Глава 1. Париж
— Защищайтесь, сударь! — воскликнул д'Артаньян, выхватывая шпагу и грозно топорща усы, только что завитые и напомаженные. Подбородок его был в мыле, и неопрятные куски мыльной пены свисали с салфетки, заткнутой за воротник камзола.
Д'Артаньян не боялся выглядеть смешным. Он вообще ни черта не боялся, а менее всего — этого рыхлого наглеца в тесном гвардейском мундире, с двумя заряженными пистолетами за поясом и с длинной рапирой, вряд ли удобной в крохотном помещении, заставленном мебелью.
Белокурая Мадлен, спрыгнувшая с колен мушкетера, выронила помазок, покраснела, нерешительно взвизгнула, попыталась вжаться в зеркало и, не преуспев, стала спешно одёргивать свои многочисленные юбки и зашнуровывать корсет.
Гвардеец оскорбительно захохотал, повернулся к ним спиной и взялся за ручку двери. Звали наглеца, кажется, де Лукас, и его лицо уже не впервые встречалось д'Артаньяну. Ни одну из предыдущих встреч (их было не менее трёх) д'Артаньян не мог бы назвать приятной...
— Защищайтесь, сударь, защищайтесь! — повторил д'Артаньян. — Ведите себя прилично, не то я выпорю вас, как неучтивого мальчишку! — И, переходя от слов к делу, он кончиком шпаги ловко рассёк тесные гвардейские панталоны чуть пониже правой ягодицы.
— Какого дьявола! — вскричал де Лукас, хватаясь за повреждённую деталь одежды и сердито оборачиваясь.
— Мне не нравятся ваши манеры, сударь, — объяснил д'Артаньян. — Сначала вы вошли без стука и тем самым оскорбили даму, а теперь в её присутствии поминаете врага рода человеческого. И, между прочим, до сих пор не сняли шляпу. Придётся помочь вам хотя бы в этом...
Шляпа, с рассечённой тульей, спланировала на пол, увлекая за собой парик. Гвардеец оказался лыс, как Сократ, но гораздо менее умён. Он схватился не за рапиру, а за пистолеты — и это развязало руки Д'Артаньяну. Теперь никакое средство защиты с его стороны не могло считаться ни чрезмерным, ни бесчестным.
Щёлкнули взводимые курки, и д'Артаньян рванул салфетку из-за ворота. Она влажно шмякнулась в рожу гвардейца. Один пистолет, наверное, дал осечку — ярко, беззвучно и бесполезно полыхнул порох на полке, — второй оглушительно рявкнул. Комнатушка наполнилась дымом. Д'Артаньян поднырнул под выстрел (пуля прошелестела в дюйме над его головой), одновременно делая выпад. Мадлен заверещала. Отчётливо хрустнул разрываемый мушкетерским клинком хрящ кадыка, потом кончик шпаги застрял между шейными позвонками. Чтобы вытащить её, д'Артаньяну пришлось наступить на горло уже бездыханного противника.
Мадлен продолжала верещать.
Д'Артаньян вытер шпагу о матерчатую перевязь мертвеца и оглянулся.
— Всё хорошо, детка, — ласково сказал он. — Продолжим наши игры.
Мадлен верещала, закрыв лицо ладонями, и глаза её, блестевшие сквозь растопыренные пальцы, были круглы от страха, но смотрела она не на д'Артаньяна и не на труп. Она смотрела на зеркало.
В зеркале, точно посередине, была идеально круглая чёрная дыра размером с голову младенца, и обугленная стена за нею ещё дымилась, а пузырящиеся края дыры были ярко-малиновыми и светились. Один пузырь лопнул, капля стекла оторвалась, упала, остывая на лету, и звонко разбилась о мраморный подзеркальник, заваленный баночками, флакончиками, коробочками, гребешками, щипчиками и пинцетами...
* * *
— Я только что убил гвардейца, — сообщил д'Артаньян.
— Браво, мой друг! — сказал Арамис.
— Эка невидаль! — проворчал Портос.
— Которого из их? — спросил Атос.
— Его звали де Лукас, — сообщил д'Артаньян.
— Мир праху его, — благодушно сказал Арамис.
— Де Лукас? — переспросил Портос. — Не слыхал о таком. Наверное, он не слишком хорошо дрался.
— Вы уверены в том, что он — гвардеец кардинала? — спросил Атос.
— Нет, — сказал д'Артаньян. — Я знаю только то, что он гвардеец. Он... — д'Артаньян помолчал, подыскивая слова. — Он выстрелил в меня.
— Во время дуэли? — возмутился Арамис. — Это было бесчестно!
— Это было неразумно, — хмыкнул Портос. — Он не мог не промахнуться.
— Он выстрелил в вас из пистолета? — уточнил Атос.
— Да, — сказал д'Артаньян. — То есть, нет... В общем, это было похоже на пистолет, но...
— Вы уже стёрли запись? — быстро спросил Атос.
— Я обязательно сотру её, — пообещал д'Артаньян. — Просто потому, что это неудачный дубль. Если хотите, можете просмотреть и убедиться сами... Где вы сейчас?
— Присылайте, мой друг, — сказал Арамис. — Я жду.
— Я буду у себя в гримёрной через две... нет, через две с половиной минуты, — сообщил Атос. — Присылайте.
— Чёрт возьми! — огорчился Портос. — Я на охоте, в полутора милях от Брасье и не менее чем в пяти от Пьерфона... Пожалуй, я поверю вам на слово.
— Я высылаю копии записи вам, Атос, и вам, Арамис, — сказал д'Артаньян. — Копии одноразовые. Просмотрите их немедленно. Ставлю вас в известность о том, что оригинал записи я намерен уничтожить. Я считаю этот дубль своей творческой неудачей, но, выполняя условия контракта, запрашиваю консультацию коллег. Надеюсь, вы согласитесь со мной...
— Подождите, мой друг! — наконец забеспокоился Портос. — Вы говорите, что убили некоего де Лукаса? Я вас правильно понял?
— Да.
— То есть... Он мёртв?
— В том-то и дело, — сказал д'Артаньян. — Мертвее не бывает... Конец связи.
* * *
Этому разговору предшествовали несколько неприятных минут, в течение которых д'Артаньяну было просто некогда думать, потому что надо было суетиться. И он суетился.
Прежде всего он вынес из гримёрной белокурую Мадлен, наконец-то упавшую в обморок, привёл её в чувство, помог одеться и вытолкал вон, велев ей не появляться здесь, в её собственной гостинице «Козочка» на Тиктонской улице, по меньшей мере неделю. Потом вернулся в гримёрную, разбил зеркало и старательно потоптался на осколках. Потом ещё раз внимательно осмотрел лучевик де Лукаса.
Имитация была выполнена превосходно. Не кустарщина, но и, разумеется, не серийная вещь. Скорее уж — произведение искусства. Д'Артаньян выщелкнул разряженную энергетическую обойму и бросил в камин. Без обоймы это был обыкновенный кремнёвый пистолет, вполне пригодный к употреблению в качестве кремнёвого пистолета. Направляющий соленоид, выполненный в виде пистолетного ствола, вполне мог выдержать взрыв порохового заряда и остаться соленоидом. Или пистолетным стволом — по желанию хозяина... Штучное производство — вот как это называется.
У де Лукаса, чёрного гвардейца кардинала, не могло быть такого оружия. Де Лукас был большой сволочью, доносчиком, шулером и сутенёром, совмещавшим свою заведомо эпизодическую отрицательную роль с обширным нелицензированным менеджментом в павильонах Студии... И всё это оказалось легендой, прикрытием для настоящего де Лукаса, о котором д'Артаньян ничего не знал.
Законы жанра есть законы жанра: для гвардейца кардинала, кем бы он ни был на самом деле, дуэль завершилась так, как и должна была завершиться дуэль второстепенного персонажа с главным героем боевика. Де Лукас был мёртв. Мёртв по-настоящему и, как это ни странно, навсегда: под кожей виска де Лукаса д'Артаньян не сумел нащупать контрактного чипа.
Актёры на Студии всегда умирают по-настоящему. А потом воскресают. Сначала для новых дублей, потом для новых ролей, наконец — для того, чтобы в безбедности дожить на Земле остаток своей последней жизни. Только статисты умирают либо понарошку, либо навсегда, и только у них может не быть «воскресной пуговки».
Но де Лукас не был статистом. Во-первых, у него было имя, а во-вторых, он слишком часто — уже по меньшей мере четырежды — обнаруживался в поле зрения главных героев... Одно из трёх: либо де Лукас был слишком жаден и не подписал «воскресные» пункты в контракте, ограничившись обыкновенной страховкой, либо он слишком полагался на своё оружие штучного производства, либо... О третьей возможности д'Артаньяну совсем не хотелось думать, но он заставил себя сделать это и обыскал труп.
Он обнаружил то, что искал, на изнанке перевязи. Это был номерной гвардейский значок, изготовленный, как и все номерные гвардейские значки, из монокристаллического вольфрамида галлия. Д'Артаньян отстегнул его и сунул в карман, чтобы при первом удобном случае выбросить в Сену. Потом позвонил друзьям и переслал им копии «неудачного дубля».
Потом поставил на ножки перевёрнутое кресло, придвинул его спинкой к камину и сел — так, чтобы одновременно видеть дверь, окно и труп де Лукаса.
Надлежало подумать. Надлежало хотя бы досчитать до тысячи, прежде чем начать действовать.
Париж просыпался. Семикратно бухнули колокола Нотр-Дама. Зычно заперекликались молочницы. Загремели по булыжной мостовой тележки зеленщиков, лавируя между быстро подсыхающими лужами. Одуряюще запахла привядшая под солнцем листва каштанов, ронявших перезрелые плоды — и те рвались под ногами ранних прохожих, как бутафорские бомбочки под стенами Ла-Рошели. Сквозь грязноватые стёкла высокого окна, поверх оборванной портьеры, хлынул солнечный свет, и тонкая тень переплёта крест-накрест перечеркнула белое лицо мертвеца.
Досчитав до трёхсот, д'Артаньян понял, что влип — и влип крепко. Лукас, если верить значку, оказался гвардейцем. Не гвардейцем кардинала, разумеется, а сержантом гвардейской части Внешних Полицейских Сил Земли. Де Лукас был натурализован на Студии (судя по номеру значка) никак не менее трёх лет тому назад.
Земля исключительно редко вмешивалась во внутренние дела Студии. На памяти мушкетеров это произошло лишь однажды, во время отработки НФ-сюжета о Вавилонском Столпотворении в далёком от средневековой Франции Междуреченском павильоне. Официальная версия Кабинета Советников Генерального Продюсера и снятый впоследствии на её основе рекламный ролик намекали на то, что причиной земного вмешательства стала хулиганская шутка техников-осветителей: они-де слишком натуралистично имитировали старт Нуль-Т-эсминца с верхней строительной площадки башни. В течение полугода Космогвардия прочёсывала всю поверхность Студии и околостудийное пространство на предмет обнаружения Нуль-Т-технологии, запрещённой в земных колониях. На эти же полгода были заморожены все, даже краткосрочные, контракты и централизованно отключена вся съёмочная аппаратура на планете. Между делом были выявлены и разоблачены не то пять, не то семь иудейско-шумерских шпионов в королевстве Людовика XIII. (Одним из них оказался личный гримёр самого Ришелье, рыжебородый весельчак-горбун, регулярно поставлявший своему патрону несовершеннолетних бесконтрактных статисток — не столько для удовольствия, сколько для производства левых порноклипов...)
Четвёрку мушкетеров (точнее, дюжину — включая лорда Винтера, слуг, бетюнского палача и леди Кларик) начало всепланетного шмона застало на натурных съёмках, а сообщение о том, что съёмочная аппаратура отключена, разумеется, запоздало. Через полгода Миледи пришлось умирать вторично. Мужественная женщина и настоящая актриса, актриса от Бога, она сделала это даже лучше, чем в первый раз.
«Девятьсот девяносто восемь, девятьсот девяносто девять, тысяча».
...Резидент Земли был безусловно и безнадёжно мёртв: шпага д'Артаньяна вонзилась в его горло чуть ниже адамова яблока, прошла между позвонками и вышла наружу у основания черепа. Раздев труп, д'Артаньян сунул мундир де Лукаса в камин, забросал дровами и сжёг. Тело отволок наверх, в одну из сдаваемых комнат, пустующих в это недоходное время года, и свалил на пол возле кровати. Разворошил постель, обильно залил её дешёвым анжуйским вином и разбросал мебель. Рапиру де Лукаса переломил через колено и бросил обломки на труп. Отснятый материал за последние три часа стёр, сославшись на оговорку в контракте о «неудачных, с точки зрения ведущего актёра, дублях» и обозначив консультантами Атоса и Арамиса. После чего имитировал крутой многодневный запой, перемежаемый пикниками в Булонском лесу и непотребством с девочками из техперсонала, а для пущей достоверности сорвал съёмку двух плановых эпизодов.
Достойный ученик Атоса, он вёл себя расчётливо и хладнокровно.
И всё же, на десятый день за ним пришли.
Это случилось, когда они всемером — вся четвёрка без слуг, лорд Винтер, бетюнский палач и покойная леди Кларик — сидели в гримёрной Арамиса, в его доме, расположенном в тихом переулке между улицей Кассет и улицей Сервадони. Гримёрная, как и спальня, смотрела окном в маленький тенистый садик; это делало её недоступной для посторонних глаз. Регистрирующей аппаратуры в гримёрной не было: Арамис никогда не скупился на подобные пункты в своих контрактах, даже в краткосрочных.
Глава 2. Палестина