, отсмеявшись, - такая участь мне не грозила в любом случае...
- А почему? Ты у нас закалённый?
- Скорее очень холодный... Но это потом! А сейчас – продолжение моей истории...