День первый
Солнышко мое, как поздно ты проснулся! Смотри: уже день на дворе, на улице светло, и падает первый снег, сразу тая на черном асфальте. Солнечные лучи прокрадываются в комнату и путаются в твоих светлых волосах, в твоей вечно белой коже, улыбке... Что тебе снилось, любимый? Или кто? Мне уже не важно. Люблю, когда ты спишь, только тогда я вижу твое настоящее лицо. Иногда на нем проскальзывает нежность, иногда легкая ирония, иногда просто детское счастье. Но ты уже просыпаешься... Люблю эти мгновения, когда лицо твое еще припухло от сна, в глазах затаился туман, а движения плавные, осторожные, будто боишься что-то разбить спросонья. Медленно поднимаешься с постели, вслепую ищешь под кроватью тапки, от души зеваешь, и потягиваясь поднимаешься, роняя на пол одеяло. И... проходишь мимо, даже на меня не глядя. Опять меня не видишь. Будто и нет меня. Сказка заканчивается. Каждое утро заканчивается одинаково – смертью надежды. Боль струится по моим венам, наполняя душу черной тоской. Тоже просыпаюсь, из мечты падая в реальность. Но не плачу, никогда не плачу. Только слежу за тобой глазами побитой собаки. Потому что и за это тебе благодарна. За то, что терпишь меня, что не выгоняешь, пусть даже не замечаешь, но терпишь рядом... Хотя бы это...
Я прокрадываясь вслед за тобой на кухню. Молча стою в двери, готовая отойти, когда захочешь пойти в ванну. Люблю смотреть, как ты ешь. Как медленно пьешь кофе, смакуя каждый глоток. И с каждой порцией черного напитка твои глаза все более проясняются. Люблю смотреть, как ты проносишься взглядом по заголовкам вчерашней газеты – ты купил ее по дороге домой, и как всегда не нашел времени, чтобы прочесть. Люблю смотреть, как, все более ускоряясь, вливаясь в современный ритм, ты включаешь компьютер, влезаешь в старые штаны и быстренько проверяешь почтовый ящик. Не люблю только причину – опять ищешь сообщения от девушек, тех самых, на которые ты тратил время до полуночи, ловя очередную жертву в чате. Потому что они – жертвы. Всего на ночь. А я? Я – запасной вариант. Как часто ты мне это говорил, нет, не говорил, бросал в лицо. Но, спасибо и за это. Спасибо, что позволяешь мне быть рядом, не гонишь. Мне хватает...
Сообщений нет. На твоем лице – растройство, но душа моя ликует – есть надежда, что вечер мы проведем вместе. Только вдвоем. Если ты не поймаешь жертву в коридорах университета... Вновь усядешься за телевизором, нервно перещелкивая каналы, а я... я сяду в уголке, любуясь твоим профилем, просто буду смотреть и ждать, пока ты меня заметишь... Но это вечером, возможно, а теперь надеваешь куртку и выходишь. Так просто. Даже не оглянувшись. Что я для тебя? Мебель, которую можно выставить при необходимости. Ну и пусть, зато мы вместе.
....
Я жду тебя до самого вечера. Решаю задачки для твоих друзей – вернее, решаешь ты, и берешь с низ деньги. Никогда не спрашиваю – сколько. Просто решаю, заедая одиночество булкой. Только булкой, потому что лучшее оставляю для тебя. Знаю, что придешь голодный и усталый. Смотрю в окно, надеюсь, что вернешься хоть на часик раньше. А за окном ветер. Качает ветви березы, кидает на асфальт желтые листья. Как монетки... Кусочки золотого счастья на черном фоне тоски. Как моя жизнь...
Ты пришел один. Мрачный и раздраженный. Оставил мокрую куртку на вешалке. Как всегда на меня и не посмотрел. И на ужин. Прошлепал в комнату, включил компьютер, залез в Интернет. Ввел пароль. Но милый, я и так не трогаю твой драгоценный компьютер, только когда тебе надо написать работу, не раньше! Но ты мне не веришь... Никому, на самом деле, не веришь.
Опять завис в чате. И выражение на твоем лице, как у охотника, ищущего жертву. Зачем ищешь? Вот она, за тобой. Я – жертва, жертва страсти. Люблю тебя, хоть и не понимаю – за что. Сложила свою гордость у твоих сильных ног. Но ты не видишь. Нет, ты даже не смотришь на меня. Берешь меня, при «неудачных» ночах и выгоняешь при «удачных». Тогда я часами брожу по улице, пока ты не выпроводишь, наконец-то очередную подружку. Иногда до рассвета. Тогда ты шлешь мне холодное СМС. «Можешь вернуться». И я возвращаюсь. Ты никогда не смотришь в мою сторону, чаще всего сидишь в душе, смывая с себя чужой запах. Но разве его смоешь? Ими пахнут простыни. Наши простыни. На наших чашках – их помада. Чаще всего – ярко-красная. И светлый волос на подушке. Ты любишь светлых. Меня? Меня – не любишь... Терпишь. И на том спасибо...
Второй день.
Утро выдалось хмурое. Солнышко спряталось среди туч, подул холодный ветер, свинцовые тучи обещали или снег, или холодный дождь. Гадская погода – хмурая и холодная. В такую и собаку на улицу не выгонят. Но я – не собака. Я гораздо хуже. Вижу триумф на твоем лице, и уныние захлестывает меня с головой. Где-то в душе звонком отчаяния звучит осознание – новая жертва. Ты даже не оборачиваешься, не смотришь на меня, ничего не говоришь, а я надеваю куртку и выхожу на улицу. Холодный ветер пронзает тело холодной волной, а душу – черной тоской. Душа воет в такт ветру – страшно, надрывно. Холодно. Может, простужусь. Ну и пусть. Может тогда меня пожалеешь? Темный асфальт под ногами. Тучи, кажется, падают на голову. Опять пошел мокрый снег, облепил мой темный плач белыми хлопьями. Зима началась? Почему так рано? За одну ночь облетели листья с клена. Все же осень кончилась, началась пора депрессий.
Жду у подъезда. Она. Сразу узнаю ее по походке – все они будто чего-то стесняются, будто украли... и в самом деле украли, но стоит ли на них злиться? Они жертвы. Только на одну ночь. Иногда приходят и дальше, но ты их больше не пускаешь. Больше одной ночи терпишь только меня. Часто бывают скандалы, соседи высовываются из дверей, чтобы посмотреть на очередную «дурочку», а я сижу в комнате, закрывая уши ладонями. Не смеюсь. Плачу. Чем я лучше их? Они забудут, найдут нового, а я – останусь. Потому что не могу, не могу уйти. Не в силах. Не понимаю, что меня держит, но не в силах.
Сижу на детских качелях, замирая под привычный звук скрежета. Верх-вниз. Снег больше не идет. От него и следа не осталось. Как и от меня. Верх-вниз. Ветер играет сброшенными листьями, рядом сгребает листья дворник. Верх-вниз. Звук метлы чуть успокаивает, гипнотизирует. Жую прихваченную с собой булку. Верх-вниз. В душе расползается пустота. Верх-вниз. Боль такая страшная, что появляется привкус нереальности. Верх-вниз. Смотрю на мокрый песок под ногами и носком сапога вывожу букву С. Верх-вниз.
Она ушла только под вечер. Во мне волной поднимается облегчение. На сегодня все закончилось. Я как бы просыпаюсь, отряхиваюсь, возвращаюсь из царства боли в реальность. Вздыхаю. Опять ты не ходил в университет, опять нам надо будет наверстывать. Потому что ты такой беспомощный! Сколько раз я по книгам изучала материал и преподносила тебе, как ребенку, уже разжеванный. Писала для тебя рефераты. Наверное, получила бы степень, но ты, ты запретил, а твое желание для меня священно. Понимаю. Не хочешь, чтобы меня видели твои знакомые. Никто и не видет. Все думают, что ты – одинокий. Когда приходят гости, ты запираешь меня в шкафу, потому что стыдишься. Даже с собакой обращаются лучше. Верх-вниз. Я не спешу Ты не разрешил возвращаться. Верх-вниз. Еще не разрешил. Наверное, лежишь на кровати и мечтаешь. Верх-вниз. Никогда не говорил мне, о чем мечтаешь. Но знаю, что не обо мне. Верх-вниз. Нет СМСа, наверное, опять забыл. Но вижу твой силуэт в окне. Окидываешь взглядом двор, мгновение смотришь на меня. Чувствую, что думаешь обо мне. Всего мгновение. Мне хватает. Я понимаю даже этот взгляд. Потому что люблю, люблю всей душой, люблю так сильно, как только могу. Нежность поднимается во мне, заполняя душу до самого края, счастье окрыляет, наполняет душу радостью. Схожу с качелей и поднимаюсь наверх. Ты опять сидишь у телевизора, но на этот раз весело смеешься над комедией. Меня не замечаешь, увлеченный фильмом. Устала. Ложусь на диван, сворачиваюсь клубочком и засыпаю под твой счастливый смех. И снятся мне качели. Верх-вниз.
Третий день.
Суббота. Опять спишь допоздна, а я сижу на кухне и дремлю за стаканом чая. Сладкого до жути. Как всегда мечтаю. Может, ты проснешься и все изменится? Может, на лице твоем проскользнет то самое выражение, что я часто вижу во сне, а в глазах промелькнет нежность. Нежность... как это на тебя не похоже. Чаще твои голубые глаза холодны, даже в минуты близости. Тогда они наполняютяс стальным блеском. Ты никогда не говорил мне ласковых слов. Но я не обижаюсь. Наверное, не умеешь. Есть такие люди, что не умеют любить, но, может, и ты такой? Может, я смогу тебя научить? Грызу булку и высохший кусок сыра. Ты вчера кусок оставил, не выбрасывать же? Допиваю вино, то самое, что ты наливал своей жертве, и на душе становится легко, боль на время куда-то уходит...
За окном плачет дождь. На улице лужи, опять ветер. Но мне тепло и уютно. Я мечтаю. За мечтами и не замечаю, что в спальне раздались шаги. На этот раз ты не пошел пить кофе – выспался. Я улыбаюсь. Впервые за всю неделю ты на самом деле выспался, и тебе некуда спешить. Мой бедный, милый мальчик! Как же ты устал, как же ты на самом деле одинок! Слышу, как пробираешься к компьютеру, затаиваю дыхание. Будет жертва или нет?
Звонок в дверь. Вздрагиваю. Напрягаюсь, как спринтер перед выстрелом. Мне нельзя открывать. Только бы не в шкаф!
Слышу голос брата. Снова вздрагиваю. И опять. Сначала от облегчения, потом... от страха. Ты не любишь мою семью. Как и меня... Но что это? Брат кричит. Почему кричит? Выхожу в коридор.
– Ты убил ее! Убил мою сестру! – кричал Олег, а я вздрогнула от неожиданности. О чем я? Я – жива! Или нет?
И тут я вспомнила...
Это было как раз два дня назад. Саша вновь привел девушку, хорошенькую, тонкую, с маленьким личиком, а я не успела уйти. Он наорал на меня. Кричал, что я всего лишь мусор, что такую жирную корову, как я, стыдно и на пастбище выгнать, а не то, что кому-то показать, что я ничтожество и не достойна даже его ноги целовать, что он и так терпел меня слишком долго, а я дрожала от его крика. Потом все выплеснулось наружу. Все унижение, вся боль. Слезы. Впервые за месяцы нашей больной связи. Впервые за все мои двадцать лет.
Я выбежала из квартиры, вылетела, как пуля, сбежала по лестнице, подскользнулась на крыльце и разбила коленку, с трудом поднялась и под смех мальчишек полетела дальше, через дорогу к дамбе, спустилась вниз и, тяжело дыша, уставилась на воду. Боль выливалась из меня волнами. Он меня не любит! Впрочем, это было понятно давно, но... как же больно, как страшно! Не могу больше выдержать, не буду!
Я бросилась в черную воду. Странно, на дворе стояла осень, а вода показалась мне лишь слегка прохладной. Той самой прохладой, что нехватало моему разгоряченному телу. Потом помню приглушенный всплеск, черная вода замкнулась над моей головой, легкие пронзило болью, и все... я оказалась рядом с ним, опять – рядом.
Они дрались. Но это нельзя было назвать дракой – Олег систематически избивал Сашку. Сначала разбил ему нос, потом подбил глаз. А тот просто отплевывался кровью и даже не пытался защищаться. Хотя я знала, что мог. Будто осознание моей смерти лишило его сил, так же, как и наполнило гневом Олега. Сашка сильно побледнел, один его глаз уже не открывался, под вторым расцвел фингал, из разбитого носа лилась на чистый пол кровь, а его прекрасные волосы, которые я так любила гладить, слиплись от пота. Что же я! Я же люблю его! Люблю их обоих! Не могу больше смотреть:
– Прекрати!
Олег побледнел как полотно. Сашка, находясь в болевом шоке, сполз на пол, отплевывась кровью, а все вдруг застыло... потом потемнело...
Я открыла глаза. Погода стояла великолепная. На улице царила городская ночь. Чуть пахло морозом. Фонарные огоньки лениво плыли по черной реке. Я сидела на бревне у самой кромки воды и любовалась ночным пейзажем. Как долго? Сама не знала. Наверное, заснула, но не помнила, что именно мне снилось. Пытаясь вспомнить, я погрузилась в свое сознание, но чужой звук мешал мне, раздражая. Лишь спустя некоторое время я поняла, что именно меня разбудило: разрывался трелью телефон и любимая ранее мелодия Дубцовой наполнила меня презрением. Некоторое время я искала телефон по карманам, нашла лишь с третьей попытки.
Я тебе, извини гордость...
На этой строчке я скривилась и подняла трубку.
– Зоя, я уже два раза звонил, – Сашка явно был раздражен и обижен. Я вновь скривилась. Его эмоции научилась различать даже на расстоянии. Еще вчера меня бы это наполнило бы раскаянием, но почему сейчас я чувствую только раздражение? – Где шляешься? Забыла, что мне реферат писать надо?
Я поняла, что именно меня раздражает. Разве так можно с человеком? Ни тебе «извини», ни «я беспокоился», «наговорил лишнего», ничего. Как всегда. Только я уже не та.
– Твои проблемы.
В трубке раздалась тишина. Он еще не верил.
– Зоя, ты что, обиделась? – прошептал, наконец-то Сашка, и в его голосе я уловила доселе незнакомые ласкающие нотки. Как же я их ждала! Вчера...
– Нет, выздоровела, – ответила я, стараясь, чтобы мой голос не выдал раздражения. Сашка был неплох, теперь я это понимала, просто он иначе не умел, а я больше не хотела. – Прости, Сашенька, но все кончено. Больше так не будет. Ничего между нами не будет.
Ответом мне прозвучали гудки. Я усмехнулась, представив себе лицо своего «бывшего», потянулась, и с неиспытанным ранее удовольствием вдохнула ночной воздух, почти физически почувствовав, как за спиной вырастают крылья. Стерла номер Саши с памяти мобильного. Больше не понадобится. Хотела сунуть телефон в карман, как...
– Привет, Зайка, – Олежка явно был в хорошем настрое. – Я сегодня блины сделал. Вкуснющие! С клубничным вареньем. Но сам это роскошество не съем. Поможешь одолеть?
– Олежка, мне ж на диету надо! – взмолилась я. – И так толстая. А ты, блины и на ночь глядя.
– Кто тебе такую глупость сказал? Сашка? Уши твоему садисту надеру. Э... Ты только трубку не бросай, больше на твоего наезжать не буду. Но все равно. Плевать, Зайка, на диету, хорошего человека должно быть много, – заметил Олежка. – И... возвращайся домой, девочка. Хватит.
– Хватит, – вздохнула я, положив трубку. И в самом деле, пора домой. И все же – что мне снилось?
27-29 июня 2008 г.