Перед входом в метро я остановилась. Надо подумать. Хотя чего тут думать. Абзац полный. Я стояла у витрины ларька и рассматривала своё отражение. Дряхлая бабка с седыми космами. Полное отсутствие талии, бесформенные ноги, согнутая спина. Не жутко, но наклон есть. Не разжиревшая, но и сухопарой не назовёшь. И в мини-юбке! Хорошо, что она на резинке, а не на молнии, а то бы давно лопнула. В тридцать девять я была чуточку худее. Помимо мини-юбки я ещё и в открытом топике без лифчика! Все, наверное, думают, что из сумасшедшего дома сбежала. Обвислые щёки, мешки под глазами и глубокие морщины. Господи, что за ужас! Будь мне на самом деле девяносто шесть, я могла бы только радоваться жизни, если бы могла так драться и бегать. Но мне то реально тридцать девять! Жизнь только началась. До этого была юность, период взросления и набора опыта. Любимый человек рядом, дети почти взрослые. Ещё чуть-чуть, и можно полностью отдаться самореализации. Лёшкина Нобелевская премия чем не цель? А все мои проекты? Кто знает, может, из них получилось бы что-нибудь стоящее, например, тоже Нобелевская. А дети? Им нужна мать. А вместо неё они получат старую бабку, одной ногой стоящую в могиле. Хотя нет, судя по тому, как я бегаю, до могилы ещё далеко. Дети меня примут и такой. А Лёшка? Он же не геронтофил* какой-нибудь. Он нормальный мужик. Ещё помрёт от шока. В лучшем случае год он потерпит, ну два, а потом уйдёт к обычной женщине. И то, если сразу не убежит в ужасе. Он же человек впечатлительный, эмоциональный. Рядом со мной он будет смотреться моим внуком. Ну, как минимумом сыном.
Чёрт, стою тут, на себя глазею, а мне же Лёшку в командировку отправлять! Как я такая ему покажусь? Мы договорились, что встретимся в аэропорту в шесть вечера. Чемодан он кинул в машину ещё утром. А вечером я должна была принять у него машину и отогнать в гараж. Ладно, поеду, а там разберёмся. Надо срам прикрыть. Помойку соседнюю обшарить, что ли? Сама я всегда старую одежду аккуратно выкладываю, мало ли кому подойдёт. Неимущих сейчас много.
На помойке было пусто. И на соседней тоже. Район незнакомый, пока эти две нашла, полчаса угробила. Что делать? В таком виде по городу шастать нельзя. Даже в сорок такое одеяние близко к экстремальному, а в моём теперешнем возрасте, да ещё без пиджака и без лифчика... Что тут скажешь? В торговой палатке с фруктами рабочий день заканчивался. Продавщица сняла с себя халат, свернула его и уселась на пустые ящики. Я решила попытать счастья. Вошла в роль старухи и запричитала.
- Родненькая, одолжи до завтра халатик свой, я привезу, обязательно. Выскочила, в чём смогла, а ехать через весь город. Дай прикрыться, честное слово верну. Во сколько скажешь, во столько и подвезу.
- Да Бог с тобой, бабуля. Я его не сегодня-завтра выбросила бы. Дырка на дырке. Да и маловат он мне становится, полнеть начала. Забирай. У меня дома другой лежит. Думала этот доношу до стирки, а стирать не буду, на тряпки пущу. Забирай, привозить не надо.
- Вот спасибочки, так спасибочки, выручила.
Довольная, я шустро засеменила к метро. А надо ли тратить деньги на жетон, разменивать полтинник? Три бумажки я могу и в кулаке держать, а дадут пачку десяток с мелочью, что я с ними без кошелька, без сумочки делать буду? Может, меня и так пропустят? Я подошла к контролёру и снова запричитала:
- Деточка, пропусти, пожалуйста, пенсионное не взяла, голова старая, дурная.
- Идите, идите, бабуля. Только старайтесь его не забывать в следующий раз, меня же и заругать могут.
- Спасибо, деточка.
На эскалаторе меня опять провожали удивлённые взгляды. Всегда, когда у меня не было тяжёлых сумок, я по эскалатору сбегала вниз за считанные секунды. Редко кто мог за мной угнаться, об обгоне вообще речь не шла. Я могла постоять со своими друзьями, поболтать. Но одна и без тяжести я всегда бегала. Вниз не вверх. Зачем время то зря терять? Вот и сейчас я привычно перебирала ногами, а люди удивлённо смотрели мне вслед. И хоть колени мои непривычно поскрипывали и сгибались как-то не так, скорость у меня была приличной. Всё дело в технологии бега. Шевелить надо только ступнями, быстро-быстро перебирая ими.
Как ни странно, в вагоне были свободные места. Я заняла крайнее и, незаметно для себя, задремала. Проснулась, когда электричка подошла к Невскому проспекту. Люди засуетились на выходе, кто-то толкнул меня. Вошла новая толпа. Рядом со мной остановилась бабушка с палочкой, согнутая, седая. Я вскочила:
- Садитесь, пожалуйста.
- Что вы, что вы, все остальные молодые сидят, ещё не хватало вам для меня место освобождать.
Я огляделась. Кого она считает молодыми? Эту толстую сорокапятилетнюю тётку или старичка лет семидесяти? Дальше сидели опять же дородные муж с женой лет шестидесяти. Кто тут сможет ей место уступить? Кроме меня и некому. Тётка хоть и ненамного старше меня, но с её жирами стоять тяжело.
- Садитесь, садитесь.
- Ну, только если вам выходить. Спасибо.
Я встала у дверей и сначала не поняла, что за отражение напротив меня. Чьё оно? И всё вспомнила. Не сон. Явь. Я действительно старая карга, еду в аэропорт провожать враз ставшего для меня чересчур молодым мужа. Мысли опять ходуном заходили в моей бедной голове. Как мне с этим жить? Что делать? Мыслей не было.
На Московской я всё-таки зашла в сэконд-хэнд. В затрапезном рабочем халатике меня охрана в аэропорт не пустит. Долго рассматривала тряпьё в корзине. Разменяла тысячу, отдав стольник за непритязательное платье из вискозы.
В аэропорт я опоздала совсем чуть-чуть, но Лёшка уже нервничал. Это было видно издалека. Будь он курящим, вокруг него уже образовалось бы кладбище окурков. Он стоял возле своего любимого «Вольво» и поглядывал на часы. Я пошла по касательной мимо него. Невдалеке остановилась. Он взглянул на меня мельком, отвернулся. Снова на меня посмотрел. Немного помялся, и спросил:
- Простите, вы бабушка Алины? Что-нибудь случилось?
- Нет, я не бабушка Алины. У меня нет внуков. И детей зовут не так.
Я пошла искать телефон. Не могу я ему показаться в таком виде! Пусть обижается, что жена не приехала проводить. Но если родной муж меня не узнаёт, то что я могу сделать. Пусть едет в свою командировку со спокойным сердцем, я не буду его пугать. А пока ездит, может всё утрясётся.
Я позвонила ему на мобильник, стараясь напрячь свои голосовые связки до прежней упругости. Всё-таки голос старухи отличается от голоса молодой женщины.
- Родной, извини, я задерживаюсь. У меня тут мелкие неприятности, с которыми мне нужно было разобраться, пока они не переросли в серьёзные. Что? Да нет, ерунда. Я уже всё сделала. Выезжаю. Приедешь, расскажу. Это не стоит тех денег, которые ты платишь за минуту разговора. Да. Я тебя люблю, милый. Машину я заберу. Думаю, через сорок минут я буду. Ты мне только права и техпаспорт оставь в машине, ключи у меня есть. Я надеюсь, за пять минут машину не угонят. Да, жалко, что ты уже пройдёшь на посадку. Но я тебе фарами помигаю, когда взлетишь. И отъеду чуть в сторону, чтобы ты уверен был, что я приехала. Целую. Да, любимый. И я тебя очень люблю.
Фу-у! До чего же тяжело врать любимому, бесконечно уважаемому тобой человеку. Но мне будет гораздо легче справляться с этой бедой одной. Лёшка сейчас мне не помощник.
Это сейчас он для меня Лёшка. А когда-то иначе как Алексей Владимирович я его не называла. Он был самым молодым преподом у нас в институте. Высокий, симпатичный. Многие девчонки из нашей группы не против были, как это теперь называется, с ним заморочиться. А я его настолько боготворила, что и думать не могла, чтобы опуститься до предэкзаменационного флирта с ним. Я смотрела на него с немым обожанием, или с телячьим восторгом, или... Короче, я только смотрела на него во все глаза. По его предмету я всегда имела пятёрку, и не потому, что усердно учила, а просто каждое слово, сказанное Алексеем Владимировичем, я ловила с жадностью и могла повторить целиком весь семинар со всеми его интонациями. Конечно, он меня запомнил. Но так как я не делала пошлых попыток напроситься на индивидуальные занятия с ним, он считал меня пай-девочкой. Да так оно и было. Если, конечно, не считать прогулки по чужим малинникам и другие, не свойственные девочкам, увлечения. И сам он особым бабником не был. Я не знаю ни одного достоверного романа между ним и студенткой. Пока я считала ворон, он женился на своей однокурснице. Как ни странно, это меня не расстроило. Он ведь божество. Куда нам до Юпитера! Я тоже вышла замуж, одного за другим родила сына и дочь. Точнее, наоборот, сначала дочь, потом сына. Была умеренно счастлива в браке. А потом мужу бес в ребро попал. Ладно бы один раз изменил, я бы, может, и перетерпела бы кратковременный роман. Ну, с кем не бывает, вся их порода такая кобелиная. Но после одной молодой шалавы у него появилась другая, потом третья. А он заявлялся пропахший женщиной, даже не духами, а самой женщиной. Из осторожности или из-за каких-то других соображений наиболее постоянная его любовница никаким парфюмом не пользовалась. Но я то чувствовала чужой запах. Я даже отличала её запах от запаха других женщин. Пахло от него самого, от его рубашек, которые я по привычке какое-то время стирала. Не говоря о трусах и брюках. А он снова заваливался слегка навеселе, пропитанный чужими ароматами и тяжёлым запахом бурного секса. Дальше шло, как по писанному: - Ну ты ж у меня умная, придумай что-нибудь.
Придумывать мне надоело, да и смысла особого не было. Сказать, что именно он содержал семью, я не могла. Поэтому я намекнула, что ему лучше собрать вещички, и даже помогла ему в процессе сбора. Он то толком не знал, где что лежит. Отвёз он их к мамочке. Устроил там перевалочную базу. Отмывался и переодевался после очередной пассии. Свекровь мне звонила в ужасе:
- Куда ж он катится?
А что я могла ей сказать. Куда катится, не знаю. Похоже, что качение у него затянулось. Но вместе с ним скатываться и превращаться в озлобленную истеричку я не желала. И пусть алиментов я от него почти не видела, официальная зарплата у него была с гулькин нос, а неофициальную он тратил на молодых любовниц, я испытывала тихую радость от того, что он не претендовал на долю в моей квартире и безропотно выписался после развода к мамочке. Время, высвободившееся от приготовления обязательных обедов и стирки его носков и рубашек, я посвятила зарабатыванию денег и в целом была довольна жизнью. Не хватало только любимого.
А года за два до развода я лечила одну больную. Она вышла из кардиологического центра полностью обследованная, ей не делали, наверное, только томограмму толстого отдела кишечника. С кучей анализов, результатов обследований на руках, она методично выполняла все назначения больничных врачей, но ей становилось хуже. Мне не совсем нравились те назначения, но своей властью я отменить их не могла. Там же её смотрели профессора, а я обычный участковый врач. Убедила её показаться ещё одному профессору. Договорилась с Алексеем Владимировичем. С мужем пацинтки заехали за ним на машине и устроили консилиум. Консилиум, громко сказано. Как мой учитель, он мягко поинтересовался, что предполагает коллега. Я честно призналась, что не знаю, но меня смущают выводы, сделанные в больнице. Но некоторые препараты, принимаемые пациенткой, меня смущают ещё больше, и я хотела бы их отменить, так как мне кажется, что их назначение не совсем правомерно. Мне хотелось бы применить более мягкие средства, а дозировку вот этого, этого и этого уменьшить вполовину. Он выслушал меня, похвалил за интуицию. Сказал, что это действительно очень редкий случай, когда друг на друга наслаиваются три сами по себе редко встречающиеся проблемы, плюс сильно изменены некоторые показатели крови, что усугубляет процесс.
- То, что ты хочешь отменить, я бы тоже отменил. Твои назначения мне нравятся, они направлены, насколько это возможно, на восстановление функций, а не на их подмену, но я бы добавил ещё вот этот препарат. Классика, древность, но практика показывает, что он работает лучше всего и с минимальными побочными эффектами. Сейчас поколдуем с дозировками. Без мочегонных нам ведь не обойтись, верно?
- Ну да.
- Фуросемид уже пора отменять, а что ты хотела назначить вместо него?
- Лист брусники. Он достаточно эффективен, и в то же время действует мягко.
- Согласен. И антиоксидант обязательно нужен.
- Да, я уже думала об этом. Но так как все они дорогие, решила подождать вас.
- Видишь, хоть ты и не смогла разобраться в хитросплетении пороков, по существу ты была на правильном пути. У тебя есть редкий дар лечить не болезнь, а больного.
От похвалы своего кумира я расцвела и стала смотреть на него ещё с большим обожанием, чем прежде. Хозяйка напоила нас чаем. Во время чаепития мы завязали разговор на тему философии медицины и путей её развития, который продолжили в машине. Я проехала мимо своего дома, лишь бы подольше с ним поговорить. При посадке он попытался сесть в машину на заднее сиденье, уступив мне переднее, но я то хотела пообщаться с ним. Редко в медицинской среде можно найти единомышленника, да ещё и гораздо умнее тебя. Я, по прежнему, ловила каждое его слово. Проигнорировав место рядом с водителем я тоже полезла на заднее. А там, то ли что-то лежало, мне из-за дипломата не было видно, то ли злой умысел имел место, но Алексей Владимирович не подвинулся, и я уселась вплотную к нему. Всю дорогу я чувствовала сквозь ткань брюк его тепло. Впервые мой учитель и мой кумир был настолько близок ко мне. Я говорила на профессиональные темы, о врачебной этике, о предназначении врача, а сама в это время трепетала от нахлынувшей на меня нежности. Мы подъехали к его дому, и я вышла из машины, чтобы выпустить его. Он встал рядом со мной.
- Алина, как ваше отчество?
- Гергардовна.
- Алина Гергардовна, вы бы не согласились продолжить столь занимательную беседу? Тут неподалёку есть чудное кафе.
Не знаю, насколько осветилось моё лицо. Естественно я ответила: - С удовольствием.
Водитель уехал без меня, а мы отправились в кафе. К тому времени, как официант принёс заказанный мной «Бейлиз» и его коньяк, я уже была пьяной от эйфории. Сидели мы часа три и всё не могли наговориться. Сначала было тихо, а потом появились музыканты. Говорить пришлось чуть ли не на ухо друг другу. Я смотрела почти в упор на его мягкую и ласковую, как он сам, щетину, на его волосы, усыпанные проседью. Мне безумно хотелось протянуть руку и провести ею по его щеке и по седеющей шевелюре. Он потребовал, чтобы я прекратила называть его Алексеем Владимировичем. Лучше Лёшей, или хотя бы Алексеем. Лёша звучал мягче и так соответствовал нежности, переполнявшей меня, что я немедленно согласилась. Но на ты называть пока стеснялась. Я лавировала, лавировала и вылавировала. Ни ты, ни вы не звучало. Я обходилась безличными предложениями. И пьянела всё больше. От его присутствия. От его близости. В институтские времена нас разделял экзаменационный стол и дистанция между преподавателем и студенткой. Сейчас же мы были коллегами. Сначала он пытался читать мне лекции, а потом начал с интересом слушать и мои выводы и обобщения. Как ни странно, это оказалось для него интересным. Я ведь уже давно увлекаюсь натуропатическими методами лечения. Он более традиционный врач, но что мне всегда в нём, как во враче нравилось, это его бережное отношение к организму и к человеческой психике. Он никогда не начинал лечить, не установив предварительно с пациентом эмоциональный контакт. И больные ему верили. Мой подход был почти таким же, а отличались мы в первую очередь уровнем знаний. Его глубокие классические знания со способностью анализировать, с ясным представлением фармакодинамики, и мои поверхностные, но затрагивающие разные аспекты бытия, иной раз далёкие, на первый взгляд, от медицины. А выводы мы почему-то делали одни и те же. Хотя, что же тут странного, он мой учитель, и этим всё сказано. Он не изменился с тех пор. Да, появились морщинки, да, волосы с сединой. Но сам то он тот же. И убеждений своих не менял.
Кафе закрывалось. Он пошёл меня провожать. Мы дошли до метро и поняли, что не хотим расставаться. Пошли пешком до следующей станции. Прошли несколько кварталов, и он потянул меня на боковую улицу.
- Здесь идти лучше, дорога ровнее.
Особо ровного асфальта я не заметила, но там был скверик с уютными скамейками. Рядом, за кустами, проходили люди и проезжали машины, а мы сидели, отгороженные от всего мира листвой. Мою руку он давно уже держал в своей, а сейчас он стал гладить меня по лицу, и я сделала то же самое. Ведь мне давно именно этого и хотелось. Потом мы целовались. Самозабвенно. Его поцелуи были и страстными, и целомудренными одновременно. Я таяла. Но когда он начал стягивать с меня блузку, я опомнилась.
- Лёша, я не могу дальше. Прости меня. Адюльтер - это пошло. Пусть ты женат, но я точно не должна быть замужем. Случится так, что мы с тобой окажемся в постели, мне завтра придётся разводиться с мужем. Я не смогу лечь с ним.
- Хорошо, а просто посидеть в обнимку со мной ты можешь?
Я прильнула к нему.
- Знаешь, Лёш, я чувствую себя, как Алкмена в объятиях Зевса.
- Алкмена, Алкмена, это та, что родила Геракла и его хилого близнеца Ификла?
- А ты, оказывается и в мифологии подкован, профессор?
- А почему бы и нет? В детстве читал, кое-что ещё помню. И в каком городе
живу! Даже если раз в год в музей выбираться, встречи с картинами на
мифологические сюжеты не избежать.
- Лёш, ты меня прости, что дальше не иду, я слишком хорошо к тебе отношусь и
не хочу опошлять нашу встречу.
- И прощения у меня просить не надо. Я давно не чувствовал себя таким молодым и счастливым.
Он поцеловал меня в щёку, и... Опять мы целовались. Я опомнилась минут за десять до закрытия метро. И попросила его не бежать со мной. Ещё не хватало, чтобы он видел меня запыхавшейся и растрёпанной.
Два года мы не звонили друг другу и наши пути нигде не пересекались. После развода я попробовала позвонить ему, но женский голос ответил мне, что Алексей Владимирович теперь здесь не живёт.
- А не могли бы вы дать мне его новый телефон?
- Нет, - отрезала женщина и с грохотом шмякнула трубку.
- Развёлся, - ёкнуло у меня сердце. - А может переехали, и новым жильцам надоело, что все звонят и спрашивают. Надо ехать в институт.
На кафедре никого знакомого не было. Какой-то молоденький ассистент снизошёл:
- Так он уже не работает.
- А не подскажете, куда он перешёл?
- Я не знаю, спросите у кого-нибудь из профессуры.
В кабинетах никого не оказалось, а сходить в деканат или в отдел кадров я постеснялась. Мне казалось, что у меня на лице написано, зачем я его разыскиваю. В конце концов, откуда я знаю, может он, по-прежнему, женат.
Так я и не разыскала его. Прошло три года. И вот, как то раз возвращаюсь домой с лекции, которую я читала для дистрибьюторов фирмы, торгующей БАДами. И какой леший меня дёрнул пройтись от Петроградской до Горьковской пешочком? Или то не леший был, а наоборот, ангел-хранитель? Только что же он раньше меня по нужной улице не провёл? Иду, значит, я по Каменноостровскому, и вдруг вижу, из дверей магазина выходит мужчина и идёт в том же направлении, что и я. Я смотрю ему в спину, и думаю: - Он! Окликаю его:
- Лёша!
Мужчина останавливается, оборачивается, и входит в ступор. За это время я уже успела подбежать к нему.
- Лёша, здравствуй. Где ты сейчас?
- Да долго рассказывать. А ты? Как дети, как муж?
- Да дети, спасибо, хорошо, растут. А муж, как говорится, объелся груш.
- И что же с ним случилось?
- Развелись.
- А ты сейчас домой направляешься?
- Да.
- И нового мужа у тебя там нет?
- Нет.
- Тогда садись, поехали.
- Куда садись, куда поехали?
- Вон машина припаркована, чуть впереди, красный «Вольво», видишь.
- Под знаком «Остановка запрещена»? Вижу.
- Ну так садись.
И уже сидя в машине я жалобно спросила:
- А всё же Лёша, куда мы едем?
- Ко мне домой. А дальше, куда скажешь. Либо остаёмся у меня, либо собираем мои вещи и едем к тебе.
- Лё-ошка, Лёшенька, - я уткнулась ему в плечо.
- Что, опять дальше не можешь?
- Лёшка, я люблю тебя. И поеду с тобой, куда скажешь. Я тебя пыталась разыскать, но ты переехал. Твой новый номер мне не сказали.
- Ещё бы она тебе сказала! - перебил меня Лёшка. Она его никому не даёт.
- Она, это жена?
- Ну, да.
- Так ты тоже развёлся?
- Тоже.
- И молчишь.
- Как же молчу, когда сказал.
- Ну да, сказал, когда я тебя нашла и спросила.
Моя голова перекочевала на Лёшкину грудь, а он правой рукой обнял меня.
- А ты можешь рулить одной левой?
- Как видишь, рулю. Алинка, милая. Я ж всё это время тебя ждал.
- Ага, ждал. Не позвонил ни разу. Я уже три года, как развелась. Мой то номер не менялся.
- А ты знаешь, боялся. Боялся, что позвоню, а ты опять скажешь, что у тебя муж. И ты дальше не можешь. Как ты при таких установках целовалась со мной?
- Так, Лёшенька, я ж в тебя ещё студенткой влюблена была.
- Да, а я чего-то этого не замечал.
- А как ты заметишь, если вокруг тебя вечно увивались девицы в мини и строили тебе глазки.
- Знаешь, на них то я точно внимания не обращал. А сейчас вспоминаю, ты действительно всегда смотрела на меня очень внимательно, но я думал, тебе предмет нравится.
- А как мне мог не нравиться твой предмет? И хорошо, что ты вёл не свою любимую кардиологию, а патфизиологию. Иначе у меня не было бы повода к тебе обратиться.
- Милая моя, солнышко моё!
Целоваться мы начали ещё в машине, когда он остановился возле своего дома на Кирочной. Не отрываясь друг от друга дошли до парадной. Он на ощупь набрал код, дверь открылась, и мы провалились в её тёмные недра. Дальше, на лестнице, свет был, и мы, нигде не запнувшись, медленно поднялись на пол-этажа. Потом он не выдержал, подхватил меня на руки и, не отпуская, открыл замок. Когда он достал ключ, я не заметила. По тесной прихожей он пронёс меня боком и поставил на ноги только в спальне. На слух я отметила, куда закатились две пуговицы. Судя по звуку, одна большая - от его брюк, и вторая маленькая - моя, не знаю откуда. Утром мне придётся их пришивать. Если найду...
Сладкие воспоминания прервались сообщением диктора, что заканчивается регистрация пассажиров рейса такого-то во столько и столько. Минут через пять можно будет выходить из моего укрытия. Спасибо сливочным тянучкам. Ценой собственной жизни, ведь для меня они навсегда потеряны, конфеты сохранили мне паспорт и ключи от машины. Это всё, что осталось при мне от той жизни. Хотя нет, не единственные. Юбка и топик ведь тоже при мне, хоть и в пакете.
Самолёт взлетел, пошёл в разворот. Я тронула машину и помигала фарами, вдруг увидит. Пусть хоть на машину полюбуется, коль я не могу показаться ему на глаза. Сейчас у меня другая проблема. Как проехать мимо поста ГАИ без проверки документов? Да, права у меня в сумочке, но кто поверит, что старуха за рулём это тридцатидевятилетняя Алина Гергардовна Бояринова? Я бы не поверила. Если гаишник не окажется маразматиком, он тоже не поверит. Остаётся уповать на везение. Но сегодняшний день показал, что везёт мне, как утопленнику.
Мимо поста ГАИ я ехала так, как когда-то на экзамене по вождению - легко и аккуратно. С нормальной скоростью, чтобы не обратить на себя внимание. Но гаишник всё равно махнул мне своей волшебной полосатой палочкой. Обречённо я ждала его в машине. Машину сейчас заберут на штраф-стоянку и будет она там, миленькая, стоять до Лёшкиного пришествия. А счётчик будет тикать тем временем. И на эти деньги можно будет купить четвёрку. Попробую разыграть склеротичку. Чем чёрт не шутит, вдруг этот номер пройдёт. Я начала про себя репетировать нужные фразы.
- Добрый вечер, инспектор Селиванов, - челюсть у инспектора Селиванова уже начала перемещаться вниз, но он по инерции продолжил: - Можно вас попросить стать понятым?
Я быстро сориентировалась.
- Молодой человек, а вас не затруднит найти кого-нибудь помоложе, а то вы потом будете долго доказывать, что я была в этот момент в здравом уме и доброй памяти.
- Д-да, возможны вы правы. Извините, не смею задерживать. До свидания.
Хоть в чём-то везёт. Ну, надо же ему было остановить именно меня. Ни разу не слышала ни от кого из знакомых, чтобы их на дороге останавливали не ради того, чтобы деньги состричь или документы проверить, а для того, чтобы пригласить стать понятыми.
Я доехала до Краснопутиловской, свернула, заехала во двор и остановилась. Одно дело сделано. По спальным районам я могу и огородами, огородами. Тут я уже все дворы знаю. Только отрезок от Кубинской до Ополчения придётся ехать по Ленинскому, мимо виадука на кривой кобыле не проедешь. Теперь надо сесть на скамеечку и подумать, что я буду делать дальше. Мужа, можно сказать, проводила, а точнее, провела. Мужик с возу, кобыле легче. Интересно, а есть в русском языке пословицы, в которых кобылы не упоминаются, или это знак?
Может и детей отправить к бабушке в Анапу? Мы планировали поехать в августе все вместе. После официальной регистрации брака предъявить зятя тёще. Ей было бы лестно, что тот профессор, доктор медицинских наук. А то, что у него есть квартира и машина, окончательно поднимет Лёшку в её глазах. Но звание профессора, я думаю, удовлетворит её больше, чем финансовые достижения. То, что квартира у него по ипотеке, а машина в кредит, ей знать не обязательно. На профессорской зарплате не очень то разгуляешься. Машину может и купил бы, а квартиру ни в жисть. Костьми лёг бы, вбивая в студенческие головы гранит медицинской науки, а денег так бы и не увидел. До более или мене нормального уровня он дотягивал благодаря платным консультациям, но бизнеса из этого он не делал, что позволило ему остаться умным и вдумчивым врачом. А деньги на квартиру у Лёшки появились, когда он ушёл с преподавательской работы и пошёл работать в фирму, производящую медицинские приборы. Участвовал в разработке новых моделей, читал лекции для пользователей, в том числе и для продвинутых. Оплачивалась эта работа не в пример лучше, да ещё и свободное время оставалось. Можно было и проконсультировать кого-нибудь по старой памяти, и над компьютером зависнуть. Он долго не рассказывал мне, что он там пишет. А когда рассказал, я охнула.
- Лёшенька, если у тебя это получится, то ведь это на нобелевскую премию потянет!
- Да, только не скоро. Я сейчас ведь только теоретическую базу разрабатываю, а потом ещё ведь надо будет и эксперименты проводить. А на это деньги нужны, большие. И желательно свои. Иначе придётся ходить, обивать пороги. А пока ходишь, смотришь, идея и уплыла.
Что такое уплывшая идея я знала. В моей голове часто появлялись разные гениальные мысли. Но как-то так получалось, что все идеи требовали доводки. Как минимум нужна была опытная модель, образец. Вот тут то я и терпела фиаско. Я могла слелать эскиз, объяснить кому-нибудь на пальцах, чаще всего это были мои дети, а сейчас ещё и Лёшка, но дальше этого у меня дела не шли. Ну не инженер я. И не кто-нибудь там ещё. Идеи то разные в голову приходят, не только технические. Например по реформированию армии. А что тут такого? Да, к военным я не имею никакого отношения. Даже мои деды не были профессиональными военными. В Отечественную не воевал ни тот, ни другой. Дед по отцу был оперным певцом. Участвовал во фронтовых концертах. И пропал без вести. Другой дед в войну сидел на нарах. Его, бывшего сподвижника Лазо, репрессировали перед самой войной. А в гражданскую кто только не воевал. Тогда не умелость требовалась, а удаль и способность повести за собой людей. Вот он, молоденький совсем парнишка, и воевал за лучшую долю. Довоевался. Как бабушка одна подняла шестерых детей, будучи женой врага народа и, вдобавок, обедневшей дворянкой, уму непостижимо. Военным человеком была моя бабушка по отцу. Она закончила медицинский институт, родила сына. Началась война, и её призвали на фронт. Оставив его, годовалого, на свою мать, она надела форму и стала военврачом. И погибла в первый же год войны. Других военных в нашей семье не было. И знакомых близких, служащих в армии, тоже нет. Но у меня растёт сын, и я хочу, чтобы от его пребывания в армии польза была и ему, и государству. Словом, моя идея такова. Все специалисты: лётчики, связисты, ракетчики должны быть кадровыми военными, контрактниками. А солдатская масса, которая обычно держит в руках автоматы или копает окопы, из числа срочников. Разделить год воинской повинности на двенадцать месяцев. И раз в год призывать на сборы. Устроить по нарастающей хорошую тренировку, организовать теоретическое и практическое обучение по необходимым дисциплинам. Пусть бегло, но за двенадцать призывов можно научить многому. А в оставшееся время пусть выполняют любую тяжёлую работу. Только на пользу пойдёт. Какие мы имеем плюсы? А вот какие. Посмотрите на тех, кто отслужил в своё время в армии. Через десять лет они зачастую ни одного раза подтянуться не могут. Всё, чему их когда-то учили, забылось, а освежать знания никто, понятное дело, не собирается. На сборы их сейчас не призывают - у государства нет денег на это. Каждому надо зарплату выплатить по среднему. По моей же методике платить за сборы никому не надо. Когда забирают в армию, ведь среднюю зарплату не выплачивают. Случись война, получим армию растренированных инвалидов, с пивным животиком, сердечной недостаточностью и т.д., и т.д. Мужчина как минимум лет до сорока должен сохранять физическую форму на уровне двадцатилетнего. Один месяц в году можно и Родине посвятить. А так как все будут находиться в учебке, а не в части, никакой дедовщины и в помине быть не может. И матери не будут бояться отправлять своих сыновей, и сами парни не будут прятаться от военкомата. И уровень смертности среди мужчин упадёт, месячный тренинг раз в год и предварительная диспансеризация сделают своё дело. По-моему, эта идея настолько гениальная, насколько и бредовая. Но мой первый муж бредовой назвал и другую мою идею - модный молодёжный самокат. А через шесть лет он появился в продаже под названием скутер. Год назад, залезая в облупившуюся ванну, я подумала, а нельзя ли сделать пластмассовую вставку. Просто и долговечно. Пожалуйста, три месяца назад вижу рекламу в газете. Кто-то уже обскакал. И правильно сделал. Я, может, ещё десять лет собиралась бы, пока занялась бы продвижением. Ничего. У меня других гениальных идей ещё три десятка наберётся. И каждый месяц ещё появляются. Некоторые, правда, забываю. Но те, видно, не настолько гениальные. А Лёшина идея не только гениальна, она ещё и глобальна. А главное, сколько пользы принесёт людям! В тайне мы её сохраним. Конечно, бывает и такое, что великие открытия делаются независимо друг от друга чуть ли не день в день. Но будем надеяться. Может, я ещё стану женой лауреата Нобелевской премии.
Ох, совсем забыла! Какая, к лешему, жена!? Я старуха, а он молодой пятидесятилетний мужчина. В самом расцвете сил. В первые дни нашего медового месяца, когда мы гуляли по городу, Лёшка посадил меня к себе на плечи, и пронёс через весь Троицкий мост. Одной рукой он придерживал меня, а во второй нёс дипломат. Молодой милиционер со строгим лицом шедший навстречу приготовился сделать нам замечание, а когда разглядел, что влюблённым не пятнадцать - двадцать лет, а гораздо больше, улыбнулся, и прошёл мимо, ничего не сказав. А Лёшка опустил меня на землю уже на подступах к Петропавловке. И это при том, что весим мы одинаково. Пусть он и выше меня на четырнадцать сантиметров, но поджарый от природы. Вот это я понимаю, физическая подготовка. Только когда он ею занимается, не знаю. Ещё ни разу не видела. И опять я сбиваюсь. Конечно, о приятном думать легче. А надо думать о другом. Как быть?
Если организовать отъезд детей так, чтобы они меня не увидели, то одной проблемой становится меньше. Им же иначе всё придётся объяснять. А что я могу объяснить, если моя история достойна серии «Секретных материалов»? И расследование агента Алины ещё не закончено. И даже не начато. Даже если дочь и сын смогут отойти от шока, то всё равно будут путаться под ногами. Ещё влезут куда не следует. Нет уж, пусть лучше у меня будут развязаны руки. Как сделать, чтобы они уехали без меня? С них станется, ещё сопротивляться начнут. У кого-нибудь найдутся срочные дела. Придётся соврать, что мне заказали книгу по натуропатическим методам лечения, и срок дали две недели. Любое движение в квартире меня будет отвлекать.
Ох, сколько же мне ещё врать придётся! Дай Бог, чтобы не зря, и я смогла во всей этой чертовщине разобраться. Хорошо, а сколько денег нужно им для поездки? Две тысячи на дорогу. Купить шорты, тапки, босоножки, купальник, плавки - ещё пара тысяч, даже если на Апрашке отовариваться. Две тысячи, это моё ежемесячное подкидывание маме. Она выходила на пенсию в советские времена со ста двадцатью рублями. Больше, чем зарплата у большинства населения. А сейчас эта пенсия, большая по старым меркам, превратилась в жалкую тысячу, на которую она в лучшем случае может содержать дом, а на себя уже не хватает. Я бы с радостью посылала ей и больше, но доходы не те. И так кручусь, как белка в колесе. С Лёшиным появлением лучше не стало. Да, он давал мне денег, но у него самого проблем выше крыши, и то, что он мог мне дать, это всего лишь заменяло мои побочные заработки, от которых пришлось отказаться при муже. Через полгода мы, наверное, сможем отлепиться друг от друга и подзаработать, а сейчас всё свободное от основной работы время проводим вместе. Лёшка ещё каким-то образом умудряется развивать свои проекты. И находить деньги для выплат по двум кредитам: машинному и квартирному. Вон, сейчас в командировку умотал. Наверняка привезёт кучу новых данных, которые будет потом систематизировать и анализировать. Мой гениальный Лёшка, хватит ли твоей гениальности, чтобы вернуть молодость твоей жене? Пусть для кого-то сорок лет не молодость, я то себя ощущала молодой. Честно говоря, мне всё никак не перестроиться. Я до сих пор не чувствую себя старухой. Даже когда бежала по эскалатору и у меня ощутимо похрустывало одно колено, простреливало другое, а в пояснице началась какая-то колотьба, я не могла ощутить себя старой. Наверное, это из-за резкого перехода. Мозги остались прежними, менталитет тот же, и не успевают... Чёрт! Если колени и позвоночник изменились, то и клетки мозга могли тоже подвергнуться дистрофическим изменениям. Я поспешно вытянула руку перед собой. Так и есть, подрагивает. Пусть не слишком сильно, но раньше у меня этого не было. Хотя и на болезнь Паркинсона не тянет. Уже радует. Ну-ка, а память?
Снова выплыли годы из мрака,
И шумят, как ромашковый луг.
Мне припомнилась нынче собака,
Что была моей юности друг.
Нынче юность моя отшумела,
Как подгнивший под окнами клён...
Стоп! Стоп! Стоп! Про подгнивший клён мне только не хватало. Есенин писал это максимум в тридцать. А для меня тридцать это юность. Мне бы мои сорок и я считала бы себя самой молодой на свете. Но память вроде бы в порядке. Хотя это стихотворение я знаю с детства. А детская память, как известно, самая долгая. Надо проверить мою нынешнюю способность к запоминанию.
Я подобрала какую-то рекламную листовку. Буквы были крупными, но держать бумажку пришлось в вытянутой руке, так было комфортнее. Диагностируем дальнозоркость. Хорошо, что не катаракта и не глаукома.
«Школа крупье. ЗАО « Невский Спектр», 6 лет успешно занимающееся игорным бизнесом, объявляет набор в школу крупье. Обучение бесплатное. Выплачивается стипендия. Идеальный способ совмещать учёбу и работу. Дневные и вечерние группы. По окончанию (а разве не по окончании?) курса выдаётся диплом. Стартовый оклад 8 000 рублей. Социальный пакет. 100 % чаевых - зарплата зависит только от Вас. Запись на собеседование по тел.»
Отмечая про себя отсутствие некоторых точек и заглавных букв, я смогла повторить текст без запинки со второго раза. Повторила бы и с первого, но мешала мысль о правильности написания «по окончанию». Допустимо это или нет? Слух режет, но мало ли что может мне резать. Значит с памятью у меня всё в порядке. Старческой деменции, болезни Альцгеймера и т.п. нет. А может вся эта дичайшая ситуация и есть плод фантазии сбрендившего, сдвинувшегося с катушек человека? Нет, пожалуй, во всём остальном я же мыслю трезво.
Да, но сумашедшему так и кажется, что он мыслит здраво, а все окружающие нет. Я помню, как в течение полугода днём я училась в институте, потом ещё ходила на тренировки в волейбольную секцию и на репетиции в институтскую театральную студию, а в ночь выходила на работу на мясокомбинат. Оттуда напрямую ехала в институт. Домой я попадала около шести вечера, и то не каждый день. Нас тогда в одной комнате жило пять человек. Я, мама, и моя двоюродная сестра с двумя пацанами: шести и двенадцати лет. Есть я уже не могла от усталости, выгоняла всех на пять минут из комнаты, кидала матрас на пол и засыпала. Дальше они могли ходить через меня, играть на мне, кричать, визжать, ругаться, я ничего не слышала и не замечала. В девять мама начинала меня будить.
- Алина, вставай, тебе пора на работу.
- На какую ещё работу? Я же вчера ещё особым декретом отменила любую работу.
- На твою работу, на мясокомбинате, в ночную смену, - терпеливо объясняла она мне.
- Сколько можно говорить? Работу на мясокомбинате я отменила в первую очередь, так как убийство животных не соответствует нормам общечеловеческой морали. А кто нарушит мой запрет, того самого отправят в убойный цех. Надо не забыть дать указание изменить ГОСТы под новый вид продукции. Секретарь, запишите пожалуйста. Завтра напомните мне.
Мама и сестра тихо шизели от таких диалогов, племянники ухохатывались, а я думала сквозь сон:
- Какие все вокруг идиоты! Я говорю такие умные мысли, каждая из которых достойна, чтобы её выбили в камне и оставили в назидание потомкам, а они их не понимают!
С трудом, но до моего сознания удавалось достучаться, я поднималась, умывалась, закидывала что-то съестное в рот, а тетрадки на следующий день - в дипломат, и выходила на мороз. В автобусе я тоже спала, но там мешали отмерзающие ноги. Время от времени приходилось шевелить пальцами. Инстинкт самосохранения сильнее сна.
Тогда я перестала смеяться над сумашедшими. Я их стала понимать. Они действительно именно так ощущали реальность, а окружающие не могли до них достучаться. И чья это проблема, спрашивается? Если вы нормальны, то вам проще понять другого, вы же можете признать, что существует ещё множество других реальностей.
Всё-таки будем исходить из предпосылки, что я нормальна. Если не нормальна, то можно не дёргаться, а оставить всё, как есть. Хуже не будет.
На чём я там остановилась? Сколько денег надо дать с собой детям в Адлер. Пока я насчитала шесть тысяч. Ещё на прокорм, и, наверняка им захочется удовольствий. Если посвятить их в проблему, от удовольствий они, несомненно, откажутся. И на еде начнут экономить. Но в том то и дело, что я не хочу их посвящать. Значит, для начала на первые две недели по сто рублей на человека в день. Итого две восемьсот. Короче три. Девять тысяч. Десять для ровного счёта. Сейчас у меня сто долларов плюс почти девятьсот рублей. В сумочке, которую я забрала из машины, рублей триста. И Лёша оставлял для проплаты кредита двести долларов. Я их пока позаимствую. За неделю что-нибудь придумаю. А менять доллары придётся Женьке, дочке. Она постарше. Может и проскочит, не посмотрят на возраст. А ведь что-то говорили про то, что теперь без паспортов можно будет менять валюту? Тогда этот стольник я и сама поменяю. Или к менялам. Бабку могут попытаться ограбить, так что надо быть начеку. Детям будет с чем ехать в вокзальную кассу. Жалко, я без их документов не могу взять билеты. А может, забронировать можно? Или по моему паспорту дадут, они же там вписаны?
Оставив машину недалеко от метро, я поехала на вокзал. Поезд до Адлера уходил в 19-55. Выстояла очередь, но не такую уж и большую по сравнению с былыми временами.
- Билеты до Адлера есть?
- Сейчас посмотрю, но не было. Нет. Подождите, вот появились, видимо кто-то сдал. Давайте документы.
- Вы знаете, билеты нужны детям, а у меня детских документов нет. Всё так неожиданно получилось. Им по семейным обстоятельствам необходимо ехать. Может можно по маминому паспорту, они там вписаны.
- Вообще то, бабуля, так нельзя, нужно свидетельство о рождении, но эти билеты уйдут в течение пяти минут. Что с вами делать?
- А номера свидетельств там на бумажке записаны, - обрадовалась я.
- Хорошо. Не зря же вы в очереди стояли. Давайте мамин паспорт. Дети несовершеннолетние?
- Да.
Верный признак, что ты на правильном пути, если дело, которое по всем статьям не должно было выгореть, идёт как по маслу. Во-первых, где вы видели в начале июля билеты на юг? Во-вторых, мне их действительно не должны были дать, я как-то уже пробовала так. Пришлось ехать за свидетельствами о рождении. Ну, теперь мне их гораздо легче отправить, коль билеты в кармане. Сопротивления будет гораздо меньше. У них почти сутки на подготовку к отъезду. Только как это сделать? Сначала позвоню, скажу, чтобы собирались к бабушке. Урегулирую все вопросы. А потом перезвоню, скажу, что у меня срочное дело за городом. Буду только завтра вечером. А билеты им привезёт якобы моя пожилая пациентка.
За какое время я смогу разобраться? И смогу ли вообще? Прочь пораженческие настроения. Я справлюсь. И предельный срок, который я себе определяю - месяц. А лучше бы управиться быстрее.
Надо написать два варианта заявлений на работу: по собственному желанию и на отпуск за свой счёт. Пусть выбирают, какое им больше нравится. Буду надеяться, мой почерк не изменился. Могут, конечно, и по статье уволить, но вряд ли они на это пойдут.
Самое тяжёлое - врать близким. Я звонила детям дважды и поэтапно врала. Сначала порадовала якобы заказанной книгой и предстоящей поездкой. Сказала, что буду поздно вечером, и чтобы они уже собирались. А после того, как поставила машину в гараж и снова выбралась к метро, пришлось рассказывать сказки про то, что сижу на родах у боксёрихи, и похоже, они тут затянутся надолго. Раньше середины следующего дня не управлюсь. Билеты и деньги им подвезёт старушка. И пусть они её оставят ночевать у нас. Если что, она им и собраться поможет. И заявление на работу пусть отнесут. И ведь приняли всё за чистую монету. Дочка обрадовалась, а сын сначала был недоволен. Он не иначе, как сегодня купил интернет-карту и уже успел её активировать. Конечно, он бы хотел, чтобы я его заранее предупредила. Он прав. Такие дела с кондачка не делаются. Но не буду же я ему рассказывать про мои форс-мажорные обстоятельства. Тем более, что говорить я должна была как можно короче. В девяносто шесть лет трудно говорить молодым голосом. Сносные результаты получались, если я говорила полушёпотом и на полтона выше, чем обычно. После каждого разговора я себя ощущала грузчиком, в одиночку выгрузившим вагон с солью. В мешках по семьдесят килограммов. А в перерыве в общении с подрастающим поколением я составляла план действий.
Цель - возращение молодости. Мои законные тридцать девять будем считать молодостью. Да что там говорить! На фоне меня девяностошестилетней я бы смотрелась совсем юной.
Сроки. Месяц. За месяц я должна решить основную проблему. Даже если не удастся вернуть прежний возраст, то хотя бы помолодеть лет до шестидесяти, когда не будешь ежеминутно ждать прихода смерти. Через месяц приедет из командировки Лёшик. Да и дети долго на югах не выдержат. Запросятся домой. И ещё. Через месяц намечалось одно событие. Торжественная регистрация наших с Лёшкой отношений. Не идти же ему в ЗАГС со старухой!
Пути достижения. Конечно, можно всякую оздоровительную литературу почитать. И я даже знаю, что. И кое-что поделать. Догадываюсь, как. И биодобавочки попить. Не зря же я лекции по ним читала. По крайней мере, знаю, что и зачем пить, а не наобум святых. В интернете полазать, может, чего накопаю. Но это полумеры. А главное, как мне кажется, разыскать того мужичка с курцхааром. Не случайно же он мне тогда встретился. Что за задачку он мне задал? В четырнадцатом году он собаку брал! Человек или бредит, или владеет секретом вечной молодости. И в свете последних событий сдаётся мне, что он не сумашедший. И встретился мне не случайно.
Обеспечение. Хреновое. Работать врачом, само собой, я не могу. В школу крупье меня, ясный пень, не возьмут. Где достать деньги, я ещё не знаю. Деньги нужны на детей, все обычные выплаты и про себя не забыть, деньги просто необходимы для того, чтобы чувствовать себя свободной. Экономить некогда. Надо тачку поймать - лови, углядела нужную книгу - покупай. Может, на курсы какие сходить? Что-нибудь такое, эдакое, паранормальное. Раньше над такими вещами посмеивалась, а сейчас не буду. Более параномальной ситуации, чем у меня и придумать трудно. Курсы тоже денежек стоят. А где их взять? Но что-нибудь придумаю. Из вещей ничего продавать нельзя. Если что со мной случится, у детей должен быть резервный фонд. Да, по большому счёту, и продавать то у нас нечего. Излишков не запасали. Всё, что есть у нас в доме, используется. Всё для чего-нибудь, да нужно. Хотя приеду домой, посмотрю. Может, и найду чего.
Один прокол я всё-таки допустила. Грейлис фон Цвингер Арлокс Барбаросса, а для друзей попросту Грелка, скакала в коридоре так, как скачет она только для меня. Детям и Лёшику она, конечно, тоже радуется, но я - особый случай. Я - любимая хозяйка. И прыгает она почти до потолка. Благо, шнауцеры все прыгучие, и цверги не исключение. Дети смотрели на это действо изумлённо, а мне пришлось выкручиваться.
- Я жила в соседнем дворе, и когда ваша Грелка была щенком, у меня тоже был молодой пёс. И так всё время получалось, что когда с ней гуляла ваша мама, мы встречались. А теперь давно не виделись, вот она и радуется.
Ничего, проглотили. А я хоть посмотрю, как они с посторонними общаются. Молодцы, слегка подубрались к приезду постороннего человека, чаю предложили. Мне бы чего посерьёзней. Но и тут молодцы. Вытащили из холодильника всё, что там было. Ужина как такового, конечно, у нас не было. Кто готовить то будет? Я ради Лёшика ещё иногда колдолвала над плитой. Но яйца всегда у нас присутствовали. Сыр, творог, зелёный горошек. Замороженные овощи. Фрикадельки. Завтрашний день у меня всё равно занят детьми. Пока не посажу их на поезд, ничем другим заниматься не буду. Надо им на дорожку хоть еды приготовить. Пусть напоследок вкусно поедят.
Сынуля, нагибаясь в кухонном коридорчике под антресолью, отправился за компьютер, в свой любимый интернет. Выбивать свежекупленную карту. Мне, однако, ещё по телефону пришлось пообещать ему компенсацию за неиспользованное время. Сказала, что кому-нибудь продам. А на самом деле сама буду лазать по паутине. Мне сейчас нужно много информации к размышлению. Дочка заботливо подкладывала мне всякие вкусности.
- Галина Дементьевна, вам бутерброды с маслом или без?
- Без. Спасибо, доченька. Если не возражаешь, я завтра с утра вам приготовлю поесть.
- А вам это нетрудно?
- Постоять у плиты мне ещё не трудно.
Странно чувствовать себя в своём же доме гостьей. Я как могла, старалась вжиться в эту роль, чтобы случайно не выдать себя. Сидела барыней за столом, пока Марьяна ухаживала за Галиной Дементьевной. Псевдоним я выбрала по созвучию со своим родным именем. Если я откликнусь на «Алину», то всегда можно будет отговориться тем, что ослышалась.
Второй прокол я допустила тут же, за столом. Марьяна наблюдала, какие бутерброды я себе сооружаю.
- Надо же, вы любите то же, что и моя мама. И бутерброды делаете также, как она. Кладёте самые разные продукты на маленькие кусочки булки.
- Такие бутерброды называются канапками, их делают обычно в Польше. За стол не садятся, пока не наделают целое блюдо таких канапок. У меня дед поляк, он так любил и нас всех приучил.
- А мама была в Польше, и там ей очень понравилось, как её угощали в обычных семьях. Мы ещё маленькими были, она без нас ездила. Ей представилась возможность бесплатно съездить, вот она и поехала.
Ту поездку я хорошо запомнила. Впечатлений было море. Железный занавес пал совсем недавно, для большинства заграница была внове. Больше всего удивляла разница в достатке. Дома все красивые, удобные, в магазинах всего завались. А в день нашего возвращения путч. Как мы жалели, что мы не задержались в Польше на один день. Тогда смело могли бы просить политического убежища. Какой бы я не была патриоткой, я же не дура, и хорошо видела, что Россия становится криминальной зоной. Был момент, и я могла сложить голову в жерновах перестройки. Сейчас, конечно, Россия снова становится цивилизованной, но шараханья от развитого социализма до неразвитого капитализма даром не проходят.
Болтая, мы поужинали. Я тут же схватилась мыть посуду. Алина так вряд ли бы поступила, в гостях да, а дома нет. Почему так? Как назло, беспрестанно звонил телефон. Всем была нужна Алина, но её не было. Была Галина Дементьевна, девяноста шести лет отроду.
Хоть и поздно, но дети легли спать. Мне постелили на моей же кровати. Только вот заснуть я никак не могла. Да и было отчего. Промаявшись с полчаса я вспомнила, что всегда хвалилась тем, что стоит мне положить голову на подушку, через две минуты я уже сплю. Попробовала восстановить моё обычное состояние, и если не через две, то через пять минут я уже точно спала.
Следующий день прошёл суматошно. С утра мы пронеслись по Апрашке, закупив всё необходимое из одежды. По дороге домой заскочили в «Пятёрочку». Я специально отвлекла детей от хлебного отдела. Зато, когда мы переступили порог квартиры, я всплеснула руками.
- Ой, голова моя садовая, булки и хлеба то не купили!
- Я сейчас сбегаю, - моментально откликнулся сын.
- Знаешь, мне что-то прогуляться хочется. А вам тут всё равно собираться надо. В чемоданы пока не укладывайте, я помогу вам всё разложить поудобнее и поэкономичнее.
На самом деле маме Алине пора было звонить детям и говорить, что она застряла на родах надолго и приехать проводить детей никак не может. Вот такая нерадивая мамаша. Телефонных автоматов в нашем спальном районе днём с огнём не сыщешь. Пришлось включать предусмотрительно выключенный мобильник и минут десять разговаривать по нему. Естественно, я выслушала море упрёков, даже слёзы были. Но цели я достигла. Ввела детей в заблуждение, и сказала, что Галина Дементьевна всё сделает за меня. И ещё лучше. Она хоть и старушка, но шустрая и деловая. Что они и подтвердили, сказав, что в магазинах и на рынке она помогала им не хуже меня. Ещё бы!
На вокзале дети всё-таки до последнего выглядывали меня в толпе. Не зная, что я стою тут вот, рядышком. Всё надеялись, что я освобожусь каким-то чудом и прибегу их проводить.
Как я хочу их снова увидеть! А для этого мне нужно много работать с собой. Поцеловать их на прощание я постеснялась. Не буду ли я об этом потом жалеть? Мне стало тошно, захотелось завыть в голос. Состав дёрнулся, плавно набрал скорость, увозя тех, ради кого я была готова на любые подвиги. Во что бы то ни стало я должна вернуть то, что у меня украли. Молодость.
Кстати, было бы неплохо разобраться каким образом, кто и зачем своровал мои годы.