Из цикла "Ожидание".
1.
Было темно. Девочка смотрела на дорогу, которая из окна казалась светлой не только от уличных фонарей, но и от фар проезжающих машин, мчащихся неизвестно куда. От сверкающих огней становилось легче, грустные мысли исчезали, а с ними и тревога.
Но вот поток машин затих. Смотреть на дорогу стало скучно, тогда девочка взглянула на раму и увидела комара. Комар почувствовал опасность и улетел. Девочка опять загрустила, наблюдать было не за кем. И вдруг заметила странный силуэт в окне. "Неужели это я? - удивилась она. - Никого кроме меня здесь нет, это должна быть я". Силуэт был слишком грустным и усталым, на него даже не хотелось смотреть.
2.
Небо, покрытое серой бахромой, кое-где было в разводах, кое-где потемнело настолько, что, казалось, тёмная ночь приходит в свои владения, заменяя яркий тёплый день. Девочка выглянула в окно и застыла то ли от удивления, то ли от ужаса. "Что это, простое, обычное тёмное небо, предвестник дождя и грозы, - спрашивала она себя, - или небо, созданное самой природой, разукрашенное красками нереального, неземного цвета?" Девочка подумала о берёзе, которая стояла под окном. Подняв свои ветки, берёза хотела обнять кого-то или тянулась к кому-то. Множество зелёных листьев трепетало от сильных порывов ветра. Ни один человек не мог создать такой красоты. Но это было так естественно и красиво. Если бы девочка могла нарисовать это!
Её первый набросок - вид парка, частичка красоты и души. Когда она смотрела на рисунок, ей вспоминалась какая-то стихия. Что это было? Простые деревья, ветки которых неестественно тянулись вверх. А верхушки деревьев? Что было с ними? Они своими остриями касались самого неба, но не просто касались, а словно держали его. Да, тёмное, кое-где совсем угольное небо надвигалось на парк. Лишь деревья всем существом своим сдерживали этот могучий наплыв тёмного и серого, злого и мутного пространства. Кто бы ни посмотрел на рисунок девочки, удивлялся: почему это верхушки некоторых деревьев протыкали насквозь кусочки неба. Но что она могла ответить им? Она не видела в рисунке ничего непонятного. Ещё секунда - и польётся дождь, крупный и частый, как град. Тут и начнётся стихия, но это будет совсем другой рисунок.Девочку не расстраивало непонимание другими её первого рисунка, который она назвала "Вечер в парке". Принимаясь за второй, она чувствовала в себе какую-то огромную силу и радость оттого, что она смогла что-то сделать, что-то интересное, для неё настоящее. Работа продвигалась медленно. Конечно, она знала, что хотела нарисовать - стихию. "Смешно, - думала она, - картина сама по себе - застывшая жизнь, но эта жизнь, как и стихия бесконечна". Когда девочка закончила, перед ней оказалось рисунков пять с парком, деревьями, а главное - грозой и дождём. Но единственное, что она не увидела - это свою стихию. Все рисунки были похожи и искусственны: гроза, ветер и дождь были крохотными, домашними, и глядя на них даже не возникала мысль, что стихия может никогда не кончиться. Казалось, ветер перестанет так надрывно дуть. Природа затихнет, успокоится, забудет своё былое неистовство, и только с деревьев будут сыпаться противные капли - единственное, что и останется от грозного ливня. Всё это расстраивало девочку, она медленно перебирала рисунки, и чем дольше она это делала, тем скучнее казались они ей. Только один из них показался интересным. Кроме деревьев, кроны которых клонились от бушующего ветра, и грозного неба здесь был Человек. И только он, именно этот Человек страдал от стихии, от бесконечной стихии, которой на рисунке не было. Человек сгибался от страшного ветра и ливня. Во всей его фигуре не было и намёка на то, что гроза и ливень когда-либо закончатся, что Природа сама сжалится над ним. Все надежды Человека на спасение были только на Дом. Широкие шаги, которыми он бежал по парку, мало помогали ему. Ветер смеялся над ним. Но Человеку ничего не оставалось, как продолжать путь к созданному им самим Дому. И тут девочка увидела в руке Человека зонт, обычный зонт: "Разве можно бороться со стихией с помощью зонта?" Человек словно отвечал ей: зонт был закрыт и бесполезно висел на локте. Даже не бесполезно, он просто мешал ему: ветер был слишком силён, а ливень за несколько секунд промочил Человека насквозь. Человек был словно вырван из другого рисунка, где была настоящая гроза, где была Стихия, где была Природа, и помещён в другой рисунок, где не было Стихии. Человек так и остался фрагментом рисунка, который девочка задумывала нарисовать.Пытаяь изобразить Стихию, девочка полюбила сидеть у окна во время грозы. Немного странно, да? Казалось бы, страшно. А ты сидишь спокойно и наблюдаешь молнию, ливень, бегущих людей, слушаешь гром. Не каждый найдёт в этом удовольствие. Когда же гроза заканчивалась и дождь прекращался, девочка шла в парк. Для неё это было словно откровение. Она неторопливо бродила по парку, стараясь запомнить мельчайшие подробности. Видела мокрые деревья, с которых часто падали капли, оставшиеся от грозы и ливня. Иногда они падали и на лицо девочки, и оттого ей казалось, что вся свежесть от мокрых деревьев, от холодного воздуха обращена только к ней - к маленькому ребёнку, желавшему в парке почувствовать свежесть, которой так не хватало Дома. И чем больше она гуляла, тем меньше замечала слякоть и грязь под ногами, а видела только высокие мокрые деревья, дарящие ей покой и чувство одиночества.
Такое чувство посещало её иногда и летом, в конце июля - начале августа, когда она также гуляла по парку. Девочка любовалась деревьями, прудом, много раз обходила весь парк - по всем его дорожкам, радуясь каждому необычному дереву, кустику, цветам, и ощущала странную потребность увидеть человеческое радостное лицо - ребёнка или его мамы, почувствовать своей детской душой, что не одна она счастлива, радуется этим деревьям, замечает всю эту красоту...Третий свой рисунок девочка назвала "Зарница". В городе она никогда не видела такого чуда и нарисовала по памяти, увидев летом в деревне. Она заметила насколько деревенские закаты отличаются от городских. Городской закат показался ей милым и нежным свечением, деревенский же - был сама яркость, изменчивость. Любой закат радовал человеческий глаз, но в городе он представлял собой споконое и тихое зрелище, в деревне же явление это было сродни огню. Так и про зарницу девочка думала, что если и увидит её в городе, то она никогда не сравнится с деревенской зарницей. Боясь позабыть этот образ и свои впечатления, она вскоре начала новый рисунок, на котором изобразила широкое июльское поле. В углу рисунка извивалась узенькая тропинка, уходящая далеко в поле. Казалось, в природе всё было спокойно. И только небо, могучее, грозное небо пугало двумя яркими горизонтальными полосами, которые как молнии появлялись, озаряли тёмное небо и исчезали, будто их и не было вовсе. На рисунке девочки были эти горизонтальные полосы, но они не успели ещё исчезнуть. Полосы были яркими, даже огненными, такими же красивыми, как иногда бывает красив закат, но в отличие от заката, зарница должна была сверкнуть на мгновение и исчезнуть. Каждое появление горизонтальных полос сопровождалось пугающими звуками грома, и, казалось, минута - и сверкнёт молния, но вместо неё появлялась новая зарница. На рисунке девочки не могло быть грома - ещё никто не научился рисовать его - не было даже и ветра, оттого и зарница получилась какая-то спокойная, слишком похожая на сияние...
3.
Как давно она не была в деревне, не была в лесу!
Она очень устала от города, от этого сковывающего землю асфальта... И сейчас, идя по лесной дорожке, вспомнила, как ребёнком, возвращаясь из деревни в город, удивлялась не только маленькой своей квартире, но и крошечным предметам в ней. Теперь всё было наоборот: она попала в большую сказочную страну из маленькой детской. На траве капельками блестела роса. Воздух был необычайно свеж. Казалось странным, что после стольких лет она не забыла лес с его многообразием тропок и полянок, её глаза сами выискивали направления пути, словно в них и была сейчас вся её память. Она вспомнила, как на эту полянку часто приходила за земляникой - это была любимая её ягода. Такая душистая и маленькая, а по вкусу ни с какой клубникой не сравнить. Ещё вспомнила любимое из детских лакомств - землянику, толчёную в молоке, и подумала, что сама она, повзрослевшая, намного дальше от этого сказочного леса, чем та маленькая девочка, которая, сама не желая того, была частью этого мира. Вернувшись сюда, она чувствовала себя гостьей... Лес больше не узнавал её.