И лишь поднявшись по лестнице любви, Анег Тефогал узрел небо, усыпанное алмазами.
М. Зи. Лаерцос.
Давным-давно, когда воду пили прямо из крана, а деньги давали в долг без процентов, в еврейской семье атеистов родилась девочка. Её ждали многие лета, гордо не прося эту милость у Господа. На радости седой академик назвал ребёнка Ирой в честь своей покойной мамы. Моложавая жена тоже была счастлива, хотя иногда грустила, вспоминая Гагры и курортный роман .
Ирен походила на Мирей Матье и грузинскую царицу Тамару и с детства знала себе цену. С футболистом она вместе учились с первого класса, но полюбила она только в восьмом. Ну, как полюбила? Моё и всё! Позднее дитё с юных лет привыкло брать всё, что ей хотелось. А ведь её мудрая мать уже тогда была против.
Пятилетку внебрачной связи прервали дяди курирующие спорт. Они, хоть и были знатными ходоками, но на людях пели песни о семейных ценностях. Седые мужья, словно судьи подкидывающие перед матчем монетку, предложили форварду выбор: женись, вступай в партию и защищай честь клуба в столице и за рубежом или будешь до пенсии гонять тряпичный пузырь за дубль Челябинского «Трактора».
Свободная страна – свободный выбор! Всё по-честному, хотя и не по-божески. Так ведь Его и нет. Наша самая передовая в мире наука давно это доказала: Чкалов летал – не видал! Гагарин летал – не видал! И даже баба Валя жизнь прожила и не видела! А уж она-то, сидя с подружками у подъезда, всё видела и всем бы разболтала, кабы видала.
Спортсмен не хотел играть в Сибири до старости. Он чётко исполнил ре-комендации старших товарищей и не прогадал! Руководство «Спартака» возомнило себя троицей и стало для него свахой и посаженным отцом с мате-рью. Взяв над ним шефство, оно и проторило ему дорожку в Институт Физ-культуры. Спортивные функционеры собаку съели на строительстве комму-низма и показали своему протеже такие финансовые возможности, что мама не горюй!
Время летело, как трёхлетка на гандикапе, и кожаный мяч, накаченный пустым воздухом. Нескончаемая череда тренировок, сборов и турниров по-жирали жизнь футболиста. Ирка свыклась со снотворным, холодной постелью и пепельницей, переполненной окурками из Вирджинского табака.
Мимолётные появления нападающего и его беглые проходы по краю дома перестали её тревожить после рождение дочери. Малую взяла на воспи-тание бабушка, и именно она настояла тогда на аборте.
Убийство плода навсегда повредило Иркины внутренности. Теперь жен-ское одиночество скрашивали только беспрерывные девичники. На красную икрой, финское салями и пятизвёздочный армянский коньяк с лимоном сле-талась куча помощниц по хозяйству.
С годами Иркина жизнь устоялась. Она забыла те радостные, но редкие дни проведённые вдвоём с мужем и поминала только своё вечное ожидание.
Когда супруг стал тренером, Иркины чувства совсем притупились. Да и какая она, эта любовь, когда отгремела серебряная свадьба , а на носу четвертак дочери?
Внезапно в стране советов и строгих рекомендаций объявили перестрой-ку. Все подданные были ошарашены. Ирка тоже удивились, узнав от добрых подружек, что её муж завёл любовницу:
– Вот кобель! И ведь нашёл, гад, время?
Пара молодых товарок из Иркиного женского братства знали его окошки между играми, но скромно помалкивали. Выпив, они хором принялись утешать рогатую жену:
– Плюнь, Ируся! Все мужики сволочи и бабники.
– Но как он мог польститься на эту жирную корову?
– Проститутка перигидрольная твоего мизинца не стоит!
Приятельницы даже водили её смотреть на похотливую сучку с переж-жёнными волосами. Она хоть и работала рядом в комиссионке, но одевалась аляповато. Дородная неухоженная блондинка возвышалась над прилавком бесформенной горой. Её голубые глаза были подведены толстыми лоховскими стрелками и смотрели сквозь посетителей невидящим взором. Разлучница выглядела сверстницей, но юная жирная кожа выдавала её молодость.
Гром грянул в день рожденье дочери. Праздновали дома в огромной квартире, заставленной антиквариатом. На юбилей собрались близкие и даль-ние родственники, друзья и нужные знакомые. Чтобы не ударить перед гостями в грязь лицом, готовить подрядили повара из ресторана «Прага». Правой рукой ему служила домработница, а левой – две, спецом приглашённые, соседки.
Громадный ампирный стол, когда-то украшавший залу дворянского со-брания, ломился от дефицита. Балыки, языки и прочие яства заслоняли обаяние Кузнецовского фарфора. Полусладкое Цимлянское и Брют из Нового Света пенилось и искрилось в хрустальных фужерах. Запотевшая Посольская водка с винтом, была чиста, как слеза ребёнка-вегетарианца, познакомившегося накоротке с асфальтом.
В разгар веселья Иркин муж взял серебряный нож и постучал по бутылке. Добившись тишины, он встал, поднял бокал и тихо произнес:
– Пользуясь случаем, хочу сказать сразу всем. Наш брак себя изжил. Я ухожу и делить ничего не буду. Квартиру, дачу и все вещи оставляю жене с дочкой.
Немая сцена, выдуманная Гоголем, меркнет перед правдой соцреализма. От такого «Сухого листа» люди опешили и потеряли дар речи. Все замерли с открытыми ртами. В звенящей тишине стало слышно, как жирная муха бьётся головой об оконное стекло. Может из-за солидарности с брошенной женщиной, а может от пролитого вина на белоснежную скатерть.
Футболист осушил шампанское и пошёл на кухню. По дороге он взял в туалете стремянку и приставил её к антресоли. Поднявшись наверх, форвард медленно протиснулся внутрь на полкорпуса. Из глубины он осторожно вы-тянул трёхлитровую банку, наполненную доверху алмазами.
Сокровища сверкали сквозь стекло, завораживая ледяным блеском. Спустившись, левый крайний взял посудину за пластмассовую крышку и аккуратно опустил её в пакет «Манчестер Юнайтед». Не глядя на гостей, он прошёл в прихожую и удалился по-английски.
Когда дверь захлопнулась, все разом заговорили. Подруги и родственни-ки окружили Ирку плотным кольцом и затараторили утешения наперебой. Но её шокированное сознание не воспринимало их пустых советов. Она напилась до бесчувствия, и потом долго не могла остановиться. Домработница съехала, а Ирка металась по огромной квартире с запоздалой инспекцией. В ярости она осматривала каждый закуток по сто раз на дню, но безуспешно. Разъярённая женщина срывалась на дочери и рвала одежды футболиста.
Жившие на Иркиной помойке, бомжи месяц гуляли за её счёт. Их полу-женщины с корявыми лапами с грехом пополам починяли дорогой импорт, порванный изящными дамскими пальчиками. Реализовав тряпье, бомжи под-нимали аптечные пузырьки за кормилицу. За глаза они обсуждали её темпе-рамент, а увидев, снисходительно ухмылялись и благодушно матерились.
Прошло много лет. Иркины посиделки давно кончились, а подружки дружно испарились. Родителей не стало, а дочь уехала из страны, выйдя замуж за прижимистого иностранца. Её бывший встречал старость с новой из-бранницей и сыном. Требовательный отец стал для высокого красивого маль-чика тренером и другом.
Со временем Ирка простила своего предателя и после этого перестала вспоминать тот жуткий вечер. Какое-то время она пыталась найти нового мужа, но, не встретив достойного, привыкла к одиночеству.
И всё было бы сносно, если бы не проклятый сон. Каждое полнолуние ей сниться один и тот же кошмар: она отважно взбирается ввысь по качающейся лестнице и поёт:
– Кто весел, тот смеётся,
Кто хочет, тот добьётся,
Кто ищет, тот всегда найдёт!
Достигнув антресоли, она достает заветную баночку. Но тут каждый раз предательские ступеньки начинают уплывать из-под ног. Пытаясь удержаться, она балансирует, выпускает из рук добычу, но всё равно срывается и летит вниз.
От страха женщина просыпается в холодном поту. Она курит в кровати и ещё долго-долго не может заснуть. Ира вспоминает вечное море, тёплый песок и тихий плеск лазурных волн. Она шмыгает носом и очень-очень хочет стать снова маленькой девочкой.
© Copyright: Лев Верабук, левый берег Москвареки, июнь 2008 года.